Задатки юного диссидента, по-видимому, врожденные, были мною бездарно профуканы и утрачены с годами.
А как все начиналось!
61-й год... Мне 6 лет. Только что отгремел ХХII съезд КПСС, и трехстраничные, обычно, "Известия" распухли от Отчетного доклада ЦК.
Над текстом каждой из десяти, примерно, страниц крупным жирным шрифтом было набрано "Речь товарища Н.С.Хрущева".
Что-то неуловимое мешало мне в этой незатейливой фразе и взывало к немедленному действию.
Взяв черный карандаш, я прошелся рукой корректора по всем заголовкам – после слова "товарищ" поставил запятую, а между Н и С вставил букву О.
Речь товарища, нос Хрущева (как сегодня помню, насколько раздражала меня совершенно неуместная точка после С).
И увидел я, что это хорошо, потому что фраза приобрела законченный и информационно насыщенный вид.
Папе, судя по всему, так не показалось.
- Этот далеко пойдет, - сказал он маме вечером.
То был мой звездный год, хотя следующая акция вызвала резко негативную реакцию широкой общественности - я изрисовал стены подъезда шестиконечными звездами... Фраза взята из сформулированного мамой обвинительного заключения.
"Изрисовал стены"!!! Во-первых, это была стена, примыкавшая к двери нашей квартиры, что служило, в моих глазах, безусловным смягчающим обстоятельством.
А во-вторых, звезд было всего три.
Разумеется, я знать не знал, кто такие евреи. Даже слова такого не слышал (это уже позже в школе мне все объяснили) и ни о какой символике не ведал.
Не помню, почему шестиконечные...
Видимо, это были первые ростки моей любви к геометрии, которые, впрочем, никого не обрадовали.
Наказание, по совокупности обвинений в сионизме и вандализме, определилось суровое - папа на целую неделю перенес назначенный на воскресенье запуск ракеты на водяном двигателе, а старт уже был проанонсирован среди пацанов, и самым из них приближенным было обещано по паре качков ручкой насоса...
С этого дня начинается мое неостановимое скатывание в пучину оголтелого конформизма.
То есть, нет, поначалу я читал "Пионерскую правду" и совершенно искренне жалел всех американских детей,
в паническом ужасе представляя себе свою альтернативу.
Ведь родись я в Америке, что ждало меня там, кроме вагонетки с углем в тесном стволе шахты?!
Но наступил 67-ой год... Мой пятый класс.
Дома повисла необъяснимая тревога и зазвучали какие-то странные непонятные разговоры.
- Будет война? - спросила мама у папы в один из майских дней.
Это уже был перебор. Вы о чем?!
Война все-таки началась...
Эти шесть дней и последующие недели и месяцы перевернули во мне все.
Футбол, шахматы и фантастика внезапно оказались напрочь замещены политикой, географией и историей маленького клочка земли.
Это все благодаря папе, конечно - почитать что-либо об Израиле в ту пору можно было, разве что, в "Правде" или "Известиях", на страницах которых трудовые коллективы фабрик и заводов, представители студенчества и колхозного крестьянства, техническая интеллигенция и вся прогрессивная общественность в едином порыве гневно клеймили и требовали обуздать и призвать к ответу зарвавшегося агрессора.
А бывший вечно живой Борис Ефимов на тех же страницах рисовал крючконосых уродцев верхом на танках, подталкиваемых долговязым козлобородым дядюшкой Сэмом в цилиндре.
В телевизоре журналист-международник Анатолий Потапов изменившимся лицом, со злобно лающими интонациями гвоздил правящие круги Израиля (с оглушительным ударением на "а"), а в новостях первые три дня сообщалось о кратных десяти числах сбитых израильских самолетов...
Но были и другие новости...
- Глядя из Лондона! - разносилось в ночной тишине...
У папы был экспортный ВЭФ с малодоступными для советских людей 13-ти, 16-ти и 19-тиметровыми диапазонами коротких волн.
Мягкий интеллигентный баритон Анатолия Максимовича Гольдберга обволакивал, не давая ни малейшего повода усомниться в правдивости его слов.
Так впервые советская власть была застукана мною на злобной и наглой лжи...
Не помню, чтобы кто-то вел со мной разговоры об осторожности, как-то само собой установилось: дома - одни новости, вне дома – другие.
В дальнейшем, умение читать новости между строк развивалось и совершенствовалось, а хорошая память обеспечивала мирное сосуществование с системой при изучении общественных дисциплин.
Процесс увенчался оценкой "отлично" по Научному коммунизму...
Разумеется, ни при каких условиях, я бы не стал обличать уезжавших в Израиль на комсомольских собраниях.
Но и на площадь бы не вышел.
"И в декабре не каждый декабрист..."
Когда случается рассказывать детям о перипетиях тамошней жизни, и речь заходит об этом аспекте, я, к счастью, вижу недоумение в их глазах.
Надеюсь, это единственное, в чем они мне не очень верят...