Возвращение
На следующий день Антон Алексеевич после долгого отсутствия пришел на работу пораньше. В конторе его ждал заместитель председателя
колхоза, Семен Аверьянович.
- Рассказывай Семен, что нового в колхозе.
- Работаем. В сельсовете наш колхоз числится в передовых. Прислали нового председателя сельсовета, Георгия Николаевича Никитина. Агроном новый толковый мужик. Применил перекрестный сев почти на всех полях. Увеличил площадь под пары. Ездил в другую область за семенами пшеницы. Только я вот сомневаюсь, дадут они хороший урожай или нет по нашей погоде.
- А я думаю, должны прижиться новые сорта.
- Я, Алексеевич, хочу просить тебя, чтоб освободили меня от должности заместителя председателя, пора в сторожа идти. Грамоты не хватает. Хозяйствовать нужно по-новому.
- Поработай до конца года, а там посмотрим.
- Расскажи, Алексеевич, как домой тебя домой отпустили. Неужели Серафима вызволила?
- Может и Серафима, а может новый секретарь Райкома человеком оказался.
Новый секретарь Райкома, Герман Оттович, два года после госпиталя работал учителем в школе и никак не ожидал, что отправят его из области в район секретарем Тульенского Райкома. Случайно услышал фамилию Полин. Вспомнил командира 2-го отделения, начальника эшелона водительского состава Антона Полина. «Не тот ли это Полин, с которым мы в одном батальоне воевали. Да мало ли таких фамилий на Руси» - подумал и успокоился. Дел много. Принял всю «кухню райкомовскую» до бумажечки. Остались в Райзо не просмотренные дела арестованных политических. Решил сам лично побывать в ГПУ посмотреть, что за птицы, и за какие грехи сидят в каталажке. Сразу узнал Полина Антона, сказал солдату, чтобы привел его в кабинет.
- Жаль, Полин, что оказались мы с тобой по разные стороны баррикад. Рассказывай, как очутился вместе с врагами народа.
Антон Алексеевич долго молчал, потом заговорил:
- Я, как вернулся с фронта, дома долго не пришлось отлеживаться после ранения, колхоз принял сразу. Поехал в район по делам, не удержался, заехал в церковь свечки поставить: одну за упокой погибших товарищей, другую за здравие наших матерей и жен, вынесших все тяготы войны. В церкви мне в глаза бросилось: ходит прихожанка маленькая, худенькая такая, личико бледное, как будто на солнце не бывает. Чистит подсвечники, с иконок, пыль стирает и бормочет что-то себе под нос. На вид неказистая, а в глазах такая силища идет из нутра: и боль, и божья благодать.
Приехал домой, закрутился с работой. Забот полно, день до позднего вечера тянется. А спать лягу, стоит передо мной взгляд той прихожанки. Не вытерпел и, будучи в районе, еще раз заехал в церковь. Расспросил дьяка про нее, оказалось это дочка бывшего живописца, которого Советы расстреляли за то, что плакаты отказался писать. Хотел я забрать тогда Александру, так ее звали, к себе в колхоз, а дьяк уперся: без венчания не отпущу. В другой приезд согласился я на тайное венчание, Александра тоже дала на то согласие.
А второй грех в день ареста произошел. Подвез на своей подводе двух колхозниц до церкви, младенцев они крестили и за неимением никого, записали они меня в крестные отцы. Вроде как я им не давал на то согласия, но и не воспротивился.
В тот день приехал я с повинной в Райком к секретарю. Дальняя родственница моя, доярка Кубова Воля, хотела коров приучить к цепям, чтобы смирно стояли во время дойки, посыпала сено солью. Коровы-то смирно стояли, а от соли получилось отравление. За день поставила их на ноги местная повитуха, отпоила травами. Ветеринара не было в тот день в колхозе. Пока дождались бы его с семинара, передохли бы животные. Вот и третий грех.
- Церковь есть в колхозе?
- Была в селе Никольском, закрыли в 20-м году.
- Верующие есть в колхозе?
- Почти в каждой избе держат иконы. Одна молодежь не верит в Бога.
- Да, запретить молиться мы не сможем, пол-России тогда в тюрьмы пересажать придется.
В коридоре, у кабинета секретаря, слышался шум и возня. Затем дверь распахнулась настежь. На пороге стоят две женщины: пожилая и совсем молоденькая девушка. Которая постарше, перекрестилась и низко поклонилась.
Председатель опешил, узнав жену Устина с дочкой. Вышла заминка. Секретарь не успел и слова молвить, как Серафима сказала:
- Доброго здоровьичка, товарищи!
- Это еще что! Кто такие!
- Колхозницы из села Володьконо. Я Серафима, а это моя дочка Софья. Мы за председателем нашим приехали, и не уйдем отсюда, хоть закрывайте вместе с ним в каталажку. А если мы не вернемся, тогда все женщины из колхоза бросят работать и приедут сдаваться на добровольную каторгу. А коров доить придется вам самим, дорогой, товарищ секретарь Райкома, али вашим женкам. Вот и весь сказ.
- Мама, вы же обещали, что говорить буду я.
- Помолчи! Зеленая еще!
Вот так и случилось все.
А новый 1951 год уже вносил свои коррективы в жизнь.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/20/1451