В стране берёзового ситца

   «Я теперь скупее стал в желаньях...»               
 Сергей Есенин.

Один тоже воин.

Часто  в тишине, когда уже «спят усталые игрушки» и  мир устаёт от пустозвонства и от избытка телевизионной информации, а компьютерная паутина, опустошив мозги, жалостливо отпускает свои жертвы, в этой затихающей суете жизни, вдруг неожиданно приходят слова человеческой мудрости: «Одинок не тот, кто один, а кто чувствует себя одиноким».
Пожалуй, полезно побыть одному, чтобы поразмышлять о скоротечном ходе жизни и твоём участии в этом процессе.
И в момент, когда задумываешься  о жалкой роли маленького человечка  для всего  человечества -  гекзаметром, словно рокот волн, выплывают   слова из «Илиады»  Гомера: «Сто воителей славных стоит один врачеватель искусный».
 Выходит -  полководец, врач, учёный, и многие другие, желающие помочь другим, могут спасти миллионы.
Их чаще называют героями. Но , если отбросить помпезность, то это просто совестливые и правильно воспитанные люди, меньше всего думающие о выгоде для себя в сложной обстановке, решающие ,иногда  ценой своей жизни, рисковать так, чтобы отстоять, а иногда и спасти в беде друзей и многих других соучастников события.
Наиболее яркие случаи бывают на войне.
Вот малоизвестный эпизод о простом ,маленького  роста, щупленьком девятнадцатилетнем деревенском парнишке из под Орла , старшем сержанте Николае Сиротине, фото которого родные не нашли , к большому сожалению, нет даже награды за подвиг.
17 июля 1941 года Коля , оставшись один , после гибели напарника, его командира, из своей пушки , спрятанной во ржи, расстрелял танковую колонну немцев, повредив 11 танков и 7 бронемашин, уничтожив при этом 57 содат и офицеров противника.
Когда снарядов не осталось, отстреливался из своего карабина до последнего патрона и был убит.
По словам очевидцев, враги, восхищённые его мужеством ,похоронили стойкого бойца с почестями под залпы  салюта из своего оружия.
Оказывается и один в поле тоже воин.
Советую никогда не отчаиваться, и утверждаю, что один, в данном случае, не просто банальная строевая единица.
Каждый из нас - это  удивительная  живая частица вселенной, а потому, как утверждал Исаак Ньютон: «Если будет точка опоры, может перевернуть Земной Шар». Человеческий опыт говорит о том, что выход бывает даже в сложнейших ситуациях, а замечательных людей гораздо больше, чем подлых.
Не сдавайтесь, ищите! Вы сумеете разглядеть то, что несёт в себе даже  любой незаметный человек с его маленьким миром.
Маленькие миры - они, порой, пронизаны красивейшими мыслями, как бывает пропитан цветущий сад невероятно тонкими запахами цветов.
 Не всем дано спасать миллионы, -  но протянуть руку ближнему может каждый. Сделайте первый шаг. Это прямой путь к большой радости вашей души.
 Свои открытия  неизвестных маленьких звёзд – я описал в рассказах о людях, с которыми меня свела судьба. Оказалось, что человек, которого все считали «отпетым пьяницей», – великолепный  артист и музыкант. Старенькая немощная бабушка, самородок, не знающая нотной грамоты, после приступа удушья,  вдруг исполняет на баяне хоралы Баха. Больной  лесник, еле-еле передвигаясь, с большим трудом  проходит  на дальнюю  лесную делянку, чтобы обучить бесплатно молодых рабочих леса правильным посадкам.  «Рыжий» - образ гениального педагога, моего учителя математики, практически спасшего нас от тюрьмы.  «Хирург», посвящение моей коллеге, которую пациенты буквально боготворили. Жаль, что обо всех не расскажешь. Мне везло на встречу с замечательными людьми.
«Жизнь прожить  - не поле перейти»,- гласит пословица. Поле оказалось с колдобинами, поэтому мою судьбу лёгкой не назовёшь. В ней тоже были минуты везения, но вырасти и  выжить я смог  скорее не   из-за везения, а из-за помощи удивительно замечательных людей, которые встретились на моём жизненном пути и, фактически, спасли меня. Попробую рассказать об этом. 
           Что такое жизнь одного человека? Во-первых, к большому сожалению, она скоротечна, а во-вторых, каждый человек – это подарок природы, которая предлагает обществу принять или отвергнуть этот микроскопический комочек бесценного наследственного чуда с загадочным названием  геном.
Геном человека — это геном биологического вида Homo sapiens. В нормальной ситуации в большинстве клеток человека должно присутствовать 46 хромосом: 44 из них не зависят от пола (аутосомные хромосомы) а две — X - хромосома и Y -хромосома — определяют пол (XY — у мужчин или ХХ — у женщин), эти 46 хромосом составляют один геном. Хромосомы в общей сложности содержат приблизительно 3 миллиарда пар оснований нуклеотидов ДНК, в которых по оценкам содержится 20000-25000 генов.
Так математически природа определила наше человеческое существование.
 В 2001 г. через десять лет сложных исследований с помощью суперкомпьютера, геном, наконец, расшифровали.
Он содержит всю информацию о роде с момента появления первобытного человека. Вдумайтесь – какое богатое поле для изучения, и с каким восторгом учёный открывает тайны неизведанного мира. Конкретный геном отдельного человека может предсказать его биологическую судьбу. Любые направления.
Можно проследить пути миграции первобытных людей. Можно  определить национальности предков в генеалогическом древе каждого.
Можно отыскать патологические гены и предупредить заболевание.
Современная генетика, включающая новейшие нанотехнологии – неисчерпаема. Тайна природы удивительна - как часто мы замечаем, что ребенок внешне и внутренне  полная копия родителей.
 Но главное не в этом. Главное, как общество примет этого человечка, и кто сможет  отыскать в нем искру таланта, и  умело её разжечь, чтобы он  прожил счастливо и полноценно свой век, как те, о которых с доброй завистью говорят: «Это -  Человечище!» 

Корни  жизни.

  Этого мало, необходимо, чтобы Человек стал источником добра, ибо зло уже породило  Гитлера, Сталина, Пиночета и многих других убийц.
Зло имеет свою негативную природу. Надо сделать всё, чтобы дети с малолетства знали, что зло порождает не предсказуемые, опасные действия, связанные  только  с омерзительно низкими инстинктами.
Для этого родители  и учителя должны отдать все свои силы и любовь.
Корень жизни каждой семьи – предки.  Я с гордостью могу говорить о моих родителях, о тёте Славе. Теперь, когда их не стало, я жалею только об одном, что уделял им намного меньше внимания, чем они мне.
Они же  продолжают помогать и сейчас. В трудных жизненных ситуациях я задаю себе вопрос: А чтобы сделали они? Вспоминаю их невероятный военный период, как им  тогда, не предавая и не обманывая людей, приходилось выживать, - и решение приходит.
 Помню,  как мама, работая педиатром,  меня учила: «Сыночек, делай что хочешь, но никогда не бери взятки. Так ты сохранишь свою независимость и уважение у других. И ещё – никому, никогда не завидуй. Зависть страшна тем, что это прыжок в никуда.  Зависть - съедает печёнку,- говорит пословица. Стремись жить так, чтобы не завидовали, а уважали тебя. Не за богатство, а за твою человеческую сущность».
 Её могли вызвать к ребёнку ночью. Она бесшумно одевалась, чтобы не разбудить меня, уходила в темноту, иногда в дождь, и приходила под утро, стараясь не опоздать на работу. Если я спрашивал, - как ты будешь работать?- она отвечала, улыбаясь,- на войне бывало несравнимо хуже.
Я вспоминаю, как она  с неподдельной радостью, как своих детей, принимала и кормила всех моих друзей, хотя материально мы жили,  по её шуточному выражению, -  без заработка от получки до получки.
-А всё же я богатая,- говорила она  с юмором – у меня есть ты, родственники и вот эта комната,- когда ей повезло обменять комнату 9 кв.м на 17 кв.м, но тоже в коммунальной квартире. Тут она  шуточно принимала пафосную позу и читала стихи Роберта Бернса:
 «Кто честной бедности своей,               
Стыдится и всё прочее…
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее…               
При всём притом, при всём при том,               
Пусть и бедны мы с вами,
Богатство штамп на золотом,
А золото -  мы сами!»               
Моя сыновья  любовь при этом перерождалась в  фантастическое ощущение золотого клада, громадного богатства оттого, что у меня такая мама, а друзья, встречая меня, всегда интересовались её здоровьем и просили передать ей привет, считая её своим родным человеком.               
Удивительно: когда я, проходя   военную службу в  Кандалакше, написал ей, что маленькая соседская девочка хочет учиться  балету  в Ленинграде, но ей негде жить, - она сразу откликнулась,- привозите, будет жить у меня.
 Многие дети наших родственников считали её родной бабушкой, так как в тех ситуациях, когда их на лето не удавалось определить в районный детский садик, спасала бабушка Сима. Одно перечисление всех может вызвать удивление: Надя Дьяченко, Миша и  Саша Жихаревичи, Регина и Римма Брутманы, Яша Мироевский, Толик Васильев, сын нашего соседа дяди Лёши. 
Она шла к начальству, придумывала невероятные истории, уговаривала, последним козырем была орденская книжка. Ордена и медали она никогда не носила. Не могла рассказывать о войне, сразу плакала.
Детали её ратных подвигов я узнал только на поминках, от её однополчанина.
Смешно было смотреть, как мои крошечные племянники и племянницы ревновали меня к родной маме, когда она забирала их из группы, чтобы покормить  свежими ягодами и создать видимость домашнего уюта, по которому скучает каждый малыш в детском садике.
Тётя Слава, как и мама, была удивительным человеком. Если родные попадали в  больницу, то первым у постели они  видели её. Она находилась там вместо няни до выздоровления. Это ей я обязан своей жизнью в тяжёлое блокадное время. Трудно подсчитать количество людей, которым она протянула руку помощи во время войны и в голодное послевоенное время. Даже сейчас, когда её давно нет, я встречаю людей, которые вспоминают её с большой благодарностью.
Многие с большим восторгом воодушевлённо рассказывают, как она собирала всех родных у себя  в коммуналке в тридцатиметровой комнате на Василевском острове в праздники, чтобы каждого взбодрить или утешить, а иногда, просто обнять, а других незаметно покормить в то голодное послевоенное время.  Часто там выявлялись семейные таланты.
 Помню, как мой двоюродный братишка  Гриша Жихаревич  в возрасте двух лет залезал на стул и с видом артиста Большого театра декламировал: «Погиб поэт, невольник чести!..»  Его никто не обучал. Большущее  стихотворение  он читал целиком, коверкая сложные слова так, что все покатывались от хохота. Это его не останавливало, наоборот, он распалялся всё больше и больше. Стихотворение он подслушал у соседки  - школьницы, которая готовилась к экзамену по литературе.
 Там же, впервые, другой мой двоюродный брат, тогда студент математического факультета, Анатолий Дьяченко артистично читал наизусть многие главы из «Евгения Онегина» и стихотворения Маяковского, иногда Есенина, которых он очень любил.
Заканчивались такие вечера пением. Инструменты были дорогими, поэтому чаще пели без музыкального сопровождения. Значительная часть страны находилась в заключении, другая, освободившаяся, пела тюремные песни.
И хотя у тети Славы собирались избежавшие этой участи, она любила такие песни и просила солистов исполнить эти произведения затворной «братвы». Они были очень жалостливые, длинные и музыкальные, иногда с прекрасной мелодией.  В начале для распева  все вместе пели трогательные  песни минувшей войны, а в конце, видимо, вино действовало на  тетю, и она просила солистов спеть песни любимой тематики.
Солистом номер один была мама. У нее было сильное, почти артистическое сопрано, но воровских песен она не любила, поэтому пела украинские песни и свою любимую: «Я иду не по нашей земле». Авторов тогда чаще не знали, скорее из-за слабой радиоинформации, но песня ложилась на душу и все слушали с восторгом.
  Теперь пришла пора похвалить  интернет. Нажав последовательно ряд кнопок, уже через несколько секунд,  я узнал, что автором её был солдат, художник по профессии Георгий Хропак.
Будучи в освобожденном Бухаресте, он отослал в конце 1944 г. свое письмо жене в стихах. Стихи, каким-то образом, проникли в эмигрантскую среду, и приобрели популярность. Муж знаменитой певицы Аллы Баяновой, Жорж Ипсиалантини сочинил на них танго.
Я с удовольствием прослушал танго «Я тоскую по Родине», в исполнении этой яркой певицы  и вспомнил мамино исполнение.
Именно, когда она исполняла припев « Я тоскую по Родине», многие доставали платки, вытирали слёзы, затем аплодировали и просили повторить на «бис». После неоднократных повторов, тётя Слава обнимала маму, целовала и говорила с умилением: «Не зря я всем говорила, что ты, Симка, у меня талантливая и тебе надо быть артисткой, война проклятая всё опоганила».
Второй солисткой была Фира Марковна, подруга тёти Славы и её начальница в бухгалтерии, где они вместе работали. У неё было прекрасное колоратурное сопрано. Выступление она начинала с песни: « А на берегу Оки этапы ушли в туман- это идут зыка, желтые как банан».
При этом плакала одна тётя Слава, видимо, тут песня ложилась на её душу, остальные вели себя спокойно. Довольная, тем, что угодила хозяйке, солистка исполняла свой любимый романс: «В запылённой связке старых писем мне случайно встретилось одно…». Гости снова доставали платки и, вытирая слёзы, просили повторить. Тетя Слава также с умилением повторяла: «Ты тоже у меня талантливая, как Сима, хоть и начальница, и поверь, что это не «подхалимаж».
Чтобы оборвать грустное настроение, тётя заводила патефон, и начинались танцы. Комната заполнялась невероятно красивыми мелодиями старинных танго, фокстротов и вальсов. Помню, мама очень любила танго «Брызги шампанского», вальсы -  «Амурские волны»,  «На сопках Маньчжурии».
Она знала истории происхождения этих вальсов и часто с большой любовью рассказывала о композиторах Максе Авелевиче Кюссе, создавшем «Амурские волны»и Илье Алексеевиче Шатрове ,создавшем«На сопках Маньчжурии.
Мне не забыть выражение  какой-то боли  на её лице ,когда она говорила о последних днях Кюсса, которого фашисты сожгли живьём, потому,что знаменитый композитор посмеялся над их гимном «Хорст Вессель», сыграв его в миноре и с синкопами в неподобающих местах: «Эти фашистские изверги не могли заставить его плясать под их дудку. Он плюнул в их душу и шёл гордо в последний путь в колонне евреев, хотя до этого всем говорил,что его крестили в лютеранской церкви.»
Мама многое знала и о Илье Алексеевиче Шатрове, создавшем  вальс,   «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии», в честь геройски погибшего 214 Мокшанского полка, попавшего в окружение в русско-японскую войну 1905 года между Мукденом и Ляоляном.
В дальнейшем вальс Шатрова приобрёл легендарное историческое название. Сам композитор настаивал, что это не реквием, а объяснение в любви к Родине.
В этих вальсах, часто повторяла мама - она слышит ветер, ощущает, упоённый запахами трав, воздух, и видит, как в мираже, необъятные просторы Сибири. Кроме того – какая – то утонченная российская грусть,  и одновременно с этим величие России.         
В условиях окружающей реальной действительности, когда я ежедневно видел драки, дрался сам,  шарахался от пьяных, слыша громкий отборный мат, - стихи и музыка мне казались сказочной нереальностью. Я, буквально, был заворожен поэзией, песнями и музыкой в  этой «стране березового ситца», наглухо закрытой от остального мира «железным занавесом».   
Удивительно, что сегодня, более чем через семьдесят лет,« театральный занавес» из того времени , иногда , после крепкого сна в утренние часы , приоткрывается , и я чуть ли не реально вижу каждого исполнителя в той удивительной тётиной комнате на Василевском острове.
С  учителями сложнее. Их ребёнок выбрать не может. Приходится довольствоваться  теми, которые встречаются на жизненном пути. Ценнейшим подарком на всю жизнь для меня -  оказался  математик Иван Сильвестрович Астмантович. Это он учил меня задумываться над каждым явлением, решать красиво и нестандартно, благодаря чему я стал призёром математической олимпиады и приобрёл интерес к познанию.
Сейчас, когда я периодически занимаюсь, не свойственным врачу, делом, работаю, при необходимости, вместо плотника, водопроводчика или электрика, ремонтируя всё подряд в доме, - мне задают вопрос: «Как это получается и для чего это?» На вопрос – Как?- отвечаю, это не я, а Иван Сильвестрович.
Для чего?- заставила жизнь в эпоху построения коммунистического общества.
Все вышеописанные специалисты приходили в изрядном подпитии и после них, как описано у классика Джерома: «Стена выглядела так, как будто по ней прошлись граблями».
Чтобы не травить жену успокоительными каплями, пришлось вынужденно заниматься не своим делом - менять белый халат доктора на спецовку  коммунального ремонтника.
 А дальше, жертвуя ценнейшем временем врача, протирать брюки, сидя на полу в обнимку с унитазом, упорно ремонтируя сливной бачок.
Иногда «долбать» стену, отыскивая скрытую проводку, а для разнообразия строгать балконные двери, так, как они не закрывались с момента получения новой квартиры.
Или делать археологические раскопки, когда во время очередного ремонта штукатурки квартиры, к нашему изумлению, пришлось выгребать строительный мусор, совместно с  рваными колготками и старыми портянками, которые запихали горе-строители нашего дома в щели между потолком и стенами, видимо выполняя пятилетку в четыре года, а может, из-за присущего тому периоду, состоянию легкого «бодуна».
               
                Рождение  Льва.

А теперь то, что я услышал от тёти и мамы.   
Майскими   короткими ночами семья военврача III ранга готовилась к пополнению. Во вторник, двадцать восьмого мая 1940 г., был жаркий день. Запах сирени ядрёно щекотал носы. К вечеру собрались грозовые тучи. Природа, как будто  решила подшутить и испытать первенца раскатистым громом.
У мамы начались потуги и  её отвезли в «родилку»  родного Педиатрического института, где она проходила обучение. В кругу своих преподавателей кричать было неудобно, и мама, поскрипывая зубами от боли, успешно в полной тишине сдала  практический экзамен по деторождению.
 Я  же, преодолев свое  первое тяжёлое препятствие в жизни, сразу заорал за себя и маму «благим матом», выскочив,  «как пробка», в этот непонятный мир и,  категорически, не узнав маминых  преподавателей.
Перепуганные резким криком специалисты, всё  же отдали должное, похвалив за луженое горло, и даже напророчили мне  богатырское будущее, но в это время громыхнула гроза, и я благоразумно затих.
Затем огляделся, изучая окружающую обстановку, и, от испуга, пакостно пустил достаточно мощную струю, пробуя  изобразить того Самсона, который, с момента открытия Петергофских фонтанов, продолжает рвать пасть несчастному льву.
 Ассистенты, увидев мои расширенные зрачки,  повторно похвалили маму за качественного «мужика». «Водопровод, что надо», - восхитился один из них.
 Как положено, разобравшись с пуповиной, надели бирки, пронумеровали, туго запеленали, чтобы я не брыкался козлом, и увезли в общие ясли.
В это время папа «наматывал» круги под окнами «родилки», взволнованно потирая руками.
Когда в очередной раз гроза рыкнула так, что зазвенело в ушах и пошёл ливень, папа заскочил в приёмноё отделение.
Узнав пол новорожденного, обрадовался ,как ребёнок котёнку ,и, как рассказали служащие родилки , станцевал матросский танец «Яблочко».
Затем попросил у сестрички приёмного отделения карандаш и уверено  исторически написал в записке к маме: «Люблю,  от души поздравляю и целую тебя – у нас родился Лев.
Получается, что в этот грозовой день аист принёс мне на крыльях имя самого царя природы.
Обессиленная мама безоговорочно приняла предложение главы семейства львиных.
Я продолжал неистово орать, видимо возмущённый разлукой с родителями, или - уже начал проявлять свой львиный характер.
В итоге, не выдержав моего наглого поведения, меня подложили к маме, и я немедленно впился в сосок так, как будто это было последней надеждой на моё спасение.
Так, по рассказам матери и тети, судьба начала отсчёт моего жизненного пути.

Суровое начало.

Моё, начавшееся с  яркой грозы, счастливое детство продлилось чуть больше года, а затем, будто гусеницами тяжёлого танка, его  переехала  война.
Тётю  Славу я считал второй мамой. Именно она спасла меня в Блокаду. Мама ушла  добровольцем в составе 189 дивизии народного ополчения, заменив  геройски погибшего в  морском бою   отца. Она сначала защищала Пулковские высоты, а войну закончила в Прибалтике в должности полкового врача, пройдя путь от сержанта до старшего лейтенанта.
И хотя я, будучи ребенком, мало, что понимал в войну, всё же, вырастая, видел её тяжелые последствия: разрушенные дома, послевоенную нищету, грустные лица людей, потерявших любимых и близких. Они  трудились, поднимая страну из руин, с полной отдачей до изнеможения.
Особенно, меня удивляли спортсмены.- Какой спорт? - думал я, когда кругом голодные. А они, отдавая последние силы, делали всё, чтобы возродить  его. Так, едва оправившиеся от дистрофии футболисты команды «Зенит», уже в 1944 г. (после окончательного порыва Блокады) приняли участие в первом с 1939г. послевоенном розыгрыше Кубка СССР и, обыграв  в финале футболистов ЦДКА со счётом 2:1, завоевали его.
Мне было четыре года, и, конечно, я этого матча не видел, и, вероятно, ростом был чуть повыше кубка.
Когда я  в позднее, в подростковом возрасте, стал вратарём футбольной команды, капитан с гордостью показывал нам газету с заметкой о том, что  у футболистов ЦДКА были  приготовлены наградные часы с гравировкой «ЦДКА-чемпион», но, изможденные блокадой зенитовцы, собрались и всё же обыграли.
       Только в зрелом возрасте мне стал понятен спортивный  подвиг зенитовцев,  их удивительная стойкость, воля к победе и мужество в то нелёгкое время.
 Я  думаю, что они совершали это не  ради тщеславия. Тот, кто хоть раз играл в футбол, знает это чувство. Они просто в душе были бойцами, победившими и голод, и все трудности тяжёлой блокады. 
  Всё это – не  даёт покоя и моёй душе сегодня. Я часто вспоминаю, с какой сердечностью, теплотой и любовью помогали мне мои тренеры, инвалиды войны, в моих спортивных достижениях, узнав, что я сын погибшего на Балтике моряка.

Цена победы.
Какова же цена победы?!
Тема мне до боли близка.Буквально пронизывает моё сердце ,потому что в грудном возрасте пережил первую суровую зиму блокадного Ленинграда и все ,неподдающиеся описанию,трудности эвакуации.
Сразу в начале войны в бою на Балтике погиб отец.
Мама ,записавшись добровольцем ,ушла воевать,чтобы заменить отца и отстоять город.
После войны воевала с моей дистрофией и со своими ,приобретённым на фронте заболеваниями.В итоге осталась с одной почкой ,что ,вдобавок, осложнилось тяжёлым сахарным диабетом.
Сегодня, когда время стирает в памяти многие факты того ужасного отчаянного состояния народов, участвовавших в противостоянии фашистской чуме, раздаются псевдонаучные голоса многих иностранных историков, претендующих на истину в первой инстанции. С их умелой целенаправленной подачи получается, что  российские солдаты плохо воевали; но, - удивительное рядом - всех спасло открытие второго фронта.
      Победили по их циничным фразам, оказывается, англичане, американцы и другие союзники, а русские слегка ослабили войска немцев в сражениях под Москвой, Курском, Сталинградом и, каким-то образом, захватили Берлин.
Но  исторические архивные документы содержат другую информацию.
 Обращаюсь к читателям, как это не трудоёмко и нудно, но только достоверные цифры архивов, а не безграмотная болтовня , рождают конкретную правдивую истину.
После подписания Акта о капитуляции маршал Г.К.  Жуков обратился к американскому и английскому командованию с тостом: «Пью за ваше здоровье от имени наших солдат, которым, чтобы увидеть результаты вашей работы пришлось дойти до Берлина своими ногами»
Говоря о значении экономической помощи Советскому Союзу, нельзя не отметить, что она не могла заменить собой отсутствие до середины 1944 г. второго фронта в Европе. Следовательно, не она предрешила исход войны на советско-германском фронте. Тогда понимали это и сами союзники.
Специально! Привожу высказывания только иностранных военных специалистов, чтобы не возникли сомнения в предвзятости российских историков.
Так, 22 апреля 1943 г. на пресс-конференции в Москве генерал Дж. Бернс признал совершенно естественным, "что советские люди считают более важным снятие 30-40 немецких дивизий с советско-германского фронта на борьбу с союзными войсками второго фронта , нежели получение танков и самолетов от союзников.
 С ним был согласен и государственный секретарь США Э. Стеттиниус, который также отметил, что русские , жертвуя живой силой ,внесли вклад в войну, несоизмеримый с долларами или тоннами американской помощи по ленд-лизу.
 Люди старшего поколения хорошо помнят, что, когда третий рейх угрожал всему миру, многие видные государственные деятели Западной Европы и Америки подчеркивали ведущую роль СССР в борьбе с агрессором.
Так, Президент США Ф. Рузвельт в апреле 1942 г., выступая по радио, заявил: «Русские войска уничтожили и уничтожают больше вооруженных сил наших врагов, чем все остальные Объединенные Нации, вместе взятые».
 А верховный главнокомандующий вооруженными экспедиционными силами союзников в Западной Европе генерал Д. Эйзенхаузр в феврале 1944 г. подчеркнул, что «мир стал свидетелем одного из самых доблестных в истории подвигов оборонительной войны, когда солдаты русской армии приняли на себя всю мощь ударов нацистской военной машины и окончательно остановили ее».
Но более всего  показательны неумолимые цифры статистики, взятые из военных архивных документов. В марте 1990 г. на страницах "Военно-исторического журнала" было опубликовано интервью начальника Генерального штаба. В нем генерал армии М. А. Моисеев изложил основные результаты работы комиссии. Наконец-то была снята завеса секретности, недомолвок, а то и фальсификаций, которая почти полвека мешала историкам приблизиться к истине.
 А 8 мая Президент СССР М. С. Горбачев в докладе, посвященном 45-летию Победы, сославшись на эти результаты, подчеркнул, что война унесла почти 27 млн. жизней советских людей.
Мне хочется спросить – а кто подсчитал количество инвалидов? Некоторые из них, жалея, что остались живы, от безысходности  спивались или убивали себя.
А как жили матери и вдовы, потерявшие единственного кормильца? Именно в такой семье одиночек вырос и я. Назначенной пенсии за погибшего отца хватало только на школьные тетради, краски и карандаши.
Надо признать, что за все последнее столетие наша страна не сталкивалась со столь колоссальными жертвами. Даже восьмилетний период двух войн – Первой мировой и гражданской – с их широкомасштабными, часто со смертельным исходом, тифозными, холерными, малярийными и прочими эпидемиями унес убитыми, умершими от ран и болезней почти в три раза меньше – 10,3 млн. человек.
 Представление о цене победы и цене войны не будет полным, если не подчеркнуть, что Советский Союз не только принял на себя главный удар нацистской Германии и ее союзников, но и выдержал основную тяжесть борьбы с ними.
Вечером 22 июня 1941 по Британскому радио выступил Уинстон Черчиль:
«За последние 25 лет не было более последовательного противника коммунизма, нежели я. Я не возьму назад ни одного своего слова, сказанного против коммунизма. Но,- я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли. Я вижу их, охраняющими свои дома, где их матери и жёны молятся. Да, ибо бывают времена, когда молятся все о безопасности своих близких. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на всё это надвигается гнусная нацистская военная машина. Англия никогда не пойдёт на сделку с Гитлером и окажет  всемерную поддержку Советскому Союзу».
Строго организованная, тренированная на захват чужих территорий, машина, как охотничья свора собак, получила команду « фас».
Обращение фашистского командования к своим солдатам: «Помни и выполняй!
Первое: Утром, днем, ночью – всегда думай о фюрере. Пусть другие мысли не тревожат тебя. Знай – он думает и делает за тебя. Ты должен только действовать, ничего не бояться. Ты немецкий солдат – неуязвим! Ни одна пуля, ни один штык не коснутся тебя.
Второе: Уничтожь в себе жалость и сострадание. Убивай всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, - этим ты спасёшь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки.
Третье: Ни одна мировая сила не устоит перед Германским напором. Германец – абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки! Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир!
Большой ценой, неисчислимыми людскими потерями, обошлось России позднее открытие второго фронта в Европе.
С первого и до последнего дня боевых действий советско-германский фронт по всем показателям превосходил другие фронты Второй мировой войны. В 1942 г., в период наивысшей для СССР опасности, его протяженность превысила 6 тыс. км, а общие размеры территории, охваченной военными действиями в 1941 – 1945 гг., составили около 3 млн. кв. км, что больше суммарной площади Австрии, Англии, Бельгии, Дании, Германии, Голландии, Греции, Италии, Норвегии, Финляндии, Франции, Югославии.
Разумеется, и на других театрах военных действий происходили ожесточенные сражения, проводились крупные сухопутные и морские операции. Однако советско-германский фронт в четыре раза превосходил общие размеры североафриканского, итальянского и западного.
В то время как англо-американские войска нанесли поражение 176 соединениям вермахта, причем большинству из них на завершающем этапе войны, когда судьба нацистской Германии была предрешена, Красная Армия и Военно-Морской Флот разгромили 607 дивизий, составлявших главные силы третьего рейха.
И не случайно из общего количества убитых, пленных и раненых, что Германия потеряла во Второй мировой войне, 72% ее людских потерь приходится именно на советско-германский фронт. (Данные американцев -93%).
Если против Красной Армии одновременно действовало от 190 до 270 самых боеспособных дивизий фашистского блока, то войскам западных союзников противостояли в Северной Африке от 9 до 26 дивизий противника, в Италии – от 7 до 26, в Западной Европе – от 56 до 75.
И ещё одна немаловажная деталь, которую некоторые исследователи Второй мировой войны почему-то, мягко говоря, игнорируют: советско-германский фронт постоянно притягивал к себе основные группировки оперативных и стратегических резервов фашистского блока.
За всю войну с запада на восток было переброшено дополнительно к тем, что были заблаговременно развернуты для нападения на СССР в июне 1941 г., 268 дивизий, а с учетом заново сформированных соединений их общее количество составило 434.
На советско-германском фронте была уничтожена и основная часть военной техники вермахта: до 75% танков и штурмовых орудий, более 75% авиации, 74% артиллерийских орудий. Ежедневно противник терял здесь в среднем 55 самолетов, 118 артиллерийских систем, 34 танка и штурмовых орудия.
По подсчетам (опять же иностранного) историка из Кембриджского университета Д. Рейнольдса, между июнем 1941 и июнем 1944 г., т.е. до высадки англо-американских войск во Францию, 93% общих потерь немецкие войска понесли в боях с Красной Армией.
О том, как различалось сопротивление немецких войск на западе и востоке на заключительном этапе войны, свидетельствует запись в дневнике, сделанная министром пропаганды И. Геббельсом 27 марта 1945 г.: "В настоящий момент военные действия на западе являются для противника не более чем детской забавой. Ни войска, ни гражданское население не оказывают ему организованного и мужественного сопротивления, так что американцы – они особенно – имеют возможность разъезжать повсюду... население выходит навстречу американцам с белыми флагами; некоторые женщины опускаются до того, что приветствуют и даже обнимают американцев. При таких обстоятельствах войска не хотят больше сражаться и отходят назад без сопротивления или сдаются в плен".
Свои наступательные действия Красная Армия вела на тысячекилометровом пространстве, а в глубину они развертывались на сотни километров. В сражения вводилось одновременно  несколько групп фронтовых объединений сухопутных войск, военно-воздушных сил и войск ПВО. На переломной стадии войны – с декабря 1941 по сентябрь 1943 г. – были проведены четыре кампании, включавшие более 40 крупномасштабных и результативных стратегических операций.
 За этот же срок вооруженные силы Великобритании и США осуществили только одну кампанию в Северной Африке и пять наступательных операций на Африканско-Средиземноморском театре военных действий.

Самая жестокая статистика.

Тяжелейшие испытания выпали на долю ленинградцев. За 900 дней блокады противник сбросил на город 107 тыс. фугасных и зажигательных бомб, выпустил  около 150 тыс. тяжелых артиллерийских снарядов. Сухие цифры архивной статистики бывают убедительней многословия.
Фашисты разрушили почти треть всех зданий!!!
На каждый квадратный километр площади города, где, в том числе, находились и мы с тётей, пришлось 16 фугасных и 320 зажигательных бомб и 480 снарядов. Выжить на этом адовым пространстве можно было только чудом.
Бог,которому молились верующие, не помогал.
Люди гибли  от орудийных обстрелов и налетов вражеской авиации, но еще больше от голода и болезней. Смерть не щадила никого: уходили из жизни молодые и старики, женщины и дети. Нередко люди падали на улицах и больше не поднимались, в своих холодных домах и квартирах ложились спать и засыпали навеки. Часто жизнь жителей северной столицы России обрывалась прямо на рабочем месте. Город вымирал, но не сдавался.
Обессиленные люди, преодолевая страдания, действовали. Работали, дежурили на крышах и чердаках, борясь с «зажигалками»,  помогали воевать, спасали других.
Кто-то снабжал  ленинградцев топливом, кто-то собирал детей, организовывал больницы, стационары, пункты восстановительного питания, обеспечивал работу заводов и фабрик.
Город не просто жил, он давал фронту танки, самолеты, орудия, снаряды, мины. Промышленность города за 900 героических дней дала фронту более 2000 танков из них 713 собрали из оставшихся запасных частей, 480 бронемашин,58 бронепоездов, 1500 самолетов, 150 тяжелых орудий, 12000 минометов и пулеметов,39 «Катюш», 10 миллионов снарядов и мин.
Удивительно, что, когда большинство рабочих вынуждены были взять оружие и уйти в отряды Народного Ополчения, их заменили подростки, спешно закончившие ремесленные училища. Некоторые из них не доставали до рукояток управления станками и подставляли под ноги ящики. В тяжелейших условиях голода, бомбежек – они совершали трудовой подвиг, выполняя по две, а иногда и три нормы.
Например, на заводе «Севкабель»,работая до изнеможения ,14-15- летние подростки произвели 5 длиннейших нитей «Кабеля жизни».
Их проложили по дну Ладожского озера.
23 сентября 1942года в 9.40 в город вернулось электричество.
 Город не сдавался,удивляя даже фашистких палачей.
Многие подростки также погибали прямо на рабочих местах,сражаясь из последних сил.
 Обессиленные ,они иногда падали прямо на улице,пытаясь донести кусок хлеба своим измученным родным.
Мертвых свозили на его окраину, на пустырь, что рядом со старой Пискарёвской дорогой. Так и возникло известное ныне всему миру, страшное по своей сути Пискаревское кладбище.
 И опять безмолвные жуткие цифры архивных материалов Музея Обороны Ленинграда: «От бомбардировок и артиллерийского обстрела погибли 16 747 ленинградцев, 33 782 получили ранения, а 641 тыс. ушли из жизни в результате голодной смерти. Общие потери в битве за Ленинград  печально значимы для всех нас, живущих на планете - около 900 тысяч солдат и около 800 тысяч мирных жителей города».
 А сколько зарыто в братские могилы и непогребённых в Земной Шар – никто не знает, косвенно учёные историки говорят о 1500000 человек (не учтенных по документам) без вести пропавших. Только в печах кирпичного завода, который непрерывно работал в блокаду на территории «Московского Парка Победы» по документам было сожжено 117300 неизвестных трупов, подобранных на улицах  города.
Цифры и факты – вещь неумолимая. Я, переживший блокаду,  благодаря помощи родных и Россиян, считаю, что их необходимо знать каждому жителю страны и всего мира.
       Упорно повторяюсь, - возможно, это и сухой статистический материал, но за ним спрятан героический подвиг не только всего народа, но и каждого отдельного человека.
 Обычно старательно описывают стратегии полководцев, маршалов. А кто расскажет о том самом солдате, которого нашли растерзанного снарядом в поле в адской смеси пыли, кишок и крови, летом в момент, когда уже звонко, выводя прекрасные трели, пели соловьи, совсем не понимающие трагичности момента.
И у меня, ребенка блокады, есть тайная надежда, что у подрастающего поколения хватит сил вникнуть в суть того времени, и не допустить повторения ужаса фашизма и  горечи войн.
Читатель, видимо, осудит меня за такие военные подробности в простой автобиографической повести, но я посчитал, что это нужно  обязательно сделать, когда мой лучший друг, работающий в Германии, в беседе высказал мысли о главном значении второго фронта в нашей Победе.               

Чудеса бывают.

Помню, как в послевоенное время, когда  на праздниках собирались мамины однополчане, начинали с трёх тостов: «За Победу! За погибших в боях! За чудо, что остались живыми!
Ребенком я искал это чудо за шкафом, под кроватью, даже в кастрюле, но не находил. Не понимал, за что они поднимают так звонко бокалы, а взрослые хохотали до колик над моей детской непосредственностью.
Честно скажу, даже теперь, понимая значение этого тоста, я продолжаю удивляться этому чуду выживания ленинградцев в кромешном аде бомбёжек, снарядов и голода. Объяснение только одно – везение.
Верующие сказали бы – помог Бог, но я, не могу верить в Бога  после того, как он допустил такие садистские издевательства над безвинными людьми.
Считаю, что чудом, в итоге, оказался не Бог, а люди и их невероятная стойкость.
 Ещё не научившись говорить, я встретился с фашистским извергом  Гитлером и его помощниками того же «пошива» – с именами, начинающимися с буквы Г.
 Это они отдали варварский по содержанию приказ № 1-а 1601/41от 22 сентября 1941года: Из которого следует, что после поражения Советской России нет никакого интереса  не только в моём личном существовании, но и всех жителей города.
Предложено тесно блокировать город и путём артобстрела и бомбёжки сравнять его с землёй. Даже если бы я и мои соседи  попробовали  бы сдаться, в приказе чётко указано – отказать, так, как нет заинтересованности  в сохранении хотя бы маленькой части населения этого большого города.
Историкам, которые рассказывают сказки о спасительном немецком порядке с  меньшим количеством жертв, надо напомнить, что приказы Гитлера ужасны и говорят сами за себя. Они беспощадны к людям, и даже к маленьким детям. В тех местах, где побывали фашисты, остались руины,  миллионы убитых, замученных в концлагерях и газовых камерах.
Большую часть славянских народов фашисты хотели истребить, а оставшихся загнать в военные поселения, превратив в рабов. Долго учить детей в школах не собирались. (Правила уличного движения, чтобы не мешали двигаться машинам, подписываться, таблицу умножения до 25).
Я долго подбирал слова для характеристики этой одиозной нечеловеческой фигуры диктатора, но, оказывается, достаточно ознакомиться с  его выступлением по радио от 23 июня 1941 года, и становится предельно ясной сущность его звериной натуры:
«Мы должны подчиняться только нашим инстинктам. Вернёмся к детству. Станем снова наивными. Нас предают анафеме, как врагов мысли. Ну, что же. Мы ими и являемся. Я благодарю судьбу за то, что она лишила меня научного образования. Я могу быть свободным от многочисленных предрассудков. Я чувствую себя хорошо. Мы вырастим молодёжь, перед которой содрогнётся мир. Молодёжь резкую, требовательную и жестокую. Я хочу, чтобы она походила на молодых  диких зверей. Кто может оспаривать моё право уничтожить миллионы людей низшей расы, которая размножается, как насекомые»
Мне глубоко стыдно за немцев, которых я очень уважаю за их аккуратность, основательность, трудолюбие. Именно эта нация порадовала мир великими людьми, такими как Бетховен, Гёте, Гейне, Шиллер, и многими другими славными именами. Как они могли допустить, чтобы такое дерьмо, управляло замечательной цивилизованной нацией???!
   Мне особенно стыдно и страшно за тех современных немцев, которые,ухмыляясь, говорят,что «страшилки» о Холокосте, о высокопроизводительном инженерном конвеере уничтожения с газовыми печами - выдумки тех, кто хочет опозорить Великую Культурную Германию.
Ещё более стыдно за россиян, допустивших «красный террор», а затем правление Сталина с его уникальным политбюро,  многократно увеличившим невинные жертвы.   
Я решил не сдаваться и первое слово, котороё научился чётко выговаривать во время бомбёжек, сжимая решительно  при каждом взрыве поручни моей кроватки -   это: «Хлебца, хлебца!»
Блокадные  «боевые» 125 грамм хлеба (фактически-75гр., пригодные для усвоения истощённым организмом, остальное силос), состоящие из смеси ржаной муки (60%) со жмыхом, пшеничными отрубями и рисовой лузги,  были моим первым оружием против врага, но неизбежно вели к дистрофии.
И, хотя я был крохой, но я на всю жизнь сохранил, присущее ленинградцам уважение к хлебу: всегда стараюсь положить в хлебницу подом вниз и  не оставляю крошки после еды, а, главное, не покупаю больше нормы, вспоминая слова Ольги Бергольц:
Сто двадцать пять блокадных грамм,
С огнем и кровью пополам,
О, мы познали в декабре:
Не зря священным даром назван
Обычный хлеб, и тяжкий грех,
Хотя бы крошку бросить наземь.
 В самый критический момент голода, я ещё умудрился простудиться в холодной комнате. Поднялась температура до 40 градусов,  и врач, вызванная на квартиру, тихо шепнула тете: «Кушайте лучше сама, ребёнок,  похоже, не жилец. Тётя поступила наоборот, чуть не погибла, а меня кормила, добавляя часть своей порции, чтобы доказать, что чудо бывает - это был прямой ответ фашистским извергам.
Я, благодаря тёте устоял, как устояли остальные, случайно выжившие ленинградцы, хотя фашисты с помощью ведущих специалистов диетологов, используя научные нормативы питания каждого человека, математически подсчитали, что через три месяца живых в Ленинграде не останется.
               
                Видит око, да зуб неймёт.

Геббельс записал в своём дневнике 10 сентября 1941года: «Мы и в дальнейшем не будем утруждать себя требованиями капитуляции Ленинграда. Он должен быть уничтожен почти научно обоснованным методом».
30 января 1942года Гитлер цинично заявил: «Ленинград выжрет самого себя». Это и послужило одной из основных причин  временного прекращения штурма. Но фашистские диетологи просчитались на способности голодающих биться до последнего вдоха, что математически в нормы питания не укладывается.
Вожделенно потирающий руки в ожидании лёгкой победы, командующий фашистами фельдмаршал фон - Лееб споткнулся на невероятной стойкости защитников города.
 Город упорно сопротивлялся. На защиту родного города поднялись все его жители. В короткий срок он был превращен в город- крепость. В нем построили 41 км баррикад, 4170 дотов, 22 тысячи огневых точек.
 Под гул взрывов фашистских бомб и снарядов защитников вдохновляли выступления по радио Ольги Бергольц, Всеволода Вишневского, Лазаря Маграчёва. Удивительно, каким-то образом работали десять кинотеатров, театры: «Комедии», «Ленсовета», «Ленинского Комсомола» «Музыкальной Комедии, «ТЮЗ», кукольный Демини». В том же 1942 году появился и новый театр — имени В. Ф. Комиссаржевской. На спектаклях всегда был аншлаг. Артисты делали всё возможное, чтобы чуточку поднять настроение горожан, и доказать, что ленинградцы совсем не быдло, за которое их принимают фашисты.
 Ленинградец, молодой рабочий завода, так вспоминает блокадный театр: «Билет достал, но попал под артобстрел.  Немцы устраивали их ежедневно. Нам к 11 часам дня надо было идти в театр, но обстрел не прекратился, не опаздывать же к началу, пошли осторожно вперед. Снаряды так свистят и разрываются...  Добрались до театра, но я страшно разочаровался - вместо «Роз-Мари» пустили «Баядеру», которую я смотрел дважды и знал наизусть. В театре холодно, сидят, не раздеваясь, в желудке пусто, игра уж, конечно, не та…  Между прочим, в антракте спустились в фойе покурить, а обратно по лестнице едва поднялись — так ослабели от недоедания»
В зоопарке большая часть животных погибла от бомбёжек. Единственную, любимую всеми, особенно детишками, слониху Бэтти убило в 1942 г.  Работники сражались за каждое животное. Из крупных - удалось спасти бегемотиху  «Красавицу». В 1943 г. всё же зверинец стал принимать посетителей.
Работники Ботанического сада сохранили все растения - не пустили на дрова, не съели семена, учёные  института растениеводства, умирая от голода, борясь с крысами, с громадным трудом удерживаясь от того, чтобы не употребить в пищу зерно, картофель, сохранили семенной генетический фонд.
Трудно в это поверить, но удалось даже открыть две бани: на Василевском острове и на Суворовском проспекте, правда, мужчины и женщины мылись вместе, так как из-за вынужденной экономии дров, топить два класса было невозможно.
Весной 1942 года оставшиеся в живых, с помощью неизвестной для медицины индивидуальной науки выживания, истощённые и обессиленные жители вышли на улицы города, чтобы очистить город от трупов,  больших гор человеческих отправлений, возникших из-за отсутствия  работы канализации и водопровода,  и громадных мусорных куч.
Развелось громадное количество крыс,грозящих эпидемией, невиданного масштаба.В дальнейшем,это уже в начале 1943 года,когда удалось восстановить железнодорожное сообщение,в 4-х вагонах доставили 5000 котов и кошек дымчатого окраса,которые умело справились с их уничтожением.
В городе теперь в знак благодарности  на Малой Садовой улице два памятника коту Ёлисею и кошке Василисе.   
 Еще до привоза серых бойцов с крысами,худые, жёлтые от истощения и авитаминоза, еле-еле передвигающиеся ленинградцы  проделали, невероятную по объёму и масштабу труда, работу, которая практически спасла город от эпидемии.
В марте 1942 г. были проведены первые воскресники по уборке города, а с 27 марта на эту работу решением Исполкома Ленгорсовета было мобилизовано все трудоспособное население Ленинграда.
В отдельные дни на уборку выходило более 300 тыс. ленинградцев. К середине апреля город был очищен. Всего было вывезено около 1 млн. т мусора, льда и снега. 15 апреля после длительного перерыва по расчищенным улицам пошли пассажирские трамваи.
 Я до сих пор не могу представить это очередное чудо, когда сегодня вижу весеннюю грязь на улицах моего города в течение более месяца. И это при наличии современной техники и хорошо упитанных работников уборочной службы.
А тогда, после уборки города 31 мая 1942 г., «всем смертям назло», состоялся исторический матч спасшихся от дистрофии футболистов команды «Динамо» с командой «Металлического завода», о чём гласит мемориальная доска на стадионе «Динамо».
  На смену автомобильным перевозкам по знаменитой ледовой дороге, растаявшей под лучами весеннего солнца, должны были прийти перевозки по воде. Правда, гитлеровское командование было абсолютно уверено в том, что весной 1942 г. коммуникации Ленинграда будут полностью прерваны.
 Командовавший группой армий «Север» генерал Кюхлер заявил, что «единственный путь по льду Ладожского озера, при помощи которого Ленинград мог получать боеприпасы и средства питания, сейчас, с наступлением весны, безвозвратно потерян. Отныне даже птица не сможет пролететь через кольцо блокады, установленное нашими войсками».

Спасительная навигация.

  Однако защитники города, рискуя  своей жизнью, доказали самоуверенным фашистам,  что там, где не пролетает птица,  могут пройти целые караваны судов.
Моряки Ладожской военной флотилии и Северо-Западного речного пароходства, все ленинградцы, преодолев массу трудностей, проделали огромную работу и широко организовали водные перевозки по Ладожскому озеру, которые по своим результатам значительно превзошли перевозки по ледовой дороге.
Это была колоссальная работа. Уже 24 февраля 1942 г. Военный совет Ленинградского фронта принял специальное постановление о подготовке Северо-Западного речного пароходства к навигации 1942 г.
Подготовка к навигации началась еще в самый разгар действия ледовой дороги. Ремонтировался и приводился в порядок, имевшийся на Ладоге флот, строились новые плавучие средства, реконструировались и расширялись порты, существовавшие в осеннюю навигацию 1941 г., а также строился новый порт на восточном берегу Шлиссельбургской губы.
 Надо было подготовить сами водные пути — очистить и углубить фарватеры, восстановить гидротехнические сооружения, протянуть через озеро электрический и телефонный кабели, бензопровод и пр.
 На то, что в мирной обстановке затрачивают несколько лет, здесь, под носом у врага, в условиях голода, холода, бомбёжек, с невероятными усилиями,  было осуществлено в течение  нескольких месяцев.
 Разрабатывались и удивительные новые технологии, практически на уровне  научных открытий. 
Например, обессилевшие от голода рабочие не могли клепать профили барж. Тогда разработали новые формы барж. Стальные секции доставляли  поездом в Осиновец, а там производили сборку с помощью сварки.
 За короткое время были произведены расчеты бензопровода длиной более 25 км, разработаны перекачивающие насосные станции,  громадные цистерны -  бензохранилища, удивительная система опускания трубопровода в воду Ладожского озера и произведены не менее удивительные испытания.
В конце 1941 года в Ленинград поступили звукоулавливатели повышенной чувствительности ,позволяющие издалека слышать звук подлетающих бомбардировщиков.
Учёные предложили подобрать слепых людей,которые обладают обычно более повышенным
слухом.Определили 12 лучших,которые научились через некоторое время определять рсстояние далеко до подлёта к городу,тип самолета,его высоту,что дало ПВО заблаговременно создавать плотный загородительный огонь,сбивая большинство фашистов,а остальных извергов  повернуть назад .
В 1941 г. младший лейтенант Борис Исаакович Щелищ  в  самый тяжёлый год  блокады умудрился сделать приоритетное уникальное изобретение в развитии энергетики будущего (патент №642009).
В условиях дефицита бензина, он предложил 200 автомашин перевести на водородное топливо, которое прежде использовалось для наполнения аэростатов. Схема, предложенная изобретателем, была предельно проста. Отработанный водород из матерчатого газгольдера по шлангу подводился к всасывающему коллектору двигателя  через водный затвор (чтобы избежать взрыва водорода), размещенный в пустом баллоне огнетушителя.
 А судьба, в свою очередь, продолжала испытывать многих, в том числе и меня, на изгиб, кручение и сжатие.
В августе 1942  власти города, учитывая временное затишье наступательных действий, предложили жителям, имеющим детей, эвакуироваться.
В том же месяце в воскресенье 9 августа, в 355 день войны, как бы подводя  первые итоги сопротивления, на весь мир в Ленинградской филармонии впервые прозвучала величественная и трагичная «Седьмая симфония» Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.
   Композитор сочинил её, практически, на дежурствах пожарником на посту № 5 на крыше консерватории, куда он под форму пожарника прятал  партитуру. В написанной симфонии появились непонятные для музыкантов обозначения в конце фраз – В.Т., что означает воздушная тревога.
Чтобы эта грандиозная музыка зазвучала по-настоящему, нужно было 80 музыкантов! Только тогда мир услышит её и убедится, что город, в котором жива такая музыка, никогда не сдастся, и что народ, создающий такую музыку, непобедим. Но где взять такое количество музыкантов?
Дирижёр, Карл Ильич Элиасберг, горестно перебирал в памяти скрипачей, духовиков, ударников, которые погибли в снегах долгой и голодной зимы.
И тогда по радио объявили о регистрации оставшихся в живых музыкантов. Дирижер, шатаясь от слабости, обходил госпитали в поисках музыкантов.
Ударника Жаудата Айдарова он отыскал в мертвецкой, где и заметил, что пальцы музыканта слегка шевельнулись. "Да он же живой!" - воскликнул дирижер, и это мгновение было вторым рождением Жаудата. Без него исполнение Седьмой было бы невозможным - ведь он должен был выбивать барабанную дробь в "теме нашествия".
        С фронта потянулись музыканты. Тромбонист пришел из пулеметной роты, из госпиталя сбежал альтист. Валторниста отрядил в оркестр зенитный полк, флейтиста привезли на санках - у него отнялись ноги. Трубач притопал в валенках, несмотря на весну: распухшие от голода ноги не влезали в другую обувь.
Сам дирижер был похож на собственную тень.
Но на первую репетицию они все же собрались. Руки одних огрубели от оружия, у других тряслись от истощения, но все старались изо всех сил держать инструменты, словно от этого зависела их жизнь.
Это была самая короткая в мире репетиция, продолжавшаяся всего пятнадцать минут, - на большее у них не было сил. Но эти пятнадцать минут они играли! И дирижер, старавшийся не упасть с пульта, понял, что они исполнят эту симфонию.
У духовиков дрожали губы, смычки струнников были как чугунные, но музыка-то звучала! Пусть слабо, пусть нестройно, пусть фальшиво, но оркестр играл. Несмотря на то, что на время репетиций - музыкантам увеличили продуктовый паек, все же несколько артистов не дожили до концерта.
 Больше половины оркестрантов пришлось вначале лечить, чтоб вывести из состояния дистрофии.
Несмотря на все трудности,  в день концерта изможденные музыканты играли вдохновенно и прекрасно.
 Карл Ильич Элиасберг сумел  осуществить, пожалуй, лучшее исполнение этой героической симфонии.
Другим оркестром  - военной артиллерией дирижировал командир артиллерии 42 армии генерал-майор Михаил Семенович Михалкин. В течение двух часов, за время концерта было выпущено по противнику более 3000 снарядов. Ни один вражеский снаряд или самолет не помешали исполнению.
 В истории Блокады  период навигации 1942 года называют третьей волной эвакуации.
Первая была - до окружения с 29 июня по 27 августа 1941 года, вторая   уже в момент полной блокады – сначала водным транспортом в период навигации до замерзания озера, затем по льду Ладожского озера («Дорога жизни») с 22 января по 15 апреля 1941года и ещё с помощью авиации.      
Предстоял рискованный путь с Финляндского вокзала поездом до Борисовой Гривы, затем на грузовиках до  пирса мыса «Осиновец», далее, водным транспортом, по кипящему под бомбами и штормами озеру, до Кабоно - Кареджского порта, далее поездом до Вологды и лишь оттуда поездом в глубь страны.
Эвакуация – в представлении современников банальное мероприятие – посадили в опасном месте – выгрузили в безопасном. Но сколько было скрыто тогда за этой простой операцией героического труда, с риском для жизни знают немногие.
  За навигацию из города было эвакуировано более 448 тыс. человек, а вместе с военнослужащими, больными, ранеными и др. число эвакуированных составило около 540 тыс. человек. Массовая эвакуация населения из города - фронта была завершена.
Это  практически спасло город от повторного, тщательно продуманного штурма, для руководства которым был приглашен лучший специалист по штурму крепостей, только что взявший Севастополь, фельдмаршал Манштейн.
 Для усиления обороны,   жителям города удалось своевременно  завезти необходимые  военные грузы, топливо, войска, а, главное, - эвакуировать ослабленных голодом людей.
 Всего за время войны и блокады из Ленинграда выехало около 1,5 млн. горожан. Финляндский вокзал был единственным действующим в годы блокады. Здесь начиналась Дорога жизни. Всю войну на вокзале работал эвакопункт.
Только до 26 августа 1941 с Финляндского вокзала из Ленинграда было эвакуировано около 9000 человек. По Ириновской железнодорожной ветке через Кушелевку, Пискарёвку, Ржевку, Всеволожскую шли поезда к берегу Ладоги.
Недаром на одной из платформ стоит первый  из 36 мемориальных столбов, поставленных в 1973 году вдоль железнодорожной ветки легендарной Дороги жизни. Их автор- архитектор М.Н. Мейсель.
Вспоминаю как тетя, начиная рассказывать об этой эпопее, сразу доставала платок и рыдала, доходя в рассказе только до Финляндского вокзала.
 Недаром, в то время площадь перед вокзалом из-за постоянной бомбежки и артобстрела называлась – «Длиной смерти», а литейный мост – «Чёртов».
 Далее разобрать её слова было невозможно, плач переходил в истерику. Она причитала: «Маленькие детишки, глазёнки какие. Им бы жить и жить».
Лишь позднее нам все подробности рассказала её подруга – попутчица в том трудном пути, которая вместе с ней вывозила своего ребенка. Оказывается, - в пути разбомбили наш эшелон. Уцелело несколько вагонов. Опять помогло чудо – мы с тётей уцелели.
Тут я немного подвёл. От голода и страха – появилась диарея, и как следствие, стала выпадать прямая кишка. Тётя была в отчаянии. Ей посоветовали обратиться в госпиталь, учитывая, что я сын погибшего офицера.
И опять чудо. Каким - то образом, тёте удалось сохранить письма отца с фронта. Она показала их начальнику госпиталя. Он распорядился прооперировать меня вне очереди, как ребенка военного врача.  Хирурги проявили чудеса и меня  опять спасли с гарантией до 2040 года.
Зная  о состоянии тети при рассказах о злоключениях, я старался её меньше расспрашивать. Свои собственные воспоминания у меня сохранились с момента, когда в возрасте семи лет я поступил в первый класс, куда меня определила тётя Слава.
Я проживал у неё в комнате в коммунальной квартире на Мытнинской  набережной, а школа была рядом, мама продолжала службу в Армии и мое воспитание доверила тёте.

Вторая блокада.

Видимо символически, моя школьная эпопея начиналась с  понедельника первого сентября 1947 года. Как дожить до понедельника – я не знал. Мне казалось, что кто-то осознанно тянет кота за хвост, тормозя стрелки часов.
С утра в понедельник я поднялся, как на работу, в семь часов и сразу стал складывать  школьные принадлежности в новенький портфель. Я проверил отдельно каждую тетрадку, пенал с карандашами. Пересмотрел букварь, прописи, учебник по арифметике.
Последним, завернув в носовой платок, положил свого закадычного друга заводного слоника, которого тётя Слава подарила мне на пятилетие. Других игрушек у меня не было. Он был умным. – Направо, -  говорил я, запуская направо, и он гордо шагал направо. – Налево,- и он молчаливо покорно шагал в ту сторону, куда я его направлял.
Правда, иногда проявлял упрямство. Когда я умолял идти назад, он продолжал двигаться вперёд. Тогда я его наказывал, и ставил в угол. Там он урчал, двигая, как дурачок, ногами, и упирался большой головой в стену.
Я был «значительно» умней, назидательно обучая, как надо. После  объяснения, которое мне тогда казалось понятливым для любого, я его ставил хоботом в обратную сторону, и он гордо выходил из угла.  С ним я засыпал, заворачивая в платок, делился свежими новостями.
 Встала тётя, проверила мой портфель и очень удивилась моей прорезывающейся прилежности. Похвалила, сказав, что при такой аккуратности, из меня может получиться настоящий учёный человек.
Затем мы вместе отгладили каждую складку на моём школьном  костюмчике. Повесили на вешалку до выхода в школу.
Очень замедленно наступало долгожданное утро. Светило солнышко. Я сиял ещё сильнее.
 В этой обстановке детского восторга, тётя повела меня  первый раз в
 первый класс.
Великолепный ковёр из красно-жёлтых листьев украшал дорогу к школе.
В душе продолжала играть праздничная  музыка солнечной осени. Как-то по-особому залихватски чирикали птички. Здоровый рыжий кот, удачно скрываясь за рыжей листвой, устроил на них охоту.
Маленький воробей, издеваясь над ним, скакнул под самый нос хищника. Кот, изловчившись, высоко подпрыгнул, пытаясь схватить добычу. Воробьишко, чирикая, взлетел. Котяра с шумом  шмякнулся   в кучу листвы, подняв пыль. Мы с тётей расхохотались.
Разве можно было  предположить, что именно с этого пыльного момента для меня началась вторая блокада, более страшная. Внешнего врага не было. Все активно строили социализм. На словах, каждый тожественно клялся, что человек человеку - друг, товарищ и брат.
Мой профиль, видимо подспудно, здорово раздражал коммунистическое сознание масс, практически со школьных лет, хотя я последовательно, как это положено для всех детей моего возраста прошёл идеологический путь от октябрёнка до советского  пионера.
Чтобы отвлечь население от тяжёлого бытия, правительство СССР, клятвенно цинично объявляло любовь к любым национальным меньшинствам России и тут же  предложило общественно значимые, искусно сфабрикованные процессы.
Вначале «Ленинградское дело», затем «вейсманистов-морганистов», и, наконец, плавно перешло к «космополитам», косвенно указывая на основных врагов – евреев.
Мне малолетнему дистрофику было непонятно само слово политика, а тем более какие- то взрослые, почти ругательные,  слова.
Наивно ,с  радостью я зашёл в светлое здание школы. Ребята построились в большом сортивном зале на торжественную линейку.  Преподаватели с умилением смотрели на это новое поколение учеников.
Директор произнёс торжественые, красивые, даже немного трогательные слова о вождях революции и их любовном отношении к подрастающему поколению.
Затем нас познакомили с первым учителем, одновремено руководителем нашего первого класса.
Она повела нас в свой класс, где указала каждому место за своей партой.
Я с жидом сидеть не буду - сразу сказал мой сосед по парте Кузьма с козлиной фамилией Сидоров, на что я даже не сильно обиделся.
-Сидоров! Веди себя ,как советский мальчик,возмутилась учительница.
СССР- многонациональная страна.
Наш вождь -Сталин в своём труде «Национальный вопрос »призывает всех любить и уважать друг друга.
 Ребята жидами называли воробьёв. Откуда мне ребёнку было знать, что это прорывается российский нарыв, который созревал длительно ещё со времени еврейских погромов, начавшихся при Александре III.
Видимо, подумалось мне, дистрофия сделала меня похожим  на того воробья, которого по дороге чуть было не схватил рыжий котяра.
Весь урок Сидоров демонстративно отворачивался от меня, доставал носовой платок, прикрывая нос и делая вид, что я испускаю какую-то вонь.
- Ну,ты и козел – возмутился я во время перемены, и бросился на него с кулаками.
Со стороны это, наверное, выглядело, как  нападение мыши на кота.
Мы сцепились, несмотря на его явное  преимущество в росте и весе.
 Костюмчик и портфель были помяты и изорваны. Единственная игрушка - слоник сломался и больше не заводился.
Противник был, как Карлсон, более хорошо упитан,чем я предполагал, скорее ребёнок  «сексота», а не блокадника, и сильно меня поколотил.
После драки меня помятого, изодранного, с синяком под глазом отправили домой с запиской к тёте об экстренном посещении руководства школы, всвязи с моим антисоветским поступком и плохим воспитанием в семье.
Я держал послание моей любимой тёте и по-детски не мог понять, почему учителя считают слово жид и издевателькое изображение соседом жидовской вонючки нормальным явлением, а попытку сопротивляться антисоветским явлением.
Так радужно начавшийся день был окончательно испорчен.
Пошатываясь,я уже возвращался в свои пенаты с противоположным чувством какого-то кукушёнка,подкинутого не в своё гнездо.
Наслушавшись песен из чёрной  радиотарелки ,похожей на воронье гнездо,которая, как икона висела в углу нашего жилья и каркала ежедневно бравурные мелодии, я ,чтобы не заплакать ,запел:«Весь мир насилья мы разрушим...»
 Моё отношение к школе после первого буйного дня испортилось надолго, и далее я ходил в неё скорее по принуждению и часто получал тройки.
Драка привела к обострению моего бронхита.
После того, как я в течение двух месяцев провалялся в постели, мама перевела  меня в школу по месту моей прописки. Ей пришлось уволиться из Армии. Мы стали проживать в девятиметровой комнате в  той самой коммуналке на проспекте Сталина, в которую меня привезли из родильного дома, ещё в довоенное время.
Так ,мои дорогие соотечественники, я впервые столкнулся с чувством моей неполноценности, второсортности из–за моей, по выражению Гитлера, не арийской крови и очень раздражающего еврейского носа. 
Удивительно, более пяти последующих лет  извечный еврейский вопрос, так волновавший подонка Гитлера и его фашистских последователей в России, меня, прямо, не касался.
Периодически я встречал презрительный взгляд какого-нибудь мальчишки или проходящего. Не понимая, я осматривал себя, соображая, чего им не нравится.
Но  кремлёвский вождь перед своей кончиной решил пощекотать умы русского народа, подкинув в тлеющий огонёк бытового и государственного антисемитизма «дело врачей».
Знаменитый «пятый пункт» - национальность, очищал стройные ряды КПСС, как сито фильтровал студентов ВУЗов и руководителей предприятий, а на бытовом уровне в очередях, в магазинах часто шептали в спину: «Опять они везде лезут».
Евреев изгоняли из ЦК, из горкомов и райкомов, из госбезопасности, министерств, из газет, научных институтов, университетов.
В нашей семье об этом периоде рассказывал мой тесть Яков Абрамович Полторак. Когда он, заранее договорившись  с администрацией ленинградского предприятия, уволился и прибыл в Ленинград из Средней Азии, чтобы продолжить работу бухгалтером, ему, заглянув в документы и обнаружив  в пятой графе  ужасающий генетический дефект, неожиданно сообщили, что свободных мест нет.
Знакомый администратор многозначительно шепнул на ухо: «Отдел кадров категорически «против».
Там где «за» - он с большим трудом, в состоянии полного отчаяния, отыскал  лишь через девять месяцев. Для нашей семьи это время не прошло даром. За это время  родилась  моя будущая жена Бэлла, украсив тяжёлые будни живительным писком и красивым именем. 
Ребёнок так и не узнал, что готовилась всеобщая депортация « опасного » еврейского  населения в глубь Сибири, где линейно в виде буквы «Т» уже были построены многочисленные бараки по типу и образцу фашистского гетто.
Планировалось даже обойти фашистов  по изуверству, и - удивить весь мир российскими таёжными крематориями.
Всё это - не могло не сказаться на непосредственном детском мышлении, подогреваемом разговорами родителей.
Дети, подростки и юноши – максималисты, а поэтому очень жестоки в отстаивании своих убеждений.
Меня часто стали обзывать во дворе  «жидовской мордой», и не принимать в игры. Я отчаянно дрался, приходил домой побитый со ссадинами и синяками.
Если жаловался маме, она обычно говорила: «Твой отец погиб в бою, он стоял на капитанском мостике, рядом с капитаном и, перед своим смертельным ранением,  успел бросить гранату, повредивший катер врага. Он не отступил.
А я ведь тоже ходила в атаки под пулями фашистов, хотя было очень страшно.
 Учись  и ты воевать, иначе нам в России не выжить, а выехать из страны нам не дадут. Сынуля, я тебя прошу, не рассказывай ничего тете Славе – она с ума сойдёт.
Выхода не было, я  стал искать способы сопротивления. Теперь уже, когда я прошёл это горнило жизни, я могу твердо заявить, что запас жизнеспособности и прочности намного больше, чем ты предполагаешь. Советоваться было не с кем, и я придумал.
 Во-первых, надо драться так, как - будто это твоя последняя битва в жизни. Сейчас, при таком поведении, меня бы убили.
Тогда в послевоенное время,  существовало два джентльменских правила: лежачего не бьют, и драка прекращалась при появлении первой крови.
 Мой далеко не курносый нос, после блокады плохо удерживал семитскую кровь, но зато представлял собой еврейское счастье.
 - Будь счастлив жид, что у тебя потекла кровянка, - говорил мне распалённый противник, - а то бы я сделал из тебя сосиску.
В то же время, любой синяк на лице противника приводил к тому, что он получал «взбучку» от родителей,  и надолго задумывался о последующей драке со мной.
Там, где это было возможно, я рисовал лицо на уровне своего роста, и пробовал попадать в него кулаком из любых положений.
Но самым главным козырём – был подвиг, особенно для пионера. «В жизни всегда есть место подвигу»- было написано под портретом А.М.Горького рядом с учительской.
«Я еврей, в переводе – пришелец («иври» в переводе с древнееврейского -пришедшие из-за реки, иврит теперь язык государства Израиль), а вы русские, тоже пришедшие с Киевской Руси, тогда попробуйте, как я, пройти в вертикальном положении, по арке «Митрофаниевского железнодорожного моста», - предложил я  обидчикам.
Если я останусь живой – вы больше меня жидом не называете».
Повторить никто не смог. Меня до сих пор трясёт при воспоминании об этом дурацком поступке. И хорошо, что об этом не узнала мама.
Таким образом, я завоевал авторитет во дворе. Меня с уважением представляли, и за смелость избрали вратарём дворовой футбольной команды.
Мой рост не волновал команду, так как ворота, обычно, состояли из двух кирпичей вместо боковых штанг, а верхней границей  считалась моя отчаянная голова.
Спорные голы определялись жребием «на морского» между двумя капитанами. Перед началом игры капитан успокаивал игроков противника: «Это наш циркач, не волнуйтесь, он хоть и еврей, но парень хороший», - и гордо рассказывал о моём «подвиге».
В школе обстояло иначе. В спину часто шептали: «Вот он наш жидяра». Кульминацией послужило заявление нашего классного второгодника Горшкова: «Очень пахнет жидятиной. И, хотя у нас сегодня четверг, - рыбный день, давайте устроим облом нашему жидёнышу Лёвочке, и сделаем из него мясную котлетку».
               
                Истинная толерантность.

Тут поднялся самый сильный в классе Сергей Ермолаев и заявил: «Вы сволочи и фашисты. Его отец и мой были моряками, и погибли героями  на море, чтобы все народы жили в дружбе. Победа досталась большим трудом. Воевали все, а не одни русские. Кто его тронет, будет иметь дело со мной».
Удивительно, что я до этого дня с ним не дружил, и ещё более был удивлён его сведениям о подвиге моего отца.
  Моим другом был Володя Хухров. Его брат был известным скульптором, а сам Володя очень хорошо рисовал. Мы с ним были лучшие  рисовальщики класса, последние по росту и самые худенькие, что нас сдружило. Володя рисовал, в отличие от меня, профессионально и заботливо правил мои рисунки.
-Бить будете нас двоих, - с грозным видом  поднаторевшего бойца заявил Володя. Его щуплая фигура едва возвышалась над партой.
-Тебя соплёй можно перешибить, - захохотал Горшков.
-Ты Горшок, - и голова у тебя такая же. Пушкин – внук Ганибалла, арапа, Айвазовский  - армянин, Дзержинский -  польский еврей. Твой пустой калган что–нибудь варит? – сказал он, многозначительно постучав костяшками пальцев по своему затылку. Тогда надо делать облом всем народам Союза, как это делали фашисты. Ты такой же!
– Идиоты, - продолжил Горшок, - вам всем газеты читать надо! Во вторник в сообщении ТАСС от тринадцатого января 1953 года написано, что в группе врачей – отравителей из девяти арестованных – шестеро - жиды. Это они, по заданию иностранной разведки, убили Горького и Жданова. Все работали в Кремлёвской больнице, а рентгенологу Лидии Тимашук, которая их разоблачила, дали орден Ленина.
- Враги бывают в любой нации. Это не означает, что надо бить остальных, - возразил Серега, и попросил моего соседа поменяться местами, чтобы сесть рядом со мной, демонстративно доказывая своё уважение ко мне.
 С этого момента я понял, на всю оставшуюся жизнь, что люди делятся на хороших и плохих, и другого не бывает. А в каждой нации есть своя «изюминка», за которую её можно любить и уважать.
Серёга и Володя, своими поступками ,очень смелыми для того антисемитского времени, завоевали, в моих глазах, уважение к русским, и полностью поменяли моё представление о народах мира. Они рисковали своей жизнью и репутацией родителей.
Я стал искать достоинства каждой нации. Например, - русские. Я  узнал, как многие из них прятали от фашистов евреев, рискуя своей жизнью и жизнью родных. Самое удивительное, когда по улицам Москвы проводили пленных немцев, которые принесли столько страданий, то некоторые русские старушки и женщины, из жалости,  подавали им хлеб и воду.
Великий русский актёр, Михаил Иванович Жаров, глубочайший интеллигент, не поддался массовым  антисемитским настроениям. Он сделал всё возможное, чтобы освободить родителей своей еврейской жены Майи от «дела врачей».
 Мало того, Жаров приютил в своей квартире и сестру Майи Вику. Это было крайне  опасным. В то время у Жаровых уже росла дочка Анюта, и Майя ждала второго ребенка. Все эти события не могли не отразиться на Михаиле Жарове. Ему предложили развестись с женой, от чего он, возмутившись несуразностью предложения, категорически отказался.  Руководство Малого театра сняло его с должности партийного секретаря. Вчерашние знакомые, еще недавно заискивающие и лебезившие перед ним, теперь отводили глаза, чтобы лишний раз не здороваться. 
А ещё сильнее меня впечатлил командир белорусского партизанского отряда «Мститель», сбежавший из плена, бывший политрук Красной Армии - Николай Яковлевич Киселёв(1913-1974 г.).
Отряд попал в окружение, а в нём находились бежавшие от фашистов еврейские семьи. Запросив Москву, получили приказ вывести их за  линию фронта. Предстоял путь в 1500 км. через непроходимые белорусские леса и болота. Выполнить приказ взялся сам Николай, так как  задание было гибельным.
Русский человек повел себя, как родной отец семейства из 270 евреев, оставшихся живыми из 5000 жителей деревни Долгиново, уничтоженных фашистами. Буквально носил на руках маленьких детей, помогал инвалидам, мужественно преодолевал самые большие трудности, внушая уверенность в достижении цели.
Переход длился больше месяца, дважды отряд натыкался на немецкую засаду, многие были ранены. После одного из столкновений недосчитались 50 человек, что с ними произошло — неизвестно. Двух раненых — пожилую женщину и мальчика — пришлось оставить в лесу, но они выжили. Удалось вывести  218 человек.
В 2005 г. Николаю Киселёву израильским институтом Яд ва-Шем было присвоено звание Праведник народов мира. Из 218 спасённых им людей к 2008  живых осталось всего 14 человек. Его память чтят более 2200 их потомков, которые ежегодно собираются в Тель-Авиве 5 июня в день последнего расстрела Долгиновского гетто. Киселёва они сравнивают с Моисеем, выведшим из рабства еврейский народ.
В общении с грузинами, я понял, что истинный грузин – настоящий труженик с младенческих лет. Он годами носит мешки с землей на горы, где делает земляные террасы, и выращивает на них виноград. А как они поют! В их пении, особенно в многоголосом хоровом, - вся красота Грузии и снежных гор. А как поют украинцы. Мама очень любила украинские песни и замечательно пела: «Солнце низенько…
А русские народные песни, а польские, а белорусские, а армянские, а еврейские; - и многие другие. А танцы народов мира. В песнях и танцах - душа народа. А классическая литература и музыка каждого народа, а народный эпос,- какие в них открываются драгоценности языка, своеобразие характеров, остроумия. А какие великие открытия и изобретения сделаны талантами разных национальностей.
Подсчитано, что на деньги, потраченные на Вторую мировую войну, все люди земного шара могли  бы прожить   безбедно более пятидесяти лет. Так может быть, вместо того, чтобы воевать или преследовать невинных людей, как это делают неофашисты с теми, кому они дали унизительные прозвища  «жидов, черных, узкоглазых и других нерусских»,  научиться жить в мире? А освободившиеся от гонки вооружения  средства вложить в бюджет каждого труженика Земли, в медицину, в культуру и воспитание?
Самое страшное, когда к власти приходят националисты. В наше время ужасный тому пример – Югославия. Весь мир содрогнулся после ковровой бомбёжки силами НАТО Белграда с неисчислимыми жертвами. Именно отсутствия воспитания толерантности дома и в школе с детского возраста, привело русских к еврейским погромам,  а турок и немцев к масштабному уничтожению невинных - позорному геноциду армян, евреев, цыган.
С содроганием весь мир узнал о Холокосте, о местах зверской расправы: «Хатыни», «Долгиновское гетто», «Варшавское гетто» «Освенциме», «Бабьем Яре» и многих других местах ада на нашей маленькой Земле:
От горя не могут там петь соловьи,
Лишь ливни печали и  грозы,
То люди, оставив надежды свои,
За что?- Вопрошают сквозь слёзы.
За что же детишкам, тот ад?
За что, растерзали невинных?
Тут тихо, как саван, берёзы стоят.
И стон  погребальный в долинах.
От горя затихли давно соловьи,
 Рыданья убитых укрыты могилой.
Проклятья они рассылают свои
Убийцам  с их чёрною силой!
               
                Осечка.

Облом всё же состоялся. Не найдя сочувствующих в нашем классе, Горшков подговорил дружков второгодников. Компания  «русских молодцев» с ехидной ухмылкой поджидала меня во дворе школы.
 Дмитрий Иванович Менделеев записал в своем дневнике, когда прочёл труды Маркса:  «Та страна, которая будет жить по предложенным им законам, будет жить среди воров» Его предвидение оправдалось – все семь упитанных второгодников были одеты в  овчинные полушубки, с белыми дефицитными бурками на ногах. Будто по спецнабору, они все оказались детьми номенклатурных работников, которые по талонам получали дефицитную одежду.
 Серёга, почувствовав недоброе, не пошёл в секцию борьбы, где он занимался уже два года, остался, чтобы меня подстраховать.
На дворе стояли крещенские холода. Зима выдалась снежной, серебристой. Иней превратил деревья в сказочное царство. Солнышко облюбовало купол Новодевичьего монастыря. Он переливался хрустально-оранжевым светом, который иногда сменялся на голубой, когда лучи заслоняли кучевые облака.
 Я, Серега и Володя, как дети послевоенных матерей- одиночек, очень далёких от спецраспределителей были одеты так, чтобы хватило тепла на короткое время пробежки от школы до дома, практически в лохмотья.
Это нас спасло. Серёга, видимо вспомнив Александра Невского с его «Ледовым побоищем», когда немцы наступали, построившись« свиньёй» на  русские войска, противопоставившие им строй в виде «полумесяца»; и затем погибли из-за тяжёлых доспехов, крикнул:  «Бежим!».
Пробежав метров пятьсот, Серега крикнул: «Пора!». Мы обернулись. Картина «маслом», как обычно пишут юмористы о благоприятном  исходе.
 Первым был Горшков, с морозной пеной изо рта и оглуплённым ликом, остальные растянулись в гусином порядке с интервалом не менее пятидесяти метров. Все выглядели, как загнанные лошади с тяжёлой одышкой.
Далее пошла «конвеерная» работа. Наш «полумесяц» работал исправно.
Серега делал показательные броски, а после того как  противник поднимался, я и Володя добавляли порции бокса, ожидая следующего из растянувшейся очереди.
В результате, после того, как четверым поочерёдно «расквасили» носы, соперники, измазанные кровью, ретировались, обещая сколотить «кодлу» и повторить облом.
Мы были полностью изодраны и походили на безпризорников- оборванцев. Сергею оторвали рукав жалкого пальто , а брюки приобрели новые дыры на коленях.У Володи и у меня распухли носы и текла кровь.Кроме того у Володи сломали мизинец , от удара кастетом была порвана мочка уха и ещё, вдобавок прокушена ладонь , на  которой остались отпечатки зубов »хищника».
Разгорячённый после драки, Серега, подражая опытному тренеру, делал разборку полётов: «Получилось как в футболе. Один  нападающий - гол не забивает. Мы бились скопом, потому «пятаки» и начистили. Но все же  страшно за вас. Махались не хило, отчаянно, главное не сдрейфили, но уж больно какие-то вы щуплые, действительно  одной сопли хватит, чтоб вас перешибить», – засмеялся он.
- Вот что пацаны – приходите в секцию «Самбо». Там подкачаетесь, научитесь не подставлять носы и , особенно, руки для покуса, чтобы не делать прививки от бешенства.
 Самозащита без оружия – специально разработанная и проверенная в боях система борьбы. Её применяли бойцы на войне, особенно в разведке. Нужна голова, а оружие  вы сами. Ваши отцы погибли, защищать некому. Я думаю, они были бы рады, что вы самбисты. Дерьма, как  эти недоумки, вокруг много. В понедельник я жду  в спортшколе. – Пока.
- Пишите стихи,- вдруг,  пошутил он на прощанье.
-А сам ты пишешь? - спросил я.
-Нет. Не умею.
-А почему стихи?
-Нам тренер рассказывал, как поэт Есенин, когда перестал хулиганить и драться, стал писать хорошие стихи и даже написал, что «зверьё, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове».
На следующий день Серёгу прямо из школы забрали в милицию, так как отец одного из второгодников работал начальником отделения, и его драгоценное чадо « поплакало в жилетку» своему весомому защитнику.
Меня и Володю, как мы не просили, взять свидетелями отказались. По-видимому, чтобы не скомпрометировать своих  любимых переростков.
Надежда Ивановна, наш классный руководитель, приказала нам встать рядом с партой.
- Будете стоять, пока не расскажите, откуда у вас синяки, и кто виноват, - грозно объявила она.   
Мы возмутились и сказали, что из нашего класса в драке участвовали четверо, остальные были из других классов, и попросили  отпустить невиновных.
Надежда Ивановна была категорична. - Неважно, - сказала она. - Пока не назовёте всех и причину драки, - будете стоять всем классом, как истуканы, до прихода родителей. – Вы пионерский отряд, и  все отвечают  друг за друга.
Как только Надежда Ивановна отлучилась, Горшков, классный Митрофанушка, кинулся ко мне и запихнул меня под парту.
- Жидам место под ногами, – злорадно прошипел он. Володя Хухров пробовал заступиться, но оказался рядом со мной под той же партой. Что поделаешь – мы  «хилятики» были ему по пояс.
В это время с криком: «Бей фашистов! Ты сволочь, Горшок!», - на шею наклонившегося  к нам Горшкова  неожиданно прыгнул Саша Уткин, от чего тот ударился носом в парту. Нос, как у клоуна в цирке покраснел, и сразу потекла кровь.
 Саша был самым тихим учеником в классе, не вступал никогда в драки, ни с кем не дружил. Особенно после случая на уроке литературы, когда он неожиданно приобрёл кличку  «Плаксы».Некоторые обзывали его  «гогочкой», за то, что он в отличие от нас,  всегда носил чистую, аккуратно починенную одежду.
 А дело было таким образом. Учительница монотонно проводила урок. Неожиданно, при полной тишине, раздалось всхлипывание, а затем неудержимый плач и рыдание. Ревел Уткин. Учительница подошла к нему и вытащила из-под парты книжку. Это был  «Овод» английской писательницы Этель Лилиан Войнич. «Плаксой»-  после того урока, его стали  дразнить многие ученики школы.
 И, вдруг, «Плакса» напал на «Горшка». Весь класс остолбенел от неожиданности. Такого мужественного поступка от «Плаксы» не ожидали. Затевалась большая драка.
По счастью, классный руководитель быстро вернулась.
 - Вам обоим оценка за поведение за четверть будет снижена, - сказала она, когда она увидела нас, вылезающими из-под парты.
-Горшкову и Уткину тоже, - когда она вдруг  заметила повреждённый нос Горшкова, а рядом нахохлившегося взъерошенного Уткина. На что весь класс грохнул  от хохота.
-Вы ничего не понимаете, совсем распустились, - грозно сказала она. - Будете стоять весь день.   
Мы действительно  стойко простояли весь день. Вечером пришли испуганные родители и разобрали всех по домам. Многих дома выпороли, но удивительно - никто никого  не выдал. Ничего не узнали и в милиции.
После войны и военных фильмов, - донос и предательство в  мальчишеской среде считались самым страшным грехом и позором.
Серёгу предупредили, что самбо – это боевое оружие, и в драках он участвовать не может. Может только защищаться. Он ответил: «Их семь, а нас трое. Мы защищались». Причину драки выяснить не удалось.
 - У вас, как у воров – свои разборки, - улыбнулся дежурный, отпуская Сергея.
Отношение к Уткину поменялось, вся школа стала  называть его «Риваресом».
В понедельник, после уроков мы - Володя, Саша и я, зашли в спортивную школу на Смоленской улице, что была рядом с нашей школой. Нас встретили тренер-Владимир Петрович и Сергей.
               
                Воспитание мужества.

«Команда  «мощная», - пошутил тренер. - Серёжа мне о вас доложил. Разденьтесь». Увидав  наши блокадные мощи, он, вздохнув, с сочувствием сказал: «У каждого грудь, как у петуха колено. Падать не на что - кожа да кости. А падать придётся много. Похоже, меня уволят за высокие показатели по травматизму, - почесал он затылок, - вообще, придёте только после разрешения от спортивного врача».
Справки были выданы. В них  было написано чёрным по белому – занятия борьбой категорически противопоказаны.
Со слезами на глазах мы вернулись к тренеру.
«Становись!» - приказал он спортсменам. Шеренга построилась. Серёга стоял первым на правом фланге.
«Перед вами будущие мастера спорта по самбо», – неожиданно объявил Владимир Петрович, показывая на нас,  как на ведущие силы страны.
«Вот, что, - сказал тренер – Будете ходить, до тех пор, пока не окрепнете настолько, чтобы я разрешил вам спарринг.  Следить за каждым движением, и тренироваться, тренироваться, тренироваться, даже во сне. Запомните – побеждает не сильный, а умный.
Будьте осторожны, берегите напарника. В ваших руках оружие. Без меня ни одного движения, чтобы не было самоубийства. Я сам боюсь докторов, они мне тоже запретили заниматься после ранения. В войну, в рукопашных боях, меня спасло «Самбо».
Заявление тренера, перевернуло всю мою жизнь. Я воспринял его, как призыв к действию. Мне предстояло, как единственному мужчине в доме, научиться защищать маму, себя и слабых.
Дома я разделся перед зеркалом, осмотрел себя, напряг свои «бицепсы», - и заплакал от тоскливой картины увиденного. Вместо мышц определялось жиденькое желе. Я понял, что мама меня воспитывает как девчонку. Постоянные простуды, разные инфекционные заболевания, в результате чего я больше проводил время дома, чем в школе, - навели меня на мысль, что надо идти в  «Публичку».
На следующий день, оставив записку маме, что я после школу еду в Публичную библиотеку, поехал в читальный зал. Там я обложился книгами о Суворове, который в детстве был хлюпиком, и, только лишь с помощью методичного закаливания  и упорства, стал великим полководцем, о знаменитых борцах - Иване Поддубном, Иване Заикине. В отличие от Суворова  они были богатырями с детства, но некоторые соперники были сильнее, и только, применяя свою систему борьбы, им  удавалось побеждать, практически, непобедимых борцов.
После недели занятий в «Публичке» я в изголовье повесил портрет А.В.Суворова с его знаменитым высказыванием: «Потомство прошу брать мой пример». Как у прилежного ученика, у меня были результаты кропотливого труда, - выписки  из книг о правильном питании, режиме тренировок и подготовок борцов к соревнованиям.
Работа началась. Я обнаружил целый клад около нашего сарая во дворе - ржавые: гантели 10 кг, гири- 16 кг, 24 кг, 32 кг. Видимо, какой-то спортсмен выставил их за ненадобностью. Судьба сама предоставила мне спортивный инвентарь, правда, в очень запущенном состоянии. Пришлось поработать. Я с большим трудом их очистил, покрасил и притащил, уговорив помочь соседа дядю Лешу, в девятиметровую комнату, в которой я существовал без них с момента рождения.
 Мама страшно возмутилась, разнервничалась, сказала, что в моём возрасте их поднимать нельзя и всё выкинула, кроме 24- и 32-килограммовых гирь, которые она сама поднять не смогла, и попросила дядю Лёшу выбросить.
Дело в том, что дядя Леша, очень уважал маму как бывшего полкового врача.
Он сам прошёл путь от Москвы до Берлина, фронтовым шофером. Когда мама пела: «Эх, путь дорожка фронтовая! Не страшна нам бомбежка любая!», дядя Леша расплывался в улыбке и тут же продолжал с задором: А помирать нам рановато! Есть у нас ещё дома дела!».
Это песня наводила меня на мысль о взаимовыручающем, таком непростом, добытом в боях, крепком воинском братстве. Дядя Леша исполнял любые просьбы мамины и мои, а мы, в свою очередь тоже всегда старалась помочь этой военной семье.
Когда его маленький сын Толик надевал  отцовские ордена и медали, полученные за тяжёлые бои и освобождение, захваченных фашистами, городов и крепостей, то они не рамещались на детской груди, а занимали всю рубашку и брюки. Бегать в этом  наградном иконостасе он не мог.
Изображая грузного музыканта  военного оркестра,  он важно и фигурно маршировал по комнате, стуча кастрюльными крышками, вместо литавр.
Другая соседка, Агрипина Семёновна, умиляясь ребёнку, хлопала руками и смешно говорила: «С таким грохотом не только любому новому Гитлеру - капут, но и мы под вечер оглохнем».
 Гири мы с дядей Лешей аккуратно запрятали в сарай, прикрыв дровами.
 Здоровье мамы было дороже. На моё счастье, она очень рано уходила на работу и не видела мои проделки. Я творил «ужасное».
 Своё здоровье я начал укреплять с закаливания. Сначала обтирался под краном, затем, стал обтираться снегом и, в, конце концов, стал делать утренние пробежки в январские морозы, одетым только в семейные трусы. Бабки, завидев меня, похожего своей худобой на Кощея Бессмертного, неистово крестились и беззубо шептали: «Шу..шу.. машей..ший».
Наверное,  их молитвами – простуда от меня отступила.
               
                Неожиданный тренер.

Однажды от, обсуждающих мою личность, пенсионеров отделился бородатый старичок и остановил меня.
-Смотрю на твоё упорство – ты молодец, но бегаешь неправильно.
-А Вы, тренер? - спросил я.
-Нет, но я  мастер спорта по лёгкой атлетике и бывший чемпион СССР по бегу на длинные дистанции.
-Ух, ты! – Невольно воскликнул я.
-У нас всегда так: если родители учат ребёнка плавать, то его зажимают в руках так, что он дыхнуть не может и, как бы в насмешку, кричат: «Плыви, плыви зайчик!»,- ворчливо продолжал старик.
Выглядел он неважно, хромал, опираясь на палочку, и тяжело дышал.
-Наверное, не веришь, что я спортсмен, - заметил он мой недоверчивый взгляд. Я бывший разведчик. Фашистов намолотил сполна. Отомстил и за жену и за детей, которых они убили. После того как я пролежал день в болоте, под Невской Дубровкой,  подхватил ревматизм, и меня комиссовали.
- Так вот, насчёт бега. Надо сразу учиться правильному бегу. Ноги бегуна требуют такой же постановки, как руки пианиста. – Да, да! - продолжил он, увидев моё непонимание.
Тебе надо обязательно пронаблюдать, как бегут кошки, собаки, особенно лошади, правда, до момента, когда они переходят на галоп. У человека две ноги и галопом он скакать не может. Для  забегов на ипподроме  специально подбирают рысаков-иноходцев, не переходящих на галоп. Их бег самый правильный и красивый. Ещё можно посмотреть на древнегреческие вазы в Эрмитаже. Там отображены забеги на Олимпиаде.
-Удачи! - пожелал он. Если не попаду в больницу, встретимся через неделю.
-Из-за тебя не лёг в стационар, хотя участковая настаивала, - радостно встретил он меня через неделю. Мне сказали, что ты сын погибшего на Балтике моряка, а мама у тебя бывший полковой доктор. Мой долг, как бывшего командира разведвзвода, обучить тебя бегу.
В войну мы, фронтовики, нахлебались сполна одного горя от этих нелюдей – фашистов, и теперь друг другу помогаем.  Я эти дни лежал у окна в постели и наблюдал за тобой. Ты, видимо, способный. Бег значительно улучшился.
-Я, вообще - то,  занимаюсь самбо. Мне надо научиться стоять за себя, за маму, за слабых. А бегаю я для разминки. Но вам большое спасибо за обученье.
Благодаря Вам, я  побывал в Эрмитаже, видел эти вазы. Тела бегунов выпрямлены,  колени выше пояса, руки согнуты в локтях и прижаты к телу. Кошек и собак я люблю давно, а теперь еще больше. Они намного ловчее человека. Их бег пружинистый и выглядит, как полёт.
-Удивительно, ты можешь работать тренером. Схватываешь на ходу, и весьма внимательный, - похвалил он меня.- А теперь к делу. Бег в жизни человека – важная штука и часто выручает опаздывающего.
Идея каждого забега – пробежать необходимое расстояние быстрее остальных, но при этом без одышки и усталости. Короткие расстояния можно пробежать без обучения, а вот на длинной дистанции выясняется, что каждая часть тела участвующая в беге , должна работать рационально, иначе быстро появится сбой дыхания, боли в ногах, мозоли и т.д.
 Как опытный тренер, он начал объяснять. - Верхняя часть  тела – грудная клетка должна быть развёрнута масимально.Это способствует хорошему захвату кислорода.
 Наклоняться вперёд не надо, иначе ноги просто не успеют толкнуться от земли. Получится шаркающий бег старика.
 Поэтому - тело прямое, голова смотрит прямо, вдох носом, выдох через рот, руки, как ты видел на вазах: согнуты в локтях, ладони продольно туловищу, пальцы кисти вытянуты и  сжаты.
Руки работают в локтевых сгибах, как маятник сверху вниз. Ноги работают в определённой последовательности - начало движения с пятки по внешней поверхности стопы, заканчивается сильным толчком пальцев стоп, чтобы получился пружинистый высокий бег, как у кошек и собак.
Бег- полёт, при этом ноги работают параллельно оси тела и всегда впереди груди. Вращать стопы и тело нельзя – собьётся дыхание. От бега должно быть удовольствие, а не усталость.
Я пробежал три круга, на каждом он меня правил. На последнем сказал: «Сносно, остальное получишь на соревнованиях, если будешь подсматривать у чемпионов. Я пойду, сердце побаливает»
-Может Вас довести до дома?- спросил я.
-Не надо, мне привычно, а тебе надо в школу, опоздаешь. Вам надо учиться за всех нас и за погибших, иначе мы впустую бились за каждую пядь России. И ещё мы бились до последнего солдата, чтобы вам не пришлось воевать.
- Спасибо большое! - Крикнул я  вдогонку.  Я, действительно, опаздывал, и, к  своему стыду не узнал имя чемпиона. Сожалею об этом всю жизнь. В тот же день его отвезли в больницу. Врачи оказались бессильны. Об этом рассказала бабуля с нашего дома маме. Имя она его не вспомнила,  но сказала, что видела, как он обучал меня. И ещё сказала, что жил он очень одиноко, так как все родные погибли, но, что удивительно, никогда не просил помощи. Бывало, несет хлеб из булочной, а сам еле-еле дышит.
Уроки не прошли даром. Я полюбил бег. Когда я участвовал в соревнованиях, мне в спину всегда дышал, как волшебник – Хотабыч,  мой дедуля, бывший разведчик. Я рвал за двоих. Занимая призовые места, всегда благодарил ветерана, как соучастника забега.
Не могу  забыть его глаз, в которых была доброта и страсть к обучению, а ещё грусть, что так, как во времена молодости, ему уже, из-за фашистской сволочи, не побегать. Если бы не война, сделавшая его инвалидом, он, вероятно, стал бы знаменитым тренером.

Мастер класс.

Сдаваться я не думал, и с гирями занимался около сарая, правда,  в отсутствии мамы. Тренировки, зарядка и занятия гантелями и гирями, при правильном питании,- сказывались на моей фигуре.
Я стал более  крепким,  появились зачатки мускулатуры. Грудь , конечно,  стала пошире,  чем« колено у петуха», но синяки после падения были длительные и болезненные.
Надо отдать должное Владимиру Петровичу и его терпению. Он нас не прогонял,  старался подбодрить, следил за каждым нашим кувырком, показывал упражнения на силу. Бороться пока не разрешал, но в разминке мы с удовольствием участвовали.
Я удивлялся таланту его преподавания. Видимо он узнал от Серёги о драке с второгодниками.  Отозвав меня в сторону,  он сказал:
«Учись не сдаваться.
С детства люблю историю. Я читал древние воспоминания римского историка Иосифа Клавдия.  Он пишет, что  маленький отряд Маккавеев разбил отряд   обученных греко- сирийских легионеров, превосходящий по численности  в 15 раз.  А войска русских полководцев П.А Румянцева,  А.В Суворова, М.И. Кутузова всегда воевали не числом, а умением.
Любого воина обучали рукопашному бою. В борьбе мелочей не бывает. Прежде всего - нужен настрой на победу. Затем правильное мышление, которое выводит на рациональный приём. И только на третьем месте сила.
Вот, например, стойка борца. Казалось бы, что в ней особенного. Оказывается надо знать физику. Когда строят дом – его ставят на фундамент. Чем больше площадь опоры, тем он устойчивее. Когда центр тяжести переходит за площадь опоры – тело падает.
У человека площадь опоры пространство, ограниченное стопами. Чем шире расставлены ноги, тем больше площадь. Но когда очень широко, то это мешает подвижности, поэтому надо выбирать рациональную для твоего тела ширину, и обязательно одна стопа впереди.
Это увеличивает устойчивость по осям симметрии. Самая большая ошибка скрещивание ног. Центр тяжести у человека где-то на уровне пупка. Рассмотрение сил при такой расстановке показывает, что тело падает. Поэтому и в борьбе, и боксе необходимо передвигаться легко, пружинисто, уверенно, сохраняя параллельность стоп. Это легко без противника, а с партнёром намного сложнее и этому надо обучаться.
Чем сильнее надавливаешь на противника, тем сильнее будет его сопротивление. А что, если в этот момент его потянуть на себя? Так желательно начинать любой бросок, так как скорость его проведения резко увеличивается, и используется сила противника.
Есть ещё много хитростей добытых мудрыми учителями борьбы. Ну, например, равновесием заведует вестибулярный аппарат. А, что будет, если прием проводить в одном направлении, затем резко поменять движение, а ещё лучше, добавить третье? Тогда противник теряет ориентацию, и что удивительно - резко ослабевает.
У японцев есть даже такой приём – бросок на четыре стороны. Правда, это удел больших мастеров, пока ты только начинаешь.
Все болевые приемы связаны с воздействием на болевые точки нервных окончаний, через растягиваемые сухожилия. И опять физика - чем длине рычаг, тем легче проводить прием. Тут надо знать болевые точки и уровни воздействия. Чаще это плечевой, локтевой и лучезапястный суставы. Лучше всего захватить кисть партнёра. С этого захвата обычно начинаются самые эффективные приёмы.
Проводить болевые приемы на ноги можно только у маломощного противника. Ноги приблизительно в три раза сильнее рук, но во столько же раз медлительней.
Если соперник  совершает удар ногой, то его площадь опоры  уменьшается до минимума, поэтому попробуй в этот момент подхватить противника за пятку  потянуть резко на себя и вверх,- получится неожиданный опрокидывающий момент, и ты можешь выиграть схватку.
 Если противник взялся за тебя - это удача, надо только зафиксировать кисть партнёра своей рукой. Далее он показал, как надо действовать. А если он размахивает руками, тут сложнее. Надо успеть дотронуться до плеча, и по руке, как по проводнику быстро соскользнуть на кисть.
При борьбе в стойке важно умело использовать инерцию движения противника. В момент максимума нападения, надо ловко уйти с линии атаки и попытаться провести свой приём, параллельно движению партнёра, используя силу и скорость противника, а ещё лучше зайти за спину. »  Чувствовалось, что передо мной большой мастер.         
В школе класс разделился на антисемитов и противников. Причём на стороне Горшкова было незначительное меньшинство, поэтому прямые угрозы и высказывания в мой адрес прекратились. Трусливые второгодники, помня преподнесённый им урок, обходили нашу компанию стороной. Вскоре  их внимание переключилось на соседнее со школой ремесленное училище.
Как-то они пришли со страшными синяками. Когда мы все узнали, что виноваты не они, а приставшие к ним ученики «ремеслухи», то решили присоединиться к группе Горшкова. «Своих не сдают, сказал Серега, завтра даём бой».
В первом бою нас серьёзно побили.  Я дрался в своём стиле,- стиле отчаянного пирата, как «тысяча чертей».
Силы, практически, не было, но её заменяла ловкость. Попасть по мне или схватить меня было проблемой.
 Горшков в драке получил сотрясение мозга, и далее мы всем классом навещали его в больнице.
Оказывается, у бойцов ремесленного училища было преимущество. Они носили ремни с большими медными пряжками, положенными им по форме.
В драке они наматывали ремень на кулак, превращая его в  самодельный кастет. Удар получался сокрушительным.
 Уголовного кодекса никто не изучал, поэтому никто и не понимал, что  дело может закончиться тюрьмой, в случае нанесённого увечья.
После первого боя, мы опять получили наказание от Нажежды Ивановны - простояли весь день у парты.
Вечером бойцов с синяками разобрали родители;  и драчуны получили уже повторно очередную порцию домашней порки.
И снова- никто никого не выдал. 
Далее  члены пионерского отряда, обсудив причины неудачи, на деньги оставшиеся от завтраков,  купили в военторге матросские медные пряжки с якорями,  которые,  как  дополнение к  пионерским атрибутам, непроизвольно стали, эмблемой нашего класса. 
Силы уравнялись. Мы стали побеждать, о чём обрадовано доложили выздоравливающему Горшкову.
               
                Планета оболванивания.

Удивительно, что наши педагоги жили на другой социалистической планете, радостно проводя построения, пионерские сборы и потрясающие песнопения со словами: «Сталин - наше знамя боевое! Сталин – нашей юности полёт!…»
Помню, как при словах:  «Сталин»- солист Витька Богданов, едва сдерживая смех, манерно делал жест вождя.  После основательного втыка на пионерском сборе он вёл себя крайне дисциплинированно.
Витька имел глупость поспорить на  складной ножик с ребятами, что с одного раза написает имя кормчего на снегу, но глубоко просчитался. Его знаний по анатомии было недостаточно.
Накопившейся, тёпленькой  жидкости в неокрепшем подростковом организме хватило только на три буквы. Это его и спасло.
На сборе ему так и сказали, что если бы он написал полностью, то его бы ждала колония, а его маму, простую уборщицу, - тюрьма.
 Кто его заложил - осталось тайной, а вот  маму вызывали в райком партии, и сделали серьёзное предупреждение.
Истинное состояние нашей мальчишеской жизни осталось для учителей глубокой тайной.
Время неумолимо двигалось в положенном направлении. Надежда и опора  всей страны, великий вождь народов после сводок «болен, болен, болен, а затем без сознания» все же оказался, почему–то, простым смертным и закончил эпоху божественного поклонения.
День его смерти слабо отразился в моей памяти. Помню, что было, не по- весеннему, очень холодно и ветрено. Хмурые тучи грозно передвигались по серому небу, изподтишка готовясь окатить прохожих дождём или градом. Ветер зловеще порыкивал на невинно проходящих граждан России.
 Нас отпустили домой, и я шёл, подпрыгивая и  закутываясь в своё  старенькое пальтишко. В полдень раздался траурный всеобщий гудок. Страна замерла в печали. Я закутался ещё плотнее, заплакал. Решил возвратиться в школу.
Навстречу попалась маленькая плохо одетая старушонка. Лицо её сияло, она, как-то  по-юношески пританцовывая, сказала: «Наконец то боженька забрал этого изверга. Сдох, гнида. "
Только вот куда его денут, земля его, похоже, не примет?».
В лучах неожиданно прорезавшегося не короткое мгновение солнца, она выглядела сумасбродной вещуньей.
Я покрутил пальцем около своего виска. – Бабушка, не болтай глупости, - сказал я ей вдогонку. Но подумал, что бабуля пережила многое ,поверил и пошёл домой. Теперь часто 5 марта вспоминаю её, как мою спасительницу от всеобщего идиотизма. Откуда мне было знать, что в этот день на его похоронах, в толпе идолопоклонников,  было растоптано более тысячи человек, это сверх тех миллионов,  которых он загубил при жизни.
Политических обсуждений  на уровне нашего возраста не было -  ну помер и помер, хотя в стране царил переполох, и правителей меняли как перчатки.
Приближалось холодное лето 1953 года. В запасе осталась ещё одна  негасимая звезда - Ленин. Шило поменяли на мыло.
С таким же воодушевлением теперь горланили: «С нами Ленин впереди!».
Солист Витька Богданов внедрил новшество. Он поменял жест при слове Ленин. Теперь он левой рукой сжимал пионерский галстук, а правой проводил движение по волосам спереди назад,  намекая на лысину вождя. Мы едва сдерживались от хохота, и хор начинал непроизвольно похрюкивать, от чего учителя нервничали  и строили ужасающие гримасы.
  Галстуки, барабаны, горн, линейки,  построения  и прочие атрибуты оболванивания - оставались драгоценным незаменимым материалом в руках наших педагогов.
Запомнилось другое,  так как это касалось одного меня. Четвёртого апреля, утром вбежал возбуждённый Горшков, только что оправившийся после сотрясения.
Сжимая в кулаке, свежую «Правду», он весело объявил: «Жидов оправдали. Обвинения против врачей отравителей ошибочны. Небольшая ошибочка –Тимашук была без очков  и всех перепутала. Орден Ленина у неё отобрали.
-Горшок, тебе череп пробили не до конца, полностью мозги не вправили, сказал Серёга. – Если ещё раз употребишь слово жид, я применю опыт китайцев    к твоему  члену.
-Ну, это я по привычке, просто дома у нас по-другому евреев не называют.
-Вообще – то Лев, ты меня извини за эту дурную привычку. После того, как ты дрался из-за меня и не дрогнул перед  «ремеслухой» - ты мой друг.               
Увидев его искренне смущённое лицо, я ответил: «Кто старое вспомянет, тому глаз вон.
 Только учти, если ты будешь обзывать южных – чернотой, степных – узкоглазыми, и придумывать другие оскорбительные прозвища для не русских, - я молчать не буду».
               
                Прощённое воскресенье.

Этим примирением кончалась длинная эпопея моей личной второй блокады. И я вдруг подумал, что пословица – худой мир, всегда лучше  войны, - очень правильная.
Владимир Петрович на тренировках нас учил: «Война порождает злобу. Обиженный всегда будет искать момент мщения. Всего-то один раз напал на человека по дури, а потом всю жизнь ходишь и озираешься, как бы чего не вышло.  Кому это надо?
В любой драке ищите мирный исход, но если не удалось, действуйте решительно, смело  и умно.
Из своего опыта знаю, что подраться всегда легче, чем не подраться. «Сила есть – ума не надо». Не подраться - это как сложная математическая задача. Тут нужна голова, особенно полководцам».
- Но стоит того. Вот, например, Ярослав Мудрый. – Я, только что, прочёл о нём в  исторической книге.
 - Перед смертью Ярослав созвал детей и сказал им: «Скоро меня не будет на свете, вы, дети одного отца и матери, должны не только называться братьями, но и сердечно любить друг друга. Знайте, что междоусобие, бедственно не только для вас, но и для Отечества. Запомните, дети мои, междоусобие губит славу и величие государства, основанного трудами отцов наших и дедов. Мир и согласие ваше утвердят его могущество».
- Мудрый государь знал, что говорил, пережив «мясорубку» усобиц с собственными братьями, он все свои силы отдал на создание единого, сильного и просвещенного государства, и успешно правил, применяя тонкую дипломатию примирения, 37 лет, - продолжил тренер, читая выписку из книги.
- И ещё, когда человек злой – на него смотреть невозможно. Тошно ему и тебе. А когда улыбается, то и тебе радостно. Жизнь короткая. А много ли в ней радости? Запомните - хорошая шутка здорово поднимает настроение. Советую улыбаться перед каждой схваткой. Это ведет к расслаблению мышц, а значит, скорость броска будет максимальной, - научно заключил он, хитро улыбаясь.

Начало борьбы.

В мае приближался день моего рождения.  Я решил сделать себе подарок, и попросил у тренера разрешить спарринг. Он опять направил меня к врачу. К удивлению окружающих, мне неожиданно разрешили, с припиской без сильных физических нагрузок.
Владимир Петрович пошутил: «Чуть-чуть не докачался, придется поставить в пару с самым сильным, чтобы ты не убил партнёра при бросках.
Началось непонятное. С кем бы я ни боролся, в последний момент ловко выкручивался и оказывался на противнике. Тренер  всегда удивлялся: «Что ты делаешь? - не понимаю, техники у тебя никакой нет, почему ты наверху? – загадка.
Что-то природное, а может потому, что ты вратарь дворовой команды? Бедняга вратарь должен спасать ворота, а  ещё больше себя от нападающих».
Он, конечно, не мог знать детали моей жизни  среди антисемититов.
Эта « мягкая» среда непроизвольно  учила меня выживанию и выкручиванию.
 - Если так дело пойдет, - сказал тренер,- то после летних каникул будешь участвовать в городских соревнованиях. - Но тебе надо поработать над силой и набрать вес. Сейчас ты до «мухи» не дотягиваешь.
 «Мухой» -  называли борцов наилегчайшего веса.
Надо было дотягивать до пристойного веса, чтобы  не пугать арбитров своим скелетом.
Пришлось снова залезть в книги мудрых диетологов. Научные рекомендации требовали включения в рацион рыбьего жира. В то время его обязательно давали детишкам в любом детском садике, пытаясь их оздоровить.
Зажимая нос пальцами, я ежедневно мучительно  пытался употребить эту «вонючку». Результат не заставил себя долго ждать.
 В простонародье это называют «сквозняком» - появилась диарея, рвота, в итоге - похудание. 
Диетологи перемудрили. Видимо, они подчерпнули свои знания у свиноводов.
Оказывается метод проб и ошибок не так надёжен и может надолго оставить  неприятные воспоминания.
Некоторые до сих пор с юмором вспоминают « мудрые» оздоровительные рекомендации в ту «рыбную »эпоху, - рыбную икру и рыбий жир, которые приходилось с плачем употреблять,  в тоскливом  и долгом ожидании наращивания показателей роста и веса детей детских садов и для прфилактики рахита.
 Кривая имела математическую тенденцию  к обнулению.
Я оказался парадоксом природы.  Мой блокадный рахит не исправился.
Что касается икры,  у меня случилось неожиданное попадание в прожорливость  - я теперь,  на радость жене, (поскольку она её  ненавидит с тех давних времён) поедаю за двоих бутерброды с рыбной икрой, ужасая хозяев праздничного стола.
А вот при запахе рыбьего жира у меня,  как прежде,  словно у жалкой собаки Павлова,  сводит живот.
 Повзрослев, через определённое время я сделал почти научное умозаключение – природу не обмануть, иначе произойдет конфуз ,как с Шариковым в романе Михаила Булгакова «Собачье сердце».
 «Сквозняк» прочистил засорившийся организм и ускорил развитие мозговых извилин.
 Я вдруг непроизвольно осознал, что нужно, не мудрствуя лукаво, просто хорошо питаться, и лучше мясом, а не рыбьим жиром, и, что на мамину микроскопическую зарплату всего этого не купишь, а значит никогда не отделаешься  от прозвища «муха» .
Ей, правда, повысили ставку, но тут же увеличили объем работы  в два раза.
Обычное явление ,свойственное СМИ России.
По радио радостно объявлялась повышение, которое реально выглядело понижением.
С этого момента мама настолько была закручена,что обнимала и целовала меня   только после десяти часов вечера, когда я уже засыпал, остальное время трудилась, как Золушка.
 Теперь уборку, мытьё полов в комнате и в квартире, покупку продуктов осуществлял только  я.
Сама жизнь привела к простому выводу –я единственный мужчина в семье, а  потому должен сам  и зарабатывать.
 Тем более что у мамы обнаружили сахарный диабет, и появились большие расходы на лекарства.
Труд создаёт человека.

После  « мужских» раздумий  пришло и решение -  устроиться на лето истопником.
Эта довольно распространенная в то время профессия, стала в дальнейшем моим основным приработком и, как бы детской визитной фирменной карточкой до прихода в дома парового отопления.
Можно было гордо ударить себя в грудь и прихвастнуть сверстникам:« А я уже работаю , как Прометей, даю огонь людям.»
Тогда трудовой кодекс запрещал использовать труд ребёнка в условиях социалистического труда и стахановского движения.
Но блокадных детей трудно испугать законами.  Поиск еды требует пронырливости.
«Нормальные герои, всегда идут в обход», - вспомнил я слова бодрой туристической песни, и решил войти в сговор со своим другом Валькой Зыковым.
 Его мама, Александра Ивановна, работала завхозом в детском садике, а моя мама  была врачом этого садика.
 С Валей мы были знакомы со второго класса, когда моя мама упросила принять его, как сына своей сотрудницы,  на лето в тот же пионерлагерь в посёлке «Сиверский», что и меня. 
Но в пору  всеобщего жидоискательства,  естественно,   отдавать  меня в ряды ленинской гвардии было уже опасно.
В лагерь нас не направили.
 Это было нам на руку – мы остались на  летний период при детском садике в свободном полете.
Сотрудникам полагалось жильё, обычно маленькая комната на втором этаже 10 -12 квадратных метра и питание.
Нашей основной задачей в оздоровительный период было – не пропустить время кормления «молодняка» в столовой и успеть заполнить кашками свой живот.
 Далее по выбору – речка, лес, самостоятельные занятия на спортивных площадках и т.д.
Чтобы как-то заработать, мы  решили упросить Валину маму взять на себя свободную совместительскую должность истопника, обещая пилить и колоть за неё.
Она с радостью согласилась, так как кроме отпетых алкоголиков на это «тёплое» место, требующее громадные физические затраты, при малой оплате, никто не соглашался.
В мае мне исполнилось тринадцать лет, Валька был на год взрослее, а вместе получался возраст полноценного истопника. Мы с энтузиазмом принялись осваивать азы этой премудрой профессии.
 Подойдя к горе брёвен, невольно озадачились.
 Каждое бревно весило не менее веса одного из нас. Где-то 40-50 килограммов, а длиной было до 1,5 метров.
«Цирковой номер, как  делают клоуны» - весело сказал Валька.
«Три- четыре, поднимаем,-скомандовал он.
Мы старательно уцепились, покачались, прошли на полусогнутых ногах по кругу, но поднять его на «козлы» нам,  двоим советским пионерам, не удалось.
Тут же нашли выход - вначале отпилили одно полено от бревна прямо на земле, подкатив предварительно другое под место распила.
Бревно стало подъёмным,  и мы, корячась,  с криком «Эх, дубинушка ухнем!» опрокинули  его на «козлы». 
«Ура!- обрадовались мы, чувствуя  себя талантливыми приспособленцами.
Плита на кухне работала целый день, так как дети, почему-то,  активно росли и постояно поедали на свежем воздухе вкусные: завтраки, обеды, полдники и ужины.
Предстоял усердный труд, почти, как у стахановцев  без развлечений и выходных. Оставили только плавание в Оредеже  утром и вечером и в жаркую погоду.
 Необходимо было распилить в условиях социалистического труда подростков не менее 12 – 15 толстых брёвен, делая три распила в каждом.
Инструменты оказались  обидно простыми для наших пионерских умов: пила двуручная с ножовочным полотном, которую мы сразу прозвали  «Дружба», так как её мотором были наши сердца, а основным движителем наши руки.
Вначале руки неумело дрожали, а пила часто  соскакивала, норовя проехать по пальцам. Пришлось придумать защитные щитки из шин. «Козлы» прыгали, как настоящие  горные козлы.
Тогда мы  их вкопали. Всё же  пила продолжала  вилять как кобра перед мангустом. Но после распиловки первой  восьмичасовой трудовой нормы - всё встало на свои места. Глядя друг на друга,  мы даже стали подпевать: «Легко на сердце от пилки весёлой, она скучать не даёт никогда!»
 Когда руки здорово уставали от монотонной тяги при распиливании, Валя научно объявлял: «Лучший отдых – смена труда!». Такие плакаты тогда встречались часто на стройках пятилеток.
 Мы принимались колоть. В нашем «научном» производстве для этой цели имелся колун и острый топор. Колун  имел свойство слетать с топорища, но мы, как начинающие «профессионалы», догадались загнать в него клин.
-Главное, обезвредить врага! - ответил я Вальке лозунгом на его лозунг.
Поработав колуном,  мы пришли к выводу,  что и тут нужна« научная организация труда», то есть  поленья с суками отбрасывать,  а колоть их в свободное от работы время, иначе сил на дневную выработку не хватит. Испытание острого топора сорвалось, так как Валька с первого удара загнал его в суковатое полено почти под самое топорище.
Я предложил ударить по обуху колуном. Ударили – получили неразъёмный конгломерат. В итоге, его тоже пришлось отложить  на вытаскивание в свободное время.
На следующий день, после « богатырского» сна, позавтракав, расправив маломощные грудные клетки,  с двойными силами,  мы продолжили добычу топора из полена, но безуспешно.
Наконец , догадались зажать бревно в воротах сарая, и ударить колуном не по обуху, а  по  топорищу. Получилось.
На радостях  я схватил освободившийся топор, проверил его остроту. Затем, как заправский дровосек, поставил полено на плаху, широко расставил ноги и рубанул с кряканьем.
Топор, соскочив, задел ногу.
Небольшой кусочек части тела улетел за сарай.
Подумалось – кодекс о запрещении детского труда, видимо, выдумывали знающие взрослые.
Оказав первую помощь листом подорожника, и замотав  рану платком, а поверх ремнем вместо жгута, Валя сказал: «Дело никудышное, надо легенду придумать, что бы нас ни попёрли с заготовки дров».
Моё состояние его не пугало. Когда я намекнул ему об этом, он практично заметил: «Вспомни Митрофанушку Фонвизина.
 Когда тот, сидя   на коне врезался головой в ворота, то, как положено мужику, он спросил: «Целы ли ворота».   
Мы решили заточить тяпку, которая  стояла рядом с дровами, и сказать, что  Валя её неуклюже задел,  и она упала острым концом на мою ногу.
Легенда сработала. Вернее маме было не до легенды. Она быстро, как на фронте  промыла перекисью водорода, сделала асептическую повязку, наложила жгут. Мы поехали в больницу.
В приёмном покое хирург осмотрел ранение. - Всё поверхностное, крупные сосуды не задеты, срез острый и чистый, с гистологической аккуратностью, почерк будущего доктора, - пошутил он.
 Заживет как на собаке, - добавил он ложку мёда в заключение. После обработки, тугой повязки, мне ввели противостолбнячную  сыворотку и отправили домой.
 Через день, как ни в чём небывало, мы исправно занимались дровами. Валька, широко улыбаясь, подтрунивал, крепко держась за ручку пилы: «Когда же на запад умчался туман, урочный свой путь совершал караван».
 - Главное, чтобы твоя «королевская подвязка» не спадала с ноги», - Я смотрю - у тебя с литературой неплохо,- похвалил я напарника.
-Твердая тройка,- гордо сказал он, поглаживая своё темя.
 Только вот Михаил Юрьевич после этого стихотворения пострадал от чужой руки, - его на дуэли убил подлюка Мартынов, прямо под горой Машук.
А вот  ты чуть сам себя не убил около неизвестного сарая, - продолжил он подтрунивание.
Время – лучший учитель. Через месяц мы практически виртуозно овладели профессией истопника, настолько, что подрядились,  по протекции Валиной мамы, в соседний детсад. Если в начале на дневную норму распиловки дров мы затрачивали  5-6 часов, то теперь 2-3, а колку дров мы считали отдыхом, так как свободно кололи и правой и левой рукой.
 Теперь мы легко разбивали и суковатые брёвна, применяя особую технологию,  которая осталась ещё  и моим фирменным секретом.
А красивый овальный след на моей икроножной мышце ,как бы закрепил фирменной печатью то  трудовое лето, напоминая одномоментно об икре, рыбьем жире и о Павке Корчагине, который под конец своей героической жизни  также занимался добычей дров для целого города,строя узкоколейку.
К концу лета нам дали первую в жизни получку. Тётя Шура выпросила для нас у кассира новую пачку денег, стандартно перевязанную бумажной лентой.
Хруст тех, по-настоящему трудовых, денег  мне не забыть. Вот она – оплата труда, впервые подумал я, и вспомнил, как болели руки и трудовые мозоли после горы брёвен, переработанных, как на конвейере, в ровную поленницу.
 Ощущение усилилось, когда мама прослезилась и сказала: «Вот теперь ты настоящий помощник. Мужчина в доме».
 «И правда, мужчина, - сказал я себе, получив  спросонок  крепкий удар здоровым  куском мыла, свалившимся на мою голову при закрывании двери  в тихие утренние часы.
Видимо этот удар так засел в памяти, что сразу встормошил нюансы нашего житья в то непростое время борьбы за «справедливое светлое будущее»,
Тут, мне кажется,  не пройти мимо быта того тараканьего времени, связанного с натуральными тараканами и Сталином,  которого с подачи Николая  Эммануиловича  Левенсона  (взявшего псевдоним -  Корней Иванович Чуковский)  втихоря,  оглядываясь,  шопотом называли кремлёвский Тараканище.
В то время всё бельё стиралось хозяйственным мылом, которое продавалось в керосиновой лавке на вес, полусырым, и было двух сортов. Высококачественное светлое -  72% (жирных кислот) и низкокачественное темное -60%. Остальное, наверное,– было процентом вони.
Это изобретение человечества, особенно низкокачественное, воняло так, как будто в нем собрались  все запахи дохлых кошек и собак.
 Выпускал его мыловаренный завод Карпова, получивший имя в честь наркома химической промышленности.
 Бедный нарком совсем не знал, какими словами его вспоминают жители Лиговского проспекта, где когда-то Ярославский мужик Жуков разместил на берегу реки Лигвы вначале свечной, а затем в 1865  году свой ,  с убийственным запахом,  мыловаренный завод.
 У мужика проявился талант коммерсанта. Он сразу уловил, что реклама – двигатель прогресса.
Навряд  ли произведение его завода было  лучше, чем у других. Но вот упаковка стала исторической реликвией.
 Мыло разрезалось по 400 грамм и получило название голубое, так как вначале оборачивалось вощаной бумагой, затем фольгой, а сверху голубой глянцевой бумагой с изображением  большого жука скарабея (герб Жукова).
В 1896 на Нижегородской выставке мыло Мыловаренного завода № 1 получило высший знак отличия – двуглавого орла на этикетке. Оно поставлялось к Императорскому двору, закупалось для армии, и стало престижным подарком для женщин.
Конечно,  у меня в глазах были искры и даже легкое покачивание,  но мне казалось, что я больше пострадал не от удара , а от его жуткого помойного «аромата».
 Каждая хозяйка, с целью экономии, стремилась  это добро из керосиновой лавки просушить. Тогда исчезал запах, а, главное, расход при стирке уменьшался.
Мама была знакома с рекомендациями экономных хозяек того времени и сушила мыло на притолоке над дверью.
 Видимо я на дровах приобрел силёнку и заодно  мужской  размах движений.
Наказание последовало сразу.
Как сказано в пословице -  «бог заметил шельму».
Повсеместная борьба с тараканами начиналась с посещения керосиновой лавки.
Там были в разнообразии любые средства, претендующие на свежесть научной мысли по борьбе с этой захватившей коммуналки  живой стихией.
Что касается кремлёвского Тараканища ,то они для него оставались слишком слабой мерой.
Его оттуда не вышибить было даже пушкой.
Надпись  КЕРОСИН - светилась издалека,  и ,вдобавок, усиливалась солидной очередью.
Спецальные  сооружения, с целью пожарной безопасности,  строились на отшибе и выглядели, как Долговременные Огневые Точки.
Стальная дверь, как в детективных романах, открывалась со скрипом  и вела в полутемный  подвал.
Спустившихся по ступеням покупателей, в затенённом помещении, сшибал резкий запах керосина в сочетании с вонючим хозяйственным мылом, противопаразитными химикатами и прочими москательными товарами.
На полках на выбор стояли примуса, керосинки, керогазы, керосиновые лампы и фонари,  в оцинкованном железном ящике стеариновые свечи. Керосин из специальной железной ёмкости разливался через металлическую воронку в канистры, или специальной мерной кружкой в другую тару.
 Эти предметы  поочерёдно  привязывались толстой веревкой к стене со специальным крюком, почему-то напоминая гильотину.
Меня удивлял своей несуразностью противопожарный щит.
Его красили в жёлтый цвет, а на нём размещались красные: огнетушитель, лопата, багор, лом, топор и конусной  формы ведро. Никто не мог ответить – почему конусное?
Мнения в толпе были противоположными и иногда доходили до абсурда.
Но каждый настаивал,что его мысль – это истина в последней инстанции.
Вначале щит располагался снаружи, но его обычно быстро «умелые ручки» разворовывали,  тогда разумно отдали одну стену под это произведение социалистического реализма.
Рядом под ним находился большой зелёный ящик с песком, проверявший бока посетителей на прочность.
Каждый, наткнувшийся в темноте чертыхался оновательно и долго,чтобы обратить внимание на своё важное появление в толпе покупателей.
К сожалению,  на цены это не влияло.
Они были стойкими на многие года, выбивались на предметах продажи пресс –штампами.
Иногда «мудро» снижались к дню рождения отца всех народов.Тогда все замирали у репродуктов,  отмечая копейки снижения, как чудо- подарок вождя.
Очереди за керосином были громадными, поэтому время позволяло всё тщательно осмотреть, чтобы донести эту древность до потомства. У меня складывалось впечатление, что окрестным бабушкам даже нравилось здесь  «перемывать косточки» соседей.
Политические темы были опасны, поэтому мужчины все силы отдавали на обсуждение противопожарной безопасности. Некоторые говорили, что одного огнетушителя маловато, нужна специальная пенная пушка, а предметы со щита, вообще не успеют снять, разве, что ведро, как колпак, оденет продавец.
Лично мне запомнилась одна старушка, которая манерами и поведением походила на актрису Пельцер. Она каждый раз преподносила новые животрепещущие истории.
 Помню, как она разгорячено рассказывала о коте – разбойнике: «Антихристы, привезли на дачу этого котяру весом, пожалуй,  двадцать килограмм!
Представьте, каждый день покупают ему литр парного молока! А он бандит всех собак в поселке ободрал, а вчера напал даже на мою козу!
 Надо найти какого-нибудь человека, помозговитей, чтобы описал проделки этого лиходея и отдал участковому, - пусть примут меры».
               
Бесценный подарок.

Начиналась учёба в школе. Нас ожидала новость. Пришёл новый учитель математики Иван Сильвестрович Астмантович, который своим нестандартным подходом, отеческой любовью к каждому из нас, - заставил меня уважать этот особый клан людей, выбирающих педагогику со всеми её радостями и трудностями, и, зачастую, жертвующих своим личным временем для нашего будущего.
Не боюсь повториться, что хороший учитель – это самый дорогой подарок в жизни каждого.
Кроме того, впервые, как по какому-то волшебству, появился интерес всего класса к самому скучному предмету - к математике, и сразу прекратились битвы.
Он не столько обучал предмету, сколько красивому практическому мышлению. О происхождении цифр, о математиках, об их, порою нелёгких, судьбах, о формулах, о задачах которые возникали перед учёными и полководцами, - он рассказывал так, что мы раскрывали рты и слушали, затаив дыхание.
В класс заглядывали коллеги учителя, удивляясь, как ему удаётся добиться такой магической тишины на уроках.
Ведь до этого, мы умудрялись довести «до ручки» даже нашего «Циркуля», директора школы и, одновременно, преподавателя черчения и рисования.
Как–то Горшок покрыл матом соседа за то, что тот незаметно прицепил ему заячий хвост к «пятой точке», и директор, Владимир Андреевич, схватился  за мощное второгоднее ухо, чтобы отвести матерщика к себе в кабинет.
Но дылда Горшок вырвался и стал бегать по партам. Владимир Андреевич впал в охотничий азарт и тоже стал гоняться по партам, чем привёл нас в глубокий восторг. Как на охоте мы стали кричать: «Ату!»
Далее последовали стандартные разборки – мы простояли у парт целый день, а Горшка с родителями пригласили на педагогический совет. Но его отец работал в горкоме партии, и санкций для оболтуса не последовало. 
Я не узнавал себя – уже через месяц  я стал  получать пятёрки по математике,  через год выиграл  городскую математическую олимпиаду, и, вообще, тройки стали исчезать из моего дневника.
 Мама была счастлива. Тут я просто, чтобы не повторяться, адресую читателя к моему стихотворению «Рыжий» и рассказу «Голубчик».

Прощай любимый тренер.

Второго сентября я побежал на тренировку. Тренер встретил меня радостно. Удивлённо осмотрев меня, он сказал: «Подрос и окреп. Явно крупнее «мухи». Лето провел не в пустую, наверное, все дни отжимался и подтягивался». Я добавил  с шуткой: «И ещё много плавал».
Я, действительно, впервые переплыл реку Оредеш, на глазах, не рискнувших участвовать в заплыве, моих сиверских друзей. Героика будней, после известных слов пролетарского писателя Горького, а, главное, юношеская бесшабашность продолжали звать меня на  «подвиги». 
Владимир Петрович продолжил: «Теперь мне не страшно ставить тебя в команду самбистов нашего района. У тебя способности и упорство. Ты никогда не хныкал, даже при серьёзных ушибах, а это – главное. Я, почему–то, уверен в твоей победе».
Он оказался прав, побеждая на соревнованиях, я постепенно через три года упорных тренировок подошёл к первенству  города среди юношей, имея первый разряд по самбо. На соревнованиях выполнил норматив кандидата в мастера, но из-за травмы колена больше выступать не смог.
Напоследок, я зашёл к Владимиру Петровичу, рассказал о решении медицинской комиссии городского физкультурного диспансера.
«Мы  с тобой, как говорят, друзья по несчастью. Мне после ранения предлагали инвалидность, но видишь, я не падаю духом и  очень доволен своей профессией. Я думаю, что ты тоже изберёшь ремесло по душе. Очень важно быть там, где тебе интересно, а, главное, где ты нужен. Не расстраивайся, большой спорт не для блокадников. Твой детский организм многого недополучил во время войны. Вот связки и подвели. Я за тебя всё время боялся.
Ты  и так достиг многого, благодаря упорству. Приёмами ты овладел профессионально, если потребуется - защитишь себя и слабых. Но всегда ищи мирный исход. Физкультуру не бросай, пригодится. В нашей жизни всегда надо быть в тонусе.
У тебя всё впереди. Мне ты принёс радость. Делай так, чтобы и другие радовались, когда ты рядом с ними. У меня на тебя большие надежды», - напутствовал тренер. Мы обнялись и расстались.
Я часто вспоминаю этого простого скромного человека, не умевшего говорить образно и ярко. Но мне всегда хотелось прислониться к нему, как к родному отцу. Его фраза – «на тебя большие надежды» расправляла мою «куриную» грудь, устраняла боли от бросков и болевых приемов, и магически усиливала мои шансы на победу.


Продолжение следует