Вова стоял у доски и пытался вспомнить хоть что-нибудь о Гоголе и его Мёртвых душах. Безрезультатно.
- Садись, Вишневский, единица. Когда за учёбу возьмёшься, Владимир?
- Когда рак на горе свистнет. Мне ваша учёба неинтересна.
- За хамство сейчас к директору пойдёшь. Садись!
Владимир рухнул на свою парту, положил голову на стопку тетрадей и укрылся курткой.
Из лёгкого дрёма его выдернул бумажный самолётик, который кто-то запустил во Владимира. Вишневский пришёл в себя, взял самолётик - на крыле его была кривая надпись: «Мамачка дождёться от тебя харошей учёбы?»
Владимир пришёл в шок. Он оглядел класс. Нагло лыбился Стрелин - сидевший за последней партой школьный хулиган. Когда Вишневский посмотрел на него, он усмехнулся, а его улыбка стала ещё шире.
Владимир расстегнул верхние пуговицы своей рубашки, закатал рукава и встал. Он подошёл к подонку…
- Вишневский, сядь на место! Вишневский, на место! ВИШНЕВСКИЙ! – запаниковала учительница.
На секунду оба юноши сцепились взглядами. Владимир скинул учебники Стрелина с парты. Стихийно Стрелин подскочил с места, улыбка его сменилась яростной гримасой, и тут же Владимир дал кулаком в лицо ублюдку. Стрелин запнулся о стул, и завалился на парту. Вишневский взялся за рубашку Стрелина одной рукой, а другой начал бить по лицу задиры. Удар за ударом, все точно ложились в цель. Всё вокруг дерущихся было в крови. Владимир продолжал впечатывать голову козла в почти развалившуюся парту.
Стрелин из последних сил оттолкнул Владимира ногами. Сзади Вишневского взяли два парня, скрутили ему руки. Владимира повалили на пол.
«Теперь его точно исключат из школы!»; «Да посадят его за такое!!!»; «Бешенное животное!» - отовсюду на Владимира кричали, орали, его ненавидели…
Стрелин поднялся с парты, вместо лица у него была кровавая каша. Он пошатнулся, и обессиленный упал на стул. Его под руки взяли, и вывели из класса в медкабинет.
Владимиру стало нестерпимо больно внутри. Ненависть переполняла его, он не понимал, за что его все ненавидели, за что его никто не понимал. Он с дрожью в голосе вымолил: «Отпустите меня», за это ему ещё сильнее скрутили руки и обматерили.
Через полчаса в класс вошёл отряд полицейских во главе с полковником.
***
- Вишнёвский, Я не знаю, что с тобой делать. Тебе нет шестнадцати, а по союзному задоноко… – полусонный следователь запнулся, - законодательству с тобой ничего делать нельзя. Ни под хулиганку тебя, никуда не упечёшь. Значит, поступим так, - полковник ударил ладонью по столу, - ты теперь официально на психологическом и полицейском учётах. И только попробуй не являться на них!
- Хорошо. Обещаю, проблем больше не будет. Спасибо вам большое, товарищ полковник! Когда на учёты приходить?
- Это тебе уже в приемной скажут. К ним зайди ещё, а потом гуляй на все четыре стороны. – сказал мне полковник и выключил свою настольную лампу. Он сложил все документы в стопку и убрал их в комод. – Бровчук! Сними наручники с парня! – полковник окликнул своего сослуживца.
В комнату вбежал молодой полицейский.
- Есть, товарищ полковник! – пробубнил Бровчук и стал снимать с меня наручники.
- Гриша, это ведь последний на сегодня? – полковник посмотрел на меня.
- Так точно, товарищ полковник. На сегодня больше никого нет.
- Отлично. Значит, успею ещё в магазин заехать. Новый Год скоро, как-никак, сыновьям надо подарки купить! Эх, дивная пора! – полковник подошёл к шкафу и взял оттуда свою шинель, – и да, Владимир, больше не попадайся ко мне.
С меня сняли наручники и проводили из кабинета. Я прошёлся по участку, осмотрел местные достопримечательности и двинулся к стойке с дежурными. Там мне выдали учётную книжку и график моих походов к психологу и участковому.
***
Я вышел из ментовки. На улице было холодно, солнце почти что зашло. Участок был в другом конце города, поэтому пешком до моего логова идти нужно было до утра. Денег на автобус не было. Но, к счастью, Я знал маленькую «барахолку» недалеко отсюда – там можно было продать сворованный у полковника телефон.
Нечего было оставлять свой мобильник на столе, да и наручники сняли с меня слишком рано. Недооценили меня, суки, недооценили… Все меня недооценивали, все не знали, с кем имеют дело. И где они теперь? Обворованные, избитые, зашкваренные. И это только начало. Дальше – месть тем, кто испортил мою жизнь. Месть тем троим тварям…
Я свернул в тёмный переулок, поплавал среди пятиэтажек и наконец отыскал тот самый подвал. Там была свалка награбленного, где задорого можно было продать электронику. Я постучал в железную дверь, изуродованную огнестрельными отверстиями. Три раза – по «регламенту». Дверь отворили, местный охранник-припотел1 [припотел – то же, что и шестёрка, но выше по касте] усмехнулся, увидев меня, но впустил на базу.
Меня отвели к барыге. Там мобилу (о полковнике Я, естественно, ничего не говорил) у меня купили за 250 марок. Ставку сделали на то, что Я уже бывал в их лавочке со своей братвой, поэтому цену скосили не сильно. Когда марки были у меня в руке, Я пошёл к выходу.
Сзади меня коснулась чья-то рука. Я обернулся. Какой-то авторитетный дылда в кожанке смотрел на меня своим единственным глазом. Неясно было одно – сильнее блестела золотая цепь на нём, или его золотистые зубы.
- О, ещё одна малолетка! Ты чего тут делаешь, фраер?
- Награбленное сбываю.
Дылда засмеялся. Следом за ним наигранный смех пролетел по всему подвалу. Без сомнения, он был тут главным, все его боялись и уважали.
- Тебе сколько годиков, деточка?
- Хватает, чтобы у ментов мобилы отжимать, и вам их сдавать.
Смех прекратился. Теперь все с интересом смотрели на меня и блатного авторитета.
Со стула подорвался барыга, которому Я продал телефон. Он вытащил перо2 [перо - кустарный тюремный нож] и басом закричал:
- ТЫ ЧЁ, Б**, МНЕ МУСОРСКУЮ МОБИЛУ СДАЛ?! – уставился он на меня бешенным взглядом. Ещё немного, и он попятился бы ко мне, чтобы зарезать.
- Прикройся, Зюзя. С тобой отдельная разборка будет, что тебя малолетка облапошила. А пацана ко мне. – скомандовал этот одноглазый и ушёл куда-то.
Торговец сел обратно на табурет, убрал заточку. Он стал судорожно точить боевые ножи. Чаще всего «отдельные разборки» заканчивались убийством накосячившего. Я же испугался ещё сильнее этого хмыря. Меня под руки проводили в самую далёкую комнатку в подвале – там сидел спасший меня блатной авторитет.
- Как зовут? – спросил он меня. Шестёрки ушли из комнаты, и мы остались наедине.
- Вова. Вовка Псих.
- Значит, Псих… - ещё раз усмехнулся одноглазый, - красавчик ты. Зюзю так облапошить… Гыг. Сбывать своё теперь будешь только тут. Меня все кличут Карасём. Звать меня будешь так. Работа, Я так понимаю, тебе нужна. Значит, слушай сюда…