«Вот ведь гадина, ведьма какая! – со слезами жаловалась Татьяна отцу Владимиру. – Масика моего со свету сжила!»
«Гадиной» и «ведьмой» была маленькая веселая старушка из соседней пятиэтажки. Звали ее баба Зина, и вся ее вина по отношению к Тане и ее еще совсем недавно живой собачке Масику заключалась в том, что уж очень старушка всякую живность любила. Причем без разбору: домашнюю ли, гордо "прогуливающую" по дворам своих хозяев, или же бездомную, втайне вздыхающую об отсутствии оных.
Чуть завидит баба Зина какую кошечку или собачку – тотчас подойдет к ней, вежливо поздоровается и похвалит: «Хороша ты сегодня, Мурка, ох, как хороша! А ты, Бобик, - самый умный пес на свете!»
Очень эти похвалы нравились и Муркам, и Бобикам, и их хозяевам, конечно. Одна только Таня, слыша добрые слова в адрес своего Масика, откровенно бесилась. «Ну что эта старая карга к моей собачке привязалась? – жаловалась она подругам, - не иначе, как сглазить ее хочет!»
Подруги, понятно, охали-вздыхали сочувственно, а в отсутствии Татьяны удивлялись: «Надо же, совсем подруга наша с катушек съехала! И что ей баба Зина такого сделала? Она ж на свою мизерную пенсию всех бездомных собак и кошек подкармливает!»
А баба Зина будто и не замечала, как злобно зыркает на нее Таня, - знай себе, Масика нахваливала. Была она, видимо, в том счастливом возрасте, когда живут уже своей богатой внутренней жизнью, и на писк комаров вокруг внимания не обращают.
Только как-то раз не выдержала хозяйка Масика, и наорала на старушку: «Уйди, ведьма, не смей к моей собаке приставать! Моя она – и только моя!»
Испугалась баба Зина, с опаской стала во двор выходить: а вдруг ей Масик со своей сумасшедшей хозяйкой встретятся? Татьяна ей подстать: собачку свою по естественным ее надобностям во двор лишь тогда выводила, когда бабы Зины там не было. Масик, понятно, терпел, терпел, да и стал все неположенное на ковер в прихожей откладывать. Когда – по-маленькому, а когда очень даже и по-крупному.
Таню это не сильно обрадовало: стала она Масика шлепать, при этом еще последними словами ругая… Кого? Да бабу Зину, конечно! Кто ж еще, кроме нее, был во всем виноват?
Угас Масик как-то быстро, то ли от шлепков постоянных, то ли от оскорбления его собачьего достоинства. Еле удержали тогда подруги Татьяну от кровавой расправы над ничего не подозревавшей бабой Зиной. Ленка, лучшая Танина подруга, посоветовала ей в храм сходить и все батюшке рассказать. Вот и отправилась та к отцу Владимиру, не забыв сообщить всему дому, что идет она в храм, «свечку за упокой этой старой ведьмы ставить».
Выслушал отец Владимир Татьяну, да и говорит: «Это ж, матушка, не баба Зина твоего Масика убила. Это ты сама его со свету сжила своей злобой, нетерпимостью, ревностью. Доброе слово-то – оно и собаке приятно. А ты Масика своего и доброты, и гордости лишила. Для чего ему было на этом свете оставаться, если он в последнее время от тебя лишь ругань слышал?»
Еще пуще расплакалась Таня, да свечку «за упокой бабы Зины» так крепко в кулаке сжала, что переломилась та… И вся несчастная Танина жизнь вдруг перед глазами ее промелькнула… Как-то скоро сбежавший от нее муж, бросивший на прощание лишь слово из известной комедии: «САМОДУРА!» Сын, живущий в общаге и домой носа не кажущий… А теперь еще и Масик сдох…
«Не плачь, матушка! – ласково сказал отец Владимир. – Ты сейчас, вроде как, прозревать начинаешь. Попробуй взглянуть по-другому на себя и этот мир. Кто душою чист – тому ведь никакой сглаз не страшен. А кто душой грязен – тот и сам себе «сглаз»!»
(08.06.2013)