СУЧЬЕ ПЛЕМЯ
За столом сидят двое мужиков. Один из них Кучум; он с глубокого похмелья. Другой зашёл к нему поболтать. Выходной день. Кучуму хочется поговорить с соседом о чём-то возвышенном и тем самым показать ему, что этот очередной запой временное явление и, что в самом ближайшем будущем он бросит пить и вновь станет умным, благородным человеком. Вот что он говорит своему соседу.
Кучум
Всё равно у меня своя логика
Насчёт нашей жизни всей.
Вот зачем эта ножка у столика?..
Ну, скажи мне – скажи, Евсей?
Евсей
Как для чего? (ха-ха) Чтобы стол не падал,
Чтоб, к примеру, закуска стояла на нём,
Лоб окрестил, чинно сел пообедал
Утром ли, в вечер, естественно днём!
Я знаю, ты начнёшь щас “философствовать”
И разглагольствовать о том о сём,
Не надо, как коня, себя подхлёстывать,
Ведь мы не впряжены и воза не везём.
Кучум
Да, воза не везём. Но мы всех тащим?
Весь мир сидит на крыльцах у России,
Я верю: мы взойдём, нас Бог простит
И мы обрящем…
Прости, Евсей, что я сегодня “синий”.
2
Евсей
(про себя)
Уж не думает ли и в самом деле, что в этом мире он что-то значит?
Давно тебя я знаю – ох давно!
Ты не сегодня пьян, ты пьян всю жизнь.
По генам, через кровь взошло к тебе вино,
Посеяв вечный хмель, как горькую полынь.
Да. Да. Поверь, но это правда, так
И с толком рассуждать о чём-то ты не можешь,
Когда все шли вперёд, ты полз назад, как рак,
И вот теперь себе же локти гложешь.
И вот теперь ты задаёшь вопрос,
Вопрос, конечно, глупый и наивный,
Но вот ведь в чём сильнейший парадокс?!
Тебе вся грязь не стала делом стыдным.
Ты прёшь намеренно в вонючий, тихий омут,
Отвергнув сам себя и первую любовь.
Душа и сердце – всё! – они уже не стонут,
Они не видят Явь, они не знают Новь.
Ты сам себя не можешь объяснить
И то, что ты труслив, я это знаю точно,
Ты мне, конечно, можешь возразить,
Но это будет звук с горы, летящей бочки.
Вообще ты весь скрипишь, как этот стол.
Эх, лучше бы ты был при нём четвёртой ножкой,
А то ведь три всего! – четвёртая отпала…
Его, того гляди, ты выкинешь в окошко.
Кучум хотел, было на полном серьёзе продолжить полемику на предмет полезности
и нужности ножки стола; что, мол, философия даже топор (равно как и пресловутую ножку) может вполне рассматривать как самостоятельную, одушевлённую субстанцию.
Но после того, что сказал ему Евсей, он лишь сквозь скорченную гримасу процедил:
3
Кучум
Чтоб в этом мире все столы как мы стояли.
Полны от яств, без скрипов, не качаясь…
Однако нам ещё не наливали…
Мину… Минуточку… я очень извиняюсь.
После не большой паузы
А верно ты подметил, брат Евсей.
Я есть всё то, о чём ты говорил,
Конечно, если был бы я еврей,
То так навряд ли я сейчас кутил.
Я сам себе сварил такую кашу,
Что мне её в свой век не расхлебать,
Как будто я с горячей печки слажу,
И спать ложусь в холодную кровать.
Да-да, Евсей, такие чувства стали мне знакомы.
День отрезвленья для меня, что Судный день,
Поэтому и пью без пробужденья…
Во двор мне стало выйти даже лень.
На что кучу? Ты, верно, хошь спросить?
Так, что у бабы утащу… продам,
Бывает что и балуешься водочкой,
Но в основном пью Вермут и Агдам.
И всё же чувствую, что день тот недалёк,
Когда себя ж спросить настанет время…
А вдруг вдали забрезжит огонёк
И разбежится это сучье племя.
Евсей
(зло)
Ты что? – гонишь что ли?
4
Кучум
Нет-нет, Евсей. Но вот когда я хочу отрезвиться, точнее, когда мне не на что боль-
ше пить и поневоле приходится очухиваться. То всю ночь, не эту, когда ты заснул пья-
ным, а через день – следующую, я не сплю, а нахожусь в каком-то забытьи. Иногда я
даже вижу себя как бы со стороны, но такое бывает редко. Кстати, Евсей, раньше мне
на похмелье снились лошади, собаки, волки, рыси и прочая тварь. Они кусались, ляга-
лись, лаяли, верещали, ржали, а теперь снятся люди. Толпы людей! От которых я пря-
чусь, убегаю… И ты знаешь, от них невозможно скрыться или убежать; они находят
тебя везде и всюду, сначала рассматривают тебя со стороны, словно попавшее в кап-
кан животное, затем выволакивают тебя на свет, (хотя это полный мрак) и начинают
тебя снова бить, хватать, толкать, одним словом терзают, точно свора собак, попавшую
к ним в зубы кошку. Тогда я начинаю во сне кричать и своим криком пытаюсь отпуг-
нуть этих дьяволов. При этом я вдруг понимаю, что мне надо срочно проснуться, но не в силах это сделать. Хочу махнуть рукой – и не могу! Пошевелиться? – нету сил! Наконец из последних сил я взбрыкиваюсь и… просыпаюсь! Вскакиваю, растираю затёкшую руку, включаю свет, начинаю ходить по комнате. Первые минуты такого страшного похмельного пробуждения особенно страшны. Тебя не покидает ощущение, что они рядом с тобой - в комнате, стоят и ждут момента, когда я выключу свет. И как только я его погашу, они вновь накинутся на меня и станут трепать моё тело. Иной раз мне даже кажется, что это совершенно реальные, не видимые нашему глазу существа, живущие рядом с нами. Это безликие существа. Не даром они являются мне в этих кошмарных снах (опять же иногда) такими же людьми как и мы, но вместо лиц видны лишь чёрные силуэты. Я подозреваю, что они бывают узнаваемы; но тогда я сам как бы не могу открыть свои глаза и посмотреть на них. Хочу – а не могу.
Успокоившись, боязливо ложусь в постель рядом со своей Шуркой. Шурка храпит,
как конь, и ничего не слышит, хотя я всегда предупреждаю её, чтобы она толкала ме-
ня в бок, как только я начинаю стонать.
Так я дерусь во сне с кем-то всю ночь. И только под самое утро измождённый и
разбитый, я засыпаю на пару часов по-настоящему. В следующую ночь всё повто-
ряется, но как я заметил, эти призраки являются уже не такими страшными. И только в третью ночь со дня похмелья, у тебя появляется мало-мальское ощущение, что ты спишь. Не зря говорят: сколько пьёшь – столь и болеть будешь.
Вот почему, Евсей, я и говорю: “сучье племя”
Евсей
Отсюда явствует:
Кучум? – ты не прагматик.
Так отыщи себе свой путь, свою дорогу.
Душа славян: карманы на изнанку.
С такими проще обратится к Богу.