Глава 1. Невенчанная жена Пушкина
«Мороз и солнце; день чудесный!».
Как часто после дождливых осенних дней, когда ударяют первые морозы и выпадает снег, мы повторяем эти строки из стихотворения А.С. Пушкина «Зимнее утро», выученное нами еще в третьем классе. Мы восхищаемся, как просто, как изумительно точно и великолепно передана русская природа. Стихотворение поэт написал в селе Павловском 3 ноября 1829 г., Старицкого уезда, Тверской губернии, в имении Прасковьи Александровны Осиповой (по первому мужу Вульф). Поэт заехал навестить уважаемую им хозяйку усадьбы Тригорское, свою соседку в Михайловском, и ее детей. 12 октября он выехал из Москвы, а 15 октября уже был в Малинниках, где проживало семейство Вульф. Гостеприимные хозяева его всегда приветливо встречали. В селе Павловское, которое находилось недалеко от Малинников, многое напоминало ему родное Михайловское: и дом в родной рощице, и жившие там тригорские барышни с их милым радушием, и долина реки, и холмы, и леса. Удивительно спокойная жизнь в провинции резко контрастировала с теми бурными событиями, которые происходили на Кавказе. Эту тихую, такую мирную атмосферу бытия не мог не отразить в стихах поэт. 2 ноября было готово стихотворение «Что делать нам в деревне?»
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединенье!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданная семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы), —
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шепот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
Приезд девиц и их матери всколыхнул воспоминания, поэт унесся в прошлые годы, туда, в родную деревню, в Михайловское, к тем чувствам, которые там испытывал, и за одну ночь был создан шедевр. А внимательному читателю подсказал, какие просторы и какой пейзаж он описывал:
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.
Михайловское было для Пушкина родным, единственным домом. В Москве и Петербурге у него не было домашнего крова, он ютился по гостиницам или останавливался у друзей.
9 ноября 1826 г. он приехал в Михайловское и сразу написал П.А. Вяземскому: «Вот я в деревне... Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни - ей-богу приятнее щекочет сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр». По воспоминаниям М. И. Осиповой, он в этот приезд выглядел скучным, утомленным: «Господи, говорит, как у вас тут хорошо! А там-то, там-то, в Петербурге, какая тоска зачастую душит меня!»
А через десять лет он написал стихи, наполненные искренней любовью к этому дорогому для него уголку земли.
Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я - но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
В Михайловском Пушкину прекрасно работалось, одно произведение заканчивалось, и сразу начиналось новое, а порой писал сразу несколько. Вдохновение его не покидало, Муза была рядом. Помимо большого числа стихотворений поэт завершил поэму «Цыгане», начатую еще на юге, создал трагедию «Борис Годунов», сатирическую поэму «Граф Нулин», а также главы, со второй по шестую, «Евгения Онегина» и автобиографические «Записки». За вторую же половину 20-х годов (1826—1830) до Болдинской осени, Пушкиным было полностью написано только одно крупное произведение - историко-героическая поэма «Полтава», и продолжалась работа над седьмой главой «Евгений Онегин».
«Через десять лет он писал:
Здесь меня таинственным щитом
Святое провиденье осенило,
Поэзия, как Ангел-утешитель, спасла меня
И я воскрес душой».
А была ли реальная Муза в это время рядом с Пушкиным, которая своим присутствием создавала ту атмосферу, в которой легко творилось? Была, и именно ей посвящено стихотворение «Зимнее утро»:
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный -
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
Уже взошло солнца, а красавица дремлет в его комнате, она нежится и не торопится вставать.
Разъяснение слову «нега» находим в словаре С. И. Ожегова
1. Полное довольство. Жить в неге.
2. Блаженство, приятное состояние. Предаться неге.
Навстречу утренней заре поэт умоляет ее встать и предстать перед ним (явись) во всей красе звезды всего Севера. Красавицы на севере были русоволосыми, с длинными косами, с пылающим румянцем на белоснежной коже. Его восторг и восхищение сохранившегося образа даже через четыре года вызвал бурю эмоций, которые вылились в изумительное описание русской природы зимой.
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
И снова его мысль возвращается туда, в небольшую комнату, где трещит затопленная печь, и ему «приятно думать у лежанки».
«Лежанка – место для лежания, сна. Часто в русской избе устраивалась лежанка на невысоком выступе (на уровне современной кровати) у русской печки, на котором, греясь, отдыхали или спали».
Предлог «у» здесь удивительно многозначен. Не написал автор «на лежанке», что совершенно спокойно вписывалось в строку, а этим предлогом уточнил свое место расположения: не у окна, не на диване, не в кресле, не за столом, а около лежанки, на которой, как надо догадываться, находилась красавица. И именно здесь, у лежанки, в обстановке душевного спокойствия и блаженства хорошо думалось и творилось.
Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?
А дальше для читателя начала XIX века становилось понятным, кем была для поэта красавица
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
В пушкинские времена в переписке обращались часто муж к жене, используя устоявшуюся идиому: «друг милый» (милый в этом словосочетании означал – любимый»). Генерал П.П. Коновницын после Бородинской битвы написал жене 27 августа 1812 г. из Можайска: «Я два месяца, мой друг милый, ни строчки от тебя не имею…. Друг ты мой сердечный, жива ли ты? Бог мой, не разлучи меня единой в жизни отрады! Ах, что дети, живы ли они?». Для поэта, судя по стихотворению, красавица была женой, он ее приглашает прокатиться по просторам имения, на виду у всех. Их отношения уже устоялись, их и не скрывали. И через годы Пушкин с теплотой вспоминает тот семейный уют, который был в доме. О женитьбе он в то время не думал, считая, что по натуре он просто рожден для холостяцкой жизни.
Через месяц после приезда в Москву из ссылки в Михайловское поэт решительно изменил свое мнение в отношении брака, и ему в первый раз в жизни захотелось жениться. Он познакомился с Софьей Федоровной Пушкиной. В письме из Пскова к поэту В. П. Зубкову, мужу сестры Софьи, он изложил четко все доводы в пользу своего нового решения: «Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, т.-е. познать счастье», но Пушкину отказали. Он узнал позже, что Софья уже помолвлена, а через месяц она вышла замуж.
Пушкин ухаживал за младшей дочерью Римского - Корсакова, Александрой, высокой, стройной, с бархатными глазами красавицей, отношения не сложились.
Зимой 1826–27 года Пушкин ездил чуть ли не каждый день в дом Ушаковых, который был одним из самых хлебосольных и гостеприимных в Москве. Из двух сестер Ушаковых младшая, Елизавета, была красивее, но Пушкин заинтересовался старшею, Екатериной. «Екатерина Ушакова, - отмечал П.И. Бартенев, - была в полном смысле красавица: блондинка с пепельными волосами, темно-голубыми глазами, роста среднего, густые косы нависли до колен, выражение лица очень умное. Она любила заниматься литературою. Много было у нее женихов; но по молодости лет она не спешила замуж». Они втроем читали стихи, слушали музыку, дурачились и заполняли бесконечными карикатурами и записями альбомы Екатерины и Елизаветы. Екатерина была влюблена в поэта, но предложение сделать Пушкин так и не собрался.
Пушкин в это время вступил в число поклонников прелестной Александры Россет (фрейлины императрицы), которых у красавицы было несметное количество. Благонравный В.А. Жуковский сватался за нее. Ее влюбленно воспевали князь П.А. Вяземский, В. Туманский, Хомяков, Лермонтов, Соболевский. Большим успехом пользовалась она и при дворе, ею увлекались великий князь Михаил Павлович и сам император Николай. Но она отказала поэту, как отказала многим другим, за исключением императора (ему отказать не имела права)
Зимой 1827 г. на балу у графини Е.М. Хитрово Пушкин встретил 19-летнюю Анну Оленину, поэт страстно увлекся ею, мечтал о браке, почти ежедневно бывал летом 1828 г. у Олениных, гулял с ней в Летнем саду вместе с Вяземским и Плетневым. В середине августа Пушкин, когда Олениной исполнилось 20 лет, посватался к ней, предложил ей свою руку и сердце, но получил решительный отказ. Оленины не желали этого брака. В период сватовства к Олениной у Пушкина были две любовные связи с 28-летней А.П. Керн и с 35-летней Аграфеной Федоровной Закревской, урожденной графиней Толстой.
В Москве в декабре 1828 г. поэт узнал, что Екатерина Ушакова помолвлена за Долгорукова. На вопрос Пушкина: «С чем же я-то остался?» - обиженная изменой Ушакова ответила язвительно: «С оленьими рогами». Вернувшись в Москву, весной 1829 года, Пушкин вновь летит в дом Ушаковых. Собрав порочащие сведения о Долгорукове, поэту удалось расстроить эту свадьбу. После продолжительной переписки Екатерина согласилась выйти за него замуж.
Но в это время произошли резкие перемены в настроении поэта. В начале апреля 1829 Ф. И. Толстой официально представил Пушкина Гончаровым. Поэт получил приглашение бывать у них в доме. 1 мая Пушкин через Федора Ивановича Толстого обратился к ее матери, Натальи Ивановне, и попросил руки ее дочери, Натальи. Ответ матери был весьма неопределенным, она уклончиво сослалась на молодость Натальи. Пушкину не отказали, но предлагали повременить с окончательным решением. В сентябре 1829 г. Пушкин возвратился с Кавказа в Москву и по прибытии сразу нанес визит Гончаровым, но принят был матерью и дочерью весьма холодно и сухо. «Сколько мук ожидало меня по возвращении, - писал Пушкин в апреле своей будущей теще, - Ваше молчание, Ваша холодность, та рассеянность и то безразличие, с каким приняла меня м-ль Натали... У меня не хватило мужества объясниться - и я уехал в Петербург в полном отчаянии». Мучительные переживания Пушкина претворились в проникновенные строки:
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Ноябрь 1829
Пушкин понимал, что у мужчины в 30 лет должна быть семья, дети. Все его попытки ее создать оказались безуспешным, - везде получал отказ. Холодный прием у Гончаровых однозначно был им воспринят как отказ. В расстроенном состоянии 15 октября прибыл в Малинники. И здесь из памяти всплыло то необыкновенное состояние, когда его красавица была всегда рядом с ним, и он был счастлив. Закралась мысль, а может быть, он создан для деревенской жизни, и вся мишура балов, дворцов не для него. Может быть, ему здесь, в провинции, надо найти свою суженную, и, наверняка, здесь в тиши он сможет творить, писать и создать еще много нового.
Кто же была эта красавица, которая коротала дни ссылки в Михайловском?
Женщин (из дворян), с которыми общался поэт в Михайловском, было немного. Кроме матери Надежды Осиповны Ганнибал была лишь владелица соседнего имения Тригорское, Прасковья Александровна Осипова (Вульф), сестра которой, Елизавета, вышла замуж за Якова Исааковича Ганнибала (двоюродного брата Надежды Осиповны). Пушкин приходился Прасковье Александровне дальним родственником по линии матери.
Прасковья Александровна была на 18 лет старше поэта, относилась к нему как к своему любимому сыну, была в курсе всех проблем Пушкина, волновалась за него, старалась помочь ему. Она устраивала его земельные и хозяйственные дела, тщательно исполняла его поручения, заботилась о его доходах, давала ему практические советы и указания. В одном из писем она предложила ему стать «Вашей управительницей». Поэт ценил ее, за ее ум, убеждения и искренность. Она была образованной, начитанной женщиной, хорошо разбирающейся в поэзии. «Здесь мне очень весело. Прасковью Александровну я люблю душевно…», - писал Пушкин из Малинников в Петербург Дельвигу в середине ноября 1828 г. Когда в 1825 г. Пушкин закончил 1-ю главу «Евгения Онегина», то первый ее экземпляр он преподнес ей с надписью «Прасковье Александровне Осиповой от Автора в знак глубочайшего уважения и преданности». Пушкин посвятил Осиповой целый ряд своих произведений: «Подражания Корану», «П. А. Осиповой», «Простите, верные дубравы…» (записал ей в альбом 17 августа 1817 года), «Цветы последние милей…» (16 октября 1825 года). О его отношении к ней узнаем из его письма: «Вчера получил я, сударыня, ваше письмо от 31-го. Вы не можете себе представить, до какой степени я тронут этим знаком внимания, расположения и памяти обо мне. Он проник до глубины моей души, и из глубины души благодарю вас». Когда гроб с телом поэта привезли в Тригорское, она сразу же взяла все заботы и расходы по похоронам поэта на себя. «Никто из родных так на могиле и не был. Жена приехала только через два года, в 1839 году» - в воспоминаниях отметила старшая дочь Прасковьи Александровны, Анна.
В Тригорском Пушкина окружало общество прелестных девушек: симпатичных и образованных дочерей от первого брака Прасковьи Александровны, Анны и Евпраксии Вульф, дочери второго мужа Осипова, Александры. Наездами в Тригорское приезжали племянницы Анна Ивановна Вульф и Анна Петровна Керн. Во время их встреч всегда было много веселья, разговоров о поэзии, и как в гимназическом классе признаний в любви, флирта и ревности. Однако помимо общих беззаботных прогулок по парку, танцев, разговоров в гостиной и поцелуев, ничего серьезного в их отношениях не было, хотя чувства к нему некоторые из них испытывали весьма глубокие и мечтали выйти за него замуж
Старшая дочь Анна, ровесница Пушкина, была впечатлительной, начитанной и мечтательной натурой. Пушкин недолго увлекался ею, и посвятил ей стихотворения «Хотя стишки на именины…», «Анне Н. Вульф», «Я был свидетелем златой твоей весны…» и «Нет ни в чем вам благодати…» (все - 1825). Она полюбила его на всю жизнь. Личная жизнь Анны Николаевны так и не сложилась. Эта любовь стала для Анны и счастьем, и мукою одновременно.
Младшая дочь Евпраксия, или Зизи, Зина, как звали ее домашние, в 1825 г. была хорошенькой пятнадцатилетней девушкой, живой и веселой. Она любила изображать из себя «хозяйку пиров» и лично разливала по чашам серебряным ковшиком жженку (коктейль из зажженного рома и вина с сахаром, иногда с пряностями и фруктами). Ее сестра Анна вспоминала: «Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтобы она заваривала жженку». Их изначально бурные любовно-игривые отношения со временем переросли в спокойную и добрую дружбу. Евпраксия вышла замуж через несколько месяцев после женитьбы Пушкина за барона Б. А. Вревского, родила 11 детей.
Анна Ивановна Вульф, ровесница Пушкина, дочь тверского помещика И. И. Вульфа, племянница первого мужа Прасковьи Александровны, была умной, образованной и обаятельной девушкой. Пушкин впервые встретился с ней в Тригорском, когда ей было, как и Пушкину, 18 лет. В марте 1825 года он признавался брату Льву в этом своем увлечении (он звал ее Нетти): «Я влюбился и миртильничаю». В 1834 г. Анна Ивановна Вульф вышла замуж за поручика корпуса инженеров путей сообщения В. И. Трувеллера и через полтора года умерла при родах.
Падчерице, дочери второго мужа Осипова, Александре Ивановне Осиповой (Алине), в 1825 году исполнилось 20 лет. Это была умная, привлекательная, грациозная девушка, обладавшая пылкой артистической натурой, великолепно играла на фортепиано. Отношения у поэта к ней всегда оставались дружескими.
Анна Петровна Керн, дочь Екатерины Ивановны Вульф, сестры первого мужа Прасковьи Александровны, была выдана в 17 лет за 52 летнего генерала Е.Ф. Керн. «Мои родители, видя, что он даже в тот момент, когда женится на их дочери, не может позабыть свою любовницу, позволили этому совершиться, и я была принесена в жертву» – написала Анна в своем дневнике. В 1818 г. родилась дочь Катя, потом - еще две девочки, жизнь которых оказалась короткой. Ей было 20 лет, когда она впервые серьезно влюбилась - имя ее избранника неизвестно, она называла его в дневнике «Шиповником». В Лубне Полтавской губернии у нее завязалась любовная связь с егерским офицером, а затем в 1824 г. - с полтавским помещиком А. Г. Родзянко, имение которого Пушкин посетил по дороге в ссылку из Одессы в Михайловское. В письме от 8 декабря 1824 г. Пушкин писал Родзянко из Михайловского: «Объясни мне, милый, что такое А. П. Керн, которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь - но славны Лубны за горами. На всякий случай, зная твою влюбчивость и необыкновенные таланты во всех отношениях, полагаю дело твое сделанным или полусделанным». И приложил свое шутливое стихотворение
Ты прав: что может быть важней
На свете женщины прекрасной?
Улыбка, взор ее очей
Дороже злата и честей,
Дороже славы разногласной...
Поговорим опять о ней.
Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей;
И счастлив, кто разделит с ней,
Сию приятную заботу».
Слухи о похождениях Керн шлейфом тянулись за ней и доходили до Михайловского. Когда она приехала навестить в Тригорское свою тетку Прасковью Александровну, то ее привлекательность и доступность была тем притягательным моментом, который не давал покоя поэту, сводил его с ума, и он грезил, представляя ее в своих объятиях. Пушкин часто, почти ежедневно появлялся в Тригорском, слушал, как она пела, читал ей свои стихи. Он пытался ее покорить, но она предпочла его другому, Алексею Вульфу, сыну Прасковьи Александровны, который поехал за ней в Ригу, где служил комендантом супруг Анны, генерал Е Ф. Керн. Александр Сергеевич в письме к Алексею Вульфу задал язвительный вопрос: «что делает вавилонская блудница Анна Петровна?» Связь ее с Алексеем продолжалась четыре года. От мужа она через некоторое время уехала в Петербург, оказалась в обществе литераторов и композиторов. Список оказавшихся в постели с ней, как перечисляют пушкинисты, оказался внушительным, двузначным. Среди побывавших был и сам Пушкин, и Глинка, и брат Пушкина, Лев, и Соболевский, и барон Вревский, будущий муж Зизи, и многие другие.
В 1837 г. генерала Е.Ф. Керна уволили в отставку, а в 1841 он умер. Анна Петровна, как вдова генерала, могла получать приличную пенсию, но она вышла замуж за своего родственника 20-летнего Александра Маркова-Виноградского, к тому времени только что закончившего кадетский корпус. Она была старше своего возлюбленного на 20 лет. Когда они встретились, ему было 16 лет, а ей - 36, в 1839 г. у них родился мальчик Саша. Она была счастлива в браке, хотя жила очень бедно. Прожили они вместе почти сорок лет. В январе 1879 г. в селе Прямухине от рака скончался А.В. Марков-Виноградский, муж Анны Керн, а через четыре месяца ушла из жизни Анна Петровна в Москве в возрасте 79 лет. Сын Марковых-Виноградских, с детства отличавшийся слабым здоровьем, покончил собой вскоре после смерти родителей. Ему было около 40 лет
Пушкинисты убеждают нас, что стихотворение «Я помню чудное мгновенье» обращено «К…» Анне Керн. Свое утверждение они основывают на описании ее проводов в Тригорском 19 июля. Пушкин принес экземпляр второй главы «Евгения Онегина», из листов которых выпал сложенный вчетверо лист бумаги со стихами «Я помню чудное мгновенье». Как далее писала Анна Петровна: «Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю». Почему Пушкин решил вернуть себе листок? Он был явно не предназначен Анне Керн. Если бы действительно он посвящал эти стихи ей, то эта драгоценность была бы передана в торжественной обстановке, сопровождаемой очень важными для влюбленного человека словами. А получилось скомкано, Анна забрала по сути дела то, что ей не принадлежало и благодаря этому, к удивлению, стала знаменитой на столетие.
.
Через полтора месяца Пушкин написал письмо Анне Керн из Михайловского. «Перечитываю Ваше письмо вдоль и поперек и говорю: милая! прелесть! божественная! а потом, ах, мерзкая! Простите, прекрасная и нежная, но это так! Нет никакого сомнения в том, что Вы божественны, но иногда в Вас решительно нет здравого смысла; еще раз простите и утешьтесь, ибо от этого Вы еще прелестнее». Хотя Пушкин в письме называет Анну божественной, но тут же - мерзкой. Он восхищается ее красотой и не более. Зачем красавице нужен характер, важно, чтобы были «глаза, зубы, ручки и ножки». Невозможно поверить, что свое божество Пушкин мог назвать «вавилонской блудницей» и «дурой». Позже вообще, не стесняясь в выражениях, он сообщил Соболевскому в подробностях о своих близких отношениях с ней
Восприятие Пушкиным Анны Керн в Михайловском были далеки от того романтического высоконравственного образа «гения, чистой красоты», которому и посвящены эти стихи. Идеалом красоты в представлении поэта оставалась императрица Елизавета Алексеевна, которую он впервые увидел в лицее.
В первой строке: «Я помню чудное мгновенье» - главным смысловым словом является – мгновение. Это не долгая беседа, не оживленный разговор, это – миг. Во второй и третьей строке – «передо мной явилась ты, как мимолетное видение». Идет расшифровка, в этот миг он увидел ее, и она как видение исчезла моментально. В четвертой строке – самое главное – «как гений чудной красоты». Выражение «гений красоты» в понимании современников Пушкина означает: - «божественная красота». В целом четвертую фразу надо понимать – «божественной, ничем не замутненной душевной (ее глубиной, как у бриллианта) и физической (ее огранкой) красоты». Поэт на миг увидел это великолепие, остолбенел пораженный, как ударом молнии, а запечатленный образ в сознании вызывал трепет и новые ранее не испытываемые чувства.
Но оказавшись в ссылке в Кишиневе, Одессе, в Михайловском, в период «бурь порыв мятежный», со временем ее образ стал тускнеть – «и я забыл твой голос нежный, твои небесные черты».
В заключительных двух строфах – пробуждение. Чем оно вызвано? Считается, что поэт снова увидел своего ангела. Опять вчитаемся в строки: «Душе настало пробужденье: и вот опять явилась ты, как мимолетное виденье.
Как гений чистой красоты».
И здесь главными словами являются: «явилась» и «виденье». Смотрим в «Толковый словарь»:
«явиться – возникать начинать существовать».
«видение - в древние времена Господу было благоугодно открывать и сообщать верующим Свою волю в так называемых видениях, бывших или во время ночи в обыкновенном сне или во время дня».
Нет, поэт не встретился вновь со своим божеством – из небытия во время сна или днем ассоциативно возникло ведение, но такое яркое, такое до боли знакомое, такое любимое, что в душе все перевернулось, и прежние чувства поднялись из глубины и заполнили душу.
Шедевр этот «Я помню чудное мгновенье» не о земной женщине, он – о божественной женщине, которая покорила его сердце с юношеских лет, и которой он был предан всю жизнь.
Что стало причиной появления «видения»? Вполне вероятно, до Михайловского дошла информация, что императрице стало плохо. К лету 1825 г. состояние здоровья императрицы настолько ухудшилось, что лейб-медики Виллие и Штофреген настойчиво рекомендовали императрице не оставаться на осень и зиму в Петербурге, а отправиться на лечение в страны с более мягким и теплым климатом. Врачи единодушно высказывались за поездку в Италию или на юг Франции.
На рисунке Пушкина профиль женщины поражает изяществом, женственностью линий, именно такой была императрица.
Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны. М.-Л.-Э. Виже-Лебрен, 1801 г.:
Виже-Лебрен Э.-Л. Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны, 1798
А у Анны Петровны Керн был совсем другой профиль, другая красота.
А.П. Керн в 40-х годах.
Некоторые «пушкинисты» утверждают, что у Пушкина были интимные связи с тригорскими девицами: Анной Николаевной, Анной Ивановной, Анной Петровной и Зизи, а также с владелицей имения Прасковьей Александровной, при этом никакие доказательства не представляются, а всего лишь они потчуют читателя своими размышлениями и предположениями. Прасковья Александровна строго следила за девицами, и в тех случаях, когда любовные игры заходили за опасную черту, увозила их в Тверскую губернию. Прасковья Александровна надеялась, что поэт сделает предложение одной из них, и ждала, сохраняя их девичью честь. Анна Николаевна, Зизи и Прасковья Александровна его любили, и они это не скрывали. Пушкина в этих забавах, признаниях, поцелуях, и нежных прикосновениях все забавляло. Он вовлекался в эту чехарду, чистосердечно переживал, влюблялся то в одну, то в другую, но от дальнейших смелых действий его останавливало неизбежное объяснение с Прасковьей Александровной, которую он уважал, и более того, он понимал, что за всем этим должно было последовать обязательно предложение руки и сердца. А он не был готов к женитьбе.
Единственной женщиной, с которой был в близких отношениях в Михайловском, и жил с ней почти полтора года, была Ольга Калашникова, дворовая девица, дочь управляющего, и стихотворение «Зимнее утро» о ней, о чувствах поэта к ней.
В 1825 г. Ольге было девятнадцать лет, она числилась в сенных девках, то есть горничных, выполняла различные работы в господском доме, пряла и вышивала в покоях Арины Родионовны. Горничные в ожидании поручений обычно находились в сенях, поэтому назывались «сенными девками». По росписи 1825 г. «у помещицы Н. О. Пушкиной имелось 29 человек дворни, из них 16 женского пола». Дворовые люди, дворня - особый разряд крепостных крестьян, которых их господа использовали в качестве домашней прислуги. В ревизиях и других учетных документах эпохи их считали отдельно от крестьян. В знатных домах Петербурга штат прислуги бывал «без числа и меры», доходя иногда до ста и даже двухсот человек. Штат Шереметевых составлял 300 человек, Строгановых - 600 и Разумовского – 900
В январе 1825 г. Пушкина навестил его лицейский друг Пущин, который сразу обратил внимание на одну из швей. «Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи, - вспоминал декабрист. - Я тотчас заметил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая, однако, Пушкину моих заключений. Я невольно смотрел на него с каким-то новым чувством, порожденным исключительным его положением: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся оскорбить его каким-нибудь неуместным замечанием. Впрочем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно. Мне ничего больше не нужно было; я, в свою очередь, моргнул ему, и все было понятно без всяких слов». Своим «нездешним» ликом девица явно выделялась среди обитательниц здешнего уезда.
Ольга ежедневно трудилась в комнате няни Арины Родионовны, расположенной напротив пушкинской. Когда же начался «крепостной роман», который затем превратился в полноценную связь? В «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина», составленной М. А. Цявловским, точкой отсчета объявлен декабрь 1824 г.
«В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь»,- признавался Пушкин Вяземскому:
Прогулки, чтенье, сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй,
Узде послушный конь ретивый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая...
Пушкин употребил слово - «белянка». Пушкинская энциклопедия «Михайловское» разъясняет значение слова «белянка - светловолосая или светлолицая девушка, в контексте местного псковского диалекта - молодая, любимая девушка»
В строфе XLI четвертой песни «Евгения Онегина», написанной в декабре 1825 г., встречается образ девы:
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
Когда в 1828 г. четвертая и пятая главы романа вышли в свет отдельным изданием, столичные критики недоумевали, «как можно было назвать девою простую крестьянку, между тем как благородные барышни, немного ниже, названы девчонками».
В 1825 г. была напечатана поэма Баратынского «Эда», которая очень понравилась Пушкину. О своей героине Баратынский писал:
Отца простого дочь простая,
Красой лица, красой души
Блистала Эда молодая.
Прекрасней не было в горах:
Румянец нежный на щеках,
Летучий стан, власы златые
В небрежных кольцах по плечам,
И очи бледно-голубые,
Подобно финским небесам
«Девой милой» - назвал Эду Баратынский. И продолжал: «Очень милая и добрая девушка», «она лицом спокойна и ясна»; «добра, весела и скромна», «в обращении с людьми не робка»:
Ольгу Пушкин назвал «моей Эдой», В переписке с князем П. А. Вяземским Пушкин коротко охарактеризовал Ольгу: «Она очень мила».
Во время очередного визита студента Алексея Вульфа в середине декабря 1825 г. в село Тригорское, Пушкин сообщил другу о своих отношениях с Ольгой. Вульф в ответ стал подшучивать над сентиментальностью поэта.
В замкнутом пространстве малолюдной деревни век скрывать связь было немыслимо. Со временем молва о пушкинском увлечении простолюдинкой окольными путями достигла и берегов Невы. Обожавший сплетни Левушка Пушкин принял активное участие в оповещении столичной и заезжей публики. «Лев Сергеевич сказал мне, - писал Иван Петрович Липранди, - что брат связался в деревне с кем-то и обращается с предметом - уже не стихами, а практической прозой».
В «деревенском романе» пушкинисты видят всего лишь случайную связь, всего лишь некое физиологическое влечение, эмоциональный всплеск и потребность в разрешении накопившейся физической энергии. «Можно предположить лишь то, что со стороны Пушкина было легкое увлечение с несомненной чувственной окраской — типичный роман молодого барина с пригожей крепостной девушкой» - написал в своей книге «Поэтическое хозяйство Пушкина» В.Ф. Ходасевич. А сверстники поэта считали эту связь барина со своей крепостной, пустяшной и не достойной даже мимолетного упоминания, и полагали, что связь исчерпывается лишь моментом физиологическим.
Длительность отношений с Ольгой, которые возможно начались еще до приезда, то есть где-то в декабре 1824 года и продолжались до ее отъезда, в мае 1826 г., говорит само за себя, - они не были случайными и похожими на обычную для того времени связь барина со своей крепостной. А судя по произведениям, написанным в это время, в русоволосой, черноглазой «белянке» поэт видел красавицу, добрую душой и милую сердцем (любимую).
В Михайловском в 1825 г. была написана «Сцена из Фауста», в которой встречаются такие строки:
Фауст:
О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
Там, там - где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струи —
Там, на груди ее прелестной
Покоя томную главу,
Я счастлив был...
В Михайловском жила вместе с ним милая и добрая крестьянская девушка, подарившая и девичью честь, и все свое чувство человеку, для нее необыкновенному. И любовные отношения с девушкой, невинной, как агнец, были совсем свободны от приторных особенностей великосветских романов. Никогда он не работал с таким творческим увлечением, необычайно радостно. Окончив «Бориса Годунова», он веселился, как ребенок бил в ладоши и кричал: «Айда Пушкин, айда сукин сын!». Создание «Бориса Годунова» требовало особенных условий для творчества: сосредоточения и погружения в тему, которые при его характере могли возникнуть только при отсутствии возбуждающих моментов и при спокойном, целеустремленном состоянии духа. С Ольгой Пушкин познал счастье семейной жизни, к которому он будет стремиться все годы в других условиях, но ему не удастся уговорить свою жену приехать сюда и начать спокойную сельскую жизнь вдали от мишуры дворцов.
8 сентября 1826 г Пушкина фельдъегерем доставили в Москву к Николаю I, который после разговора с Пушкиным в Чудовом монастыре, заявил Блудову: «”Знаешь, что нынче говорил с умнейшим человеком в России?" На вопросительное недоумение Блудова, Николай Павлович назвал Пушкина». Умнейший человек не мог не думать о будущем его отношений, и к своему горькому сожалению, понимал, что у него с Ольгой нет будущего.
Население России в пушкинские времена было расслоено по сословному, национальному и религиозным признакам. Смешанные браки не приветствовались средой, обществом, подвергались гонению, наказанию. К несчастью, большинство таких браков заканчивалось трагически. Особенно высокие непреодолимые барьеры возникали перед влюбленным дворянином в крепостную крестьянку, желавшим с ней венчаться. Несовпадение сословных статусов жениха и невесты приводило, как правило, к тому, что «кратковременные любовные шашни на том и кончались» (Г. Р. Державин). Женщина низкого происхождения, рассуждал дворянин М. В. Данилов, «которая в любовницах, хотя, кажется и приятна, в женах быть не годится за низостью своего рода». История тех времен сообщает всего о единственном браке подобного рода, графа Шереметева со своей крепостной, актрисой Прасковьей Ковалевой-Жемчуговой.
Но следует принять во внимание исключительность подобного случая: граф Николай Петрович Шереметьев, обер-гофмаршал, один из самых влиятельных и богатых людей в стране, мог использовать свое богатство, власть получить поддельные документы, по которым Прасковья получила вольную. После того, как они обвенчались, общество отвернулось от графа и его супруги из крепостных. Прожили они вместе недолго – два года, она умерла через три недели после родов. На ее похоронах, не смотря на приглашение, не было никого из знатных фамилий.
Для дворянского брака были важными не только богатства (богатыми могли быть и купцы), но и знатность, родовитость семей (социальный статус). Даже дворовых девушек и женщин, если и выдавали замуж, то только за своих же дворовых людей. Чаще невест для дворовых женихов предпочитали покупать в силу их незначительного числа при дворе барина на стороне. Сохранилось письмо об этом А.В. Суворова своему старосте в одну из вотчин: «Многие дворовые ребята у меня так подросли, что их женить пора. Девок здесь нет, да и купить их гораздо дороже, нежели в вашей стороне». Поэтому далее Суворов приказывает старосте купить четырех «девок» от 14-ти и не старше 18 лет. Причем добавляет: «Лица не очень разбирай. Лишь бы здоровы были».
Торговля людьми в России с начала XVIII века и до середины XIX столетия была совершенно обыкновенным делом. Владельцы продавали крепостных крестьян точно так же, как любое другое имущество, давая объявления об этом в газетах или приводя свой живой товар на рынки. На страницах «Московских ведомостей» можно было прочесть такие объявления: «Продаются за излишеством дворовые люди: сапожник 22 лет, жена ж его прачка. Цена оному 500 рублей. Другой рещик 20 лет с женою, а жена его хорошая прачка, также и белье шьет хорошо. И цена оному 400 рублей. Видеть их могут на Остоженке, под № 309».
Крупные рынки по торговли крепостными существовали в Москве, Нижнем Новгороде, Самаре. Цена на крепостных людей, как и на любой другой товар, никогда не была постоянной. При Елизавете Петровне, в 40-е - 50-е годы XVIII века, средняя цена «души» в Российской империи равнялась тридцати рублям. Затем, к 80-м годам, цена подросла до ста рублей, в начале XIX века стоимость каждого из продаваемых людей в супружеских парах достигла 200–250 рублей и практически равна стоимости молодой лошади. В Петербурге и в Москве цена на людей была выше, чем в остальных губерниях.
К концу своего правления Александр I выразил неудовлетворение тем, что в его государстве людьми торгуют, подобно скотине, продавая их как часть имения или вовсе без земли — «на своз», поштучно, с разделением семей: детей от родителей, мужей от жен. Но запрета торговли людьми не последовало, император всего лишь признал общественно вредным печатание объявлений о продаже людей без земли в «Петербургских Ведомостях». Но по существу ничто не изменилось. Как отмечал в своих записках декабрист Якушкин: «прежде печаталось прямо - такой-то крепостной человек или такая-то крепостная девка продаются; теперь стали печатать: такой-то крепостной человек или такая-то крепостная девка отпускаются в услужение, что означало, что тот и другая продавались».
Возможность продажи крестьянина без земли и с разделением семейства было бесспорным свидетельством уже не крепостной зависимости, а рабского состояния крестьян. К этому времени, к двадцатым годам XIX века, систему социальных отношений в России признавалась всеми образованными людьми рабством.
Воззрение на крепостных крестьян как на бесправных рабов оказалось столь сильно укорененным в сознании помещиков, что любые попытки крестьян пожаловаться на невыносимые притеснения со стороны владельцев подлежали наказанию, как бунт. По закону 1833 г. владелец имел право употреблять «домашние наказания и исправления» по своему усмотрению, лишь бы только не было увечья и опасности для жизни.
Большие и маленькие Троекуровы. населявшие дворянские усадьбы, охотились, кутили и насильничали. Дворовые девки становились наложницами. В усадебном доме среди дворовых людей, ничем не отличаясь от слуг, жили внебрачные дети хозяина или его гостей и родственников, оставивших после своего посещения такую «память». Дворяне не находили ничего странного в том, что их собственные, хотя и незаконнорожденные, племянники и племянницы, двоюродные братья и сестры находятся на положении рабов, выполняют самую черную работу, подвергаются жестоким наказаниям, а при случае их и продавали на сторону. Встречая гостей у себя в усадьбе, владелец имения, по-своему понимая обязанности гостеприимного хозяина, непременно каждому на ночь предоставлял дворовую девку для «прихотливых связей», как деликатно сказано в материалах следствия.
В первой четверти XIX века в стране получил широкую известность генерал-лейтенант Лев Дмитриевич Измайлов. Он прославился как своими подвигами во славу Отечества, потратив огромные средства, миллион рублей, на вооружение Рязанского губернского ополчения в 1812 году, так и своим самодурством и многочисленными выходками. Число наложниц Измайлова было постоянным и по его капризу всегда равнялось тридцати, хотя сам состав постоянно обновлялся. В гарем набирались нередко девочки 10–12 лет. Впоследствии участь их всех была более или менее одинакова: Любовь Каменская стала наложницей в 13 лет, Акулина Горохова в 14, Авдотья Чернышева на 16-м году.
Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения только на короткое время для осмотра подросшего поколения. В день приезда управляющий должен был предоставить помещику полный список всех крестьянок, достигших половой зрелости, и тот забирал себе каждую из них на несколько дней: «когда список истощался, он уезжал в другие деревни, и вновь приезжал на следующий год». Все это не было чем-то исключительным, из ряда вон выходящим, а, наоборот, носило характер обыденного явления, нисколько не осуждаемого в дворянской среде.
Существовавшие традиции не позволяли Пушкину узаконить свои отношения с Ольгой. С точки зрения дворянского сословия: одно дело – наслаждаться любовью крепостной девки, и совсем другое – позволить ей считать себя им равной. Пушкин понимал, что венчаться на Ольге он не может, более того, он как ссыльный не имел никаких доходов, чтобы содержать семью, и его положение оставалось неопределенным, особенно после выступления декабристов. Он ожидал, что со дня на день его вызовут в Петербург, вынесут приговор и отправят в Сибирь.
Казалось бы, связь Пушкина с крепостной была явлением обычным для того времени, и не могла вызвать каких-то осуждений. Все как обычно, как у всех, и так, к удивлению, считали все пушкинисты, считая его связь с Ольгой чисто физиологическим влечением. И, несмотря на то, что Ольга для поэта была не наложницей, что она была для него не рабыня, а жил с ней как с женой, но невенчанной, его продолжала мучить бесперспективность их отношений, и прежде всего, дальнейшая судьба Ольги. Именно, эта тема – судьба влюбленных из разных сословий, из разных родов по знатности и богатству стала доминирующей в произведениях, которые были начаты в Михайловском.
Драма «Русалка» была задумана Пушкиным в начале 1826 г. в Михайловском, к ней он вернулся в ноябре 1829 г., по возвращении в Петербург из поездки на Кавказ и из села Павловского, когда он написал стихотворение «Зимнее утро». Вновь вернулся к сюжету драмы «Русалка» в апреле 1832 г. в Петербурге.
Главная героиня, дочь мельника - полюбила князя. Еще недавно князь и его «милый друг», услаждались «ласками любовными»:
Князь: «Я весел
Всегда, когда тебя лишь вижу…
Она: Когда ты весел, издали ко мне
Спешишь и кличешь: где моя голубка,
Что делает она? а там целуешь
И вопрошаешь: рада ль я тебе
И ожидала ли тебя так рано.
А нынче: слушаешь меня ты молча,
Не обнимаешь, не целуешь в очи,
Ты чем-нибудь встревожен, верно?
Князь:
Мой милый друг, ты знаешь, нет на свете
Блаженства прочного: ни знатный род,
Ни красота, ни сила, ни богатство,
Ничто беды не может миновать.
И мы, - не правда ли, моя голубка?
Мы были счастливы; по крайней мере,
Я счастлив был тобой, твоей любовью.
И что вперед со мною ни случится,
Где б ни был я, всегда я буду помнить
Тебя, мой друг; того, что я теряю,
Ничто на свете мне не заменит
……….
Она: ты женишься?
Князь: Что делать?
Сама ты рассуди. Князья не вольны,
Как девицы - не по; сердцу они
Себе подруг берут, а по расчетам
Она:….. вспомнила: сегодня у меня
Ребенок твой под сердцем шевельнулся
Князь: Несчастная! как быть? хоть для него
Побереги себя; я не оставлю
Ни твоего ребенка, ни тебя.
Со временем, быть может, сам приеду
Вас навестить. Утешься, не крушися.
Дай обниму тебя в последний раз.
Князь оставляет мешок золота, ожерелье, расшитую повязку и уезжает. Жить дальше дочь мельника без любимого не могла, и она утопилась в Днепре.
Если заменить в тексте всего лишь два слова: князь – на Пушкин, а Она – на Ольгу, то, во-первых, мы много узнаем об отношении поэта к возлюбленной, а во-вторых, что поэт, как и князь, был счастлив и любим.
Пушкин кроме трагической развязки в своих отношениях с Ольгой ничего не видит, страшится и грезит, что свершится чудо и все закончиться благополучно. В одном из вариантов он предположил, что встретится с ней (русалкой) вновь и будет рад последовать за ней:
Как счастлив я, когда могу покинуть
Докучный шум столицы и двора
И убежать в пустынные дубровы,
На берега сих молчаливых вод.
О, скоро ли она со дна речного
Подымится, как рыбка золотая?
Как сладостно явление ее
Из тихих волн, при свете ночи лунной!
Опутана зелеными власами,
Она сидит на берегу крутом.
У стройных ног, как пена белых, волны
Ласкаются, сливаясь и журча.
Ее глаза то меркнут, то блистают,
Как на небе мерцающие звезды;
Дыханья нет из уст ее, но сколь
Пронзительно сих влажных синих уст
Прохладное лобзанье без дыханья.
Томительно и сладко — в летний зной
Холодный мед не столько сладок жажде.
Когда она игривыми перстами
Кудрей моих касается, тогда
Мгновенный хлад, как ужас, пробегает
Мне голову, и сердце громко бьется,
Томительно любовью замирая.
И в этот миг я рад оставить жизнь,
Хочу стонать и пить ее лобзанье —
А речь ее… Какие звуки могут
Сравниться с ней — младенца первый лепет,
Журчанье вод, иль майской шум небес,
Иль звонкие Бояна Славья гусли
В 1825 г Василий и Сергей Львовичи Пушкины направили отца Ольги, Михаила Калашникова, из Михайловского в Болдино управлять нижегородским имением. Не исключаются, что братья Львовичи что-то узнали о связи Александра с Ольгой, и во избежание неприятностей (поведение, по их мнению, Александра было непредсказуемым) направили семейство в Болдино. Переезд Калашниковых на новое место жительства был запланирован на весну 1826 г. Когда высохли дороги, перед отъездом Ольга сообщила возлюбленному поэту, что она беременна.