Суровому северу снится лакричное, подобное заклятию слово «лето» и поцелованные прикосновениями кончиков озябших пальцев облицованные геометрической гравировкой склянки с цветными чернилами, что он подобрал когда-то на развалинах тамплиерских храмов или принял в дар от короля зимы - жестокосердного, но всё же чуткого к песням речистых скальдов; сапфировые норвежским фьордам за дымчатой линией горизонта дороги без начала и конца, вышитые на уютных свитерах силуэты ангелов, оленьих упряжек и раздетых рощ, и хвосты снежных волчиц, что рисуют на развороте украшенного живыми миниатюрами блокнота кисти сирени в десятках оттенков белизны: от молочного до алебастрового, от фарфорового до окраса слоновой кости. Ему видятся беглые невесты просоленных постаревших воинов, что, балансируя на шпиле городской ратуши, приподнимаются на цыпочках и красят заспанные рассветы эссенцией ещё не описанных фэнтезийных вселенных; пегие кони полнолуния, угощающиеся наливными яблоками из зазеркальных садов перед ожесточённой скачкой по узкой тропинке зыбкого луча и беспричинные подарки, завёрнутые в упаковочную бумагу с узорами астрономических карт и перевязанные мерцающими лентами из превращённых в атлас драгоценностей; ромашковый венок в мозолистых ладонях мастера поющих клинков и золотозвонная тарантелла уходящих в прошлый год листопадов.
Жестокому северу снится мальчик с глазами цвета дождя, что был прозван саркастичными вьюгами печальным царевичем холодного королевства, где люди умеют плести гобелены из нитей лунного и солнечного света, а пыльцу зубных фей собирают в бутылочки размером с напёрсток и продают за нескладное стихотворение каждому, кто ненароком разучился видеть ветер. Там своё отношение к человеку выражают переплетением орнаментов и зашифрованных знаков на эмалированной платине музыкальных шкатулок, вкладывая в них аккорды ещё не написанных или уже всеми забытых напевов, подслушанных лукавыми путешественниками во времени; там крыши кроют китовыми шкурами, а дороги мостят алмазными пластинами; там духи перекрёстков прячутся в бледных, но стойких огоньках дрожащих свечей, а колючие кустарники голубых роз лишь разрастаются под натиском мелодичных вьюг, наконец-то вырвавшихся из опостылевших золотых клеток, куда их много лет назад заточил обутый в не знающие сноса коньки мальчишка с обречёнными глазами. Там укутанные в пастельную замшу чемоданы самовольно летают по воздуху, а нефритовые созвездия сумерек наполнены волшебством неправильных легенд, где герой и злодей слишком похожи друг на друга; там к фестивалю свободных искусств начинают готовиться сразу, после его конца, и даже маленьким детям можно глоточек глинтвейна из белого вина с мандаринами и коричневым сахаром.
Надменному северу снятся жемчуга зябкого тумана, рассыпанные из расшитых сказочными птицами рукавов, и робкие радуги на шершавых холстах умытых дождём бездонных небес цвета голубиного оперения; как горчит на губах подогретый вишнёвый грог, разлитый по фляжкам уличных шарманщиков и немногословных кузнецов и секреты бесполезного искусства складывать из облетевших страниц впавших в забвение книг бумажные столицы с облаками из библиотечной пыли. Ему мерещатся убаюкивающие мотивы тягучих, как горный мёд, колыбельных, что филигранными золочёными арками с сюжетами рассказов о гадком утёнке и голом монархе соединяют между собой дрейфующие в ветровых течениях островки бесконечной мифической весны, и призрачный флот, оперённый одноглазым корабелом тысячей парусов; он сквозь пелену дремоты с насмешливым узнаванием наблюдает за столетними кровопролитными войнами вечно соперничающих вздорных богов и вешает гирлянды из кизила, мяты и яблоневых цветков на алтари пернатых ледяных драконов, однажды навестившим в порядке пира опустевшие комнатам старого поместья, что уже долгие годы ждёт своего господина домой, и выхватывает из кипящей смолы обрывки поверья о том, как найти друга, который никогда не предаст.
Бессердечному северу снится инкрустированный васильковыми опалами и кианитовой крошкой серебряный кувшин, до краёв заполненный преданиями доброго колдовства: о гневливом ведьмаке-отступнике, что против всех своих правил поёт голосами Сирин и Алконоста для тех, кому чуть-чуть не хватило выносливости, чтобы достать с неба самую яркую звезду, и волшебных кукольных спектаклях, поставленных на подмостках старинных зданий из резного мрамора без намёка на человеческое вмешательство; о парадоксальных секретах замочных скважин в форме скрипичиных ключей и совете нарисованных героев, спорящих о том, возможно ли передавать картинки осязаемым шрифтом так, чтобы даже слепцы прикоснулись к красоте искусных иллюстраций. О полу-прозрачных жестах шарнирной балерины из сундучка, меняющей свои пуанты и одеяния из разноцветного шёлка с бисерной вышивкой подстать богатым палитрам четырёх сезонов года и магической силе никем не увиденных слёз, способных возродить из хлопьев пепла поэзию давно минувших эпох и запустить механическое сердце; о жасминовом мёде, разлитом по окаймлённым мозаичным вереском кубкам на последнем пиру для тех, кто не увидит грядущий закат и хрустальном городе звонких ручьёв, чьи скалистые своды сотканы из сновидений осени; о кличе молодого рога охотничьей луны, что вовремя подымает с постели всех, кто почти опоздал сбежать с бродячим театром.
Замёрзшему северу снится витражный, построенный из счастливых грёз о волшебнике, который играл джаз, фундамент недоступного для грязи и зла воздушного замка с башенками безмятежных кучевых облаков и букеты акварельных лилий в объятиях фигурных ваз эльфийской работы; это картинные галереи, после закрытия наполняющиеся гулом речей всевозможных посетителей ярмарки историй, и обесчещенные синими льдистыми брызгами завитки металлической решётки ограждения смотровой площадки, с которой отлично видны все бриллиантовые грани Млечного Пути; трёхэтажные фонтаны с амброзией со вкусом вдохновения и сочных фруктов, короны сливовой и лимонной черепицы на мастерских изготовителей переплётов и беседы с облачённым в рваный бархат бродягой-ветром обо всём, что было и чего не было. Ему не дают покоя украденные у постоянной суеты сменяющих друг друга кадров прекрасные пейзажи срединной земли, где по океану ярко-лазоревой высоты каждый день проплывает огненная ладья, в зелёных полях блестят серебром кольчуги, и никто не забудет о семёрке братьев, сгубивших себя ради Клятвы и звёздных камней, и баллады о коротком нордическом июле с ароматом боярышника, колокольчиков и черёмухи.