-Завтра летим в Москву, - такой новостью удивила в середине августа Крылова инструктор в горкоме партии
- Шутите, и что там будет – семинар, конференция?
- Нет, просто отдохнем. Горбачев на Форосе отдыхает, а мы в Кремле побываем, по музеям походим. Я уже экскурсии заказала. Разве мы не заслужили?
- А вы поедете?
- Обязательно
Тут сердце у Николая Васильевича дрогнуло. Нина Петровна была самой красивой женщиной в горкоме. В ее присутствии он всегда отдыхал душой, но робел и чувствовал себя преступником, готовым изменить жене. Для него все женщины разделялись на две четкие группы – привлекательные и непривлекательные. По какому критерию подразделял, он и сам не понимал. На блондинок и брюнеток? Нет. На полненьких и худышек? Нет. Это было какое-то таинственное чувство, и это чувство нравилось ему даже больше, чем сами женщины. Нина Петровна была женщиной привлекательной и почему-то относилась к нему доброжелательно и всячески продвигала, как лучшего пропагандиста.
С сожалением Николай Васильевич вышел из ее кабинета, где с удовольствием столько раз сиживал, и уже направлялся к выходу, когда из глубины вестибюля раздался голос человека не столь приятного.
- Васильич, зайди ко мне на минуту,- как всегда запросто, по-деревенски, позвал его Трапезников.
Пришлось подниматься на второй этаж. Крошечный кабинетик Нины Петровны был на первом этаже, напротив библиотеки. Зам по идеологии обитал, как положено начальству, на втором этаже, напротив приемной. Трапезникова Николай Васильевич не любил, даже внешность зама была ему неприятной – тонкие губы и сломанный нос (в молодости в драке, наверное), прилизанные волосы с ровным пробором.
В кабинете, однако, у Трапезникова было уютно, не смотря на огромные размеры. Посредине тянулся бесконечно длинный стол с множеством стульев, но у окна стоял красивый письменный столик, мягкие кресла и рядом окно закрывали портьеры теплого цвета с кистями. За длинным столом Николай Васильевич сидел всего лишь два раза. На последней конференции его кандидатуру, даже не предупредив, предложила в состав горкома Нина Петровна. Он прошел с самым маленьким числом голосов и чувствовал себя среди ветеранов партийной работы неуютно.
- Садись в кресло, Васильич, поговорим минутку. Кури. Вечно ты мне загадки загадываешь. Вчера был разговор у меня, вызывали в организацию, сам знаешь какую, по поводу твоих листовок. Интересуются твоей работой там еще с прошлого года, с тех пор, как ты экологический митинг провел в микрорайоне.
- Провели митинг отлично. Результаты есть. Асфальтовый заводик самодеятельный за город перенесли, а на самом заводе после того как наша делегация там побывала, пять циклонов запустили. Директор, мужик хороший, сам удивлялся, почему они давно стояли, не до экологии было. План выполняли. В сентябре новый митинг будет.
- Вот-вот, этого я и опасаюсь. Запрещать мы, конечно, тебе не можем, перестройка идет, но ты пойми, не наше все это. Партия митинги не одобряет. Митинговые страсти опасны. Плакатики экстремистские рисуют, выкрикивают оскорбления в адрес чиновников. Непредсказуемо.
- У нас все было в порядке. Выступали все по делу, может излишне эмоционально иногда, но ты вспомни, какая скука раньше бывала на политзанятиях. Резолюцию приняли единогласно и, главное, почти все исполнили!
- Вот опять ты не понимаешь. Резолюции можно и на партийных собраниях принимать, а голосовать на выборах.
- Слушай, а зачем мы конституцию на политзанятиях изучаем. Там, между прочим, записано право на проведение митингов, про свободу слова говориться.
-Ну, ты демагог. Ладно, я тебя предупредил. И Петухов не доволен. И вот еще что, зачем ты подростков вовлекаешь в митинговые страсти?
-Только старшеклассников и добровольно. Никого не заставляю, они сами стремятся помогать. Вспомни, раньше политической жизни в стране совсем не было. А листовки разносить, расклеивать интересно, раньше об этом только в книжках писали. Не только листовки, сколько шариков с датой митинга надули! Я сам штук двадцать надул. Весело!
- Ладно. Не слишком веселись. Дело серьезное. Ты в Москву летишь? Ну, тогда до завтра.
Выйдя из горкома, Николай Васильевич, как всегда остановился на минутку у памятника Ленину в скверике, выкурил сигарету. Солнце освещало ярко мраморную бело-пурпурную глыбу за спиной Ленина и, казалось, глыба сама светилась. Разговор с Трапезниковым медленно забывался. Завтра будет Москва!
-