К БОРАТЫНСКОМУ И ТЮТЧЕВУ В МУРАНОВО
Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален- ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого, хотя несколько одаренного вкусом и чувством… Никто более Баратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах. Александр Пушкин
Баратынскому суждено было предварять свой век. Он воистину был пророком… Валерий Брюсов
О Тютчеве не спорят; тот, кто его не чувствует, тем самым доказывает, что он не чувствует поэзии. Иван Тургенев
Когда-то Тургенев, Некрасов и К0 едва могли уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато когда я прочёл, то просто обмер от величины его творческого таланта. Лев Толстой
Впервые мы съездили в подмосковное Мураново в 1966 году, а точнее, 24 июля 1966 года. Это был воскресный день. Решив рассказать о наших походах туда, заглянул в свой дневник, чтобы оживить в памяти некоторые подробности тех далеких уже событий. Мы не ограничились единственным походом, так как оказались под огромным впечатлением от первого посещения этого чудесного места, связанного с нашими великими поэтами Евгением Абрамовичем Боратынским (Баратынским) (1800-1844) и Федором Ивановичем Тютчевым (1803-1873). Первый раз мы с женой Татьяной приехали сюда с нашими друзьями- супружеской парой, проживающей в Зеленограде. Доехали электричкой по Ярославской железной дороге до станции Ашукинская, а затем отправились пешком до музея-усадьбы имени Федора Ивановича Тютчева в Мураново. Дорога, по которой я повёл, оказалась не прямой, а по дуге, и вместо четырех километров мы преодолели гораздо больший путь за два часа. И вот перед нами открылся огромный красивый покатый луг, внизу которого- широкий пруд, а за ним- усадьба. Когда вошли в музей, с первых минут оказались под очарованием рассказа экскурсовода- студентки-практикантки филологического факультета университета. Она создавала удивительную атмосферу во время рассказа. Казалось, что бывшие хозяева усадьбы лишь вышли на некоторое время из комнат и вот-вот вернутся. Во время экскурсии она не только рассказывала о жизни и творчестве поэтов, но и прочувствованно читала их стихи. Характерной для многих музеев «музейности» здесь не чувствуется, отсутствуют таблички с надписями об экспонатах и обращения типа «Экспонаты руками не трогать», все помещения ощущаются обитаемыми. После этой чудесной экскурсии я написал восторженный отзыв, под которым подписались все участники нашего похода. Впечатление от экскурсии оказалось таким сильным, что нам снова захотелось побывать здесь и лучше познакомиться с историей усадьбы и жизни ее бывших обитателей. Девушка-практикантка пообещала подробнее ознакомить нас с хранящейся здесь огромной библиотекой, включающей и уникальную французскую «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел», ответственным редактором которой был Дени Дидро, и в подготовке которой принимали участие многие французские просветители: Луи де Жокур (он написал наибольшее количество статей), Вольтер, Руссо, Монтескье, д’ Аламбер... Тридцать пять толстых томов этой Энциклопедии, издававшейся в 1751-1780 годы, включают около 72 тысяч статей и более трех тысяч иллюстраций!
Во второй поход мы пригласили еще нескольких наших знакомых, и в воскресенье седьмого августа отправились электричкой по Ярославской железной дороге до Абрамцево. Решили сначала ознакомиться в Абрамцево с музеем-усадьбой, а затем пешком прийти в Мураново. После посещения музея и прогулки по парку отправились в поход. Эту пешую прогулку я предложил всем ранее, пообещав, что буду проводником в этом путешествии. Жена предложила идти вдоль железной дороги, чтобы не сбиться с пути. Но я убедил, что гораздо интереснее ознакомиться с живописной дорогой, проходящей между попутными поселками, чем смотреть на железную дорогу и слушать шум проносящихся электричек. Через два часа пути некоторые участники похода начали утверждать, что мы идем не тем путем. Карты у нас не было. Шли по сильно размытой дождем глинистой дороге. Начался дождь. Прошел еще час, а Мураново не появилось. Как потом оказалось, мы забрели далеко в сторону от нужных проселочных дорог. Местные жители, к которым мы обращались, ничего толкового нам подсказать не смогли, хотя Мураново находится совсем недалеко от них. Весь путь, который мы должны были преодолеть при правильно выбранной дороге, не превышал бы десяти километров, а у нас поход превратился в двадцати-километровый «марафон» под дождем по скользкой грязной дороге. В пути у каждого, видимо, возникал ко мне справедливый вопрос: «куда ты завел нас?»- как в рылеевском «Иване Сусанине». Иногда звучали унылые заявления, будто мы никогда не найдем Мураново. В этот дождливый мрачный день, когда все небо было затянуто темными тучами, мне ничего не оставалось, как приободрять радостным прогнозом: «Вот-вот выглянет Солнце!» В пути мы находились с 13 до 18 часов, преодолев за эти пять часов около двадцати километров. И вот, наконец, в 18 часов мы вошли в Мураново, подошли к маленькому красивому деревянному домику с крылечком, в котором дирекция музея поселила на время практики нашего экскурсовода-практикантку с ее подругой-практиканткой. Все путешественники ужасно устали, проголодались и промокли. Девчата гостеприимно пригласили нас к себе. Мы приготовили взятую с собой в поход еду, зелень, фрукты, сделали яичницу... После еды у всех поднялось настроение и возродились силы. Начались даже остроты по поводу наших блужданий! Домой мы вернулись в полночь.
Была и поездка в следующий воскресный день, 14 августа, когда практикантка провела здесь свою последнюю экскурсию перед возвращением в университет. А следующая поездка в Мураново состоялась через 36 лет, 10 августа 2002 года. В этот раз я приехал сюда со своей сестрой Ларисой и ее друзьями- коллегами по работе. Захватил в поездку видеокамеру и фотоаппарат. Приехали мы на «Жигулёнке». Посетив Мураново, совершили поездку также в Хотьково, Абрамцево и Сергиев Посад. Все эти встречи с Мураново породили, конечно, желание больше узнать о жизни и творчестве Боратынского и Тютчева, еще раз перечитать их произведения.
И вот мы снова в литературно-мемориальном музее имени Федора Ивановича Тютчева, созданном его потомками в деревне Мураново Пушкинского района Московской области, недалеко от платформы Ашукинская Ярославской железной дороги. Деревню Мураново приобрела в 1816 году жена генерала Льва Николаевича Энгельгардта. В дальнейшем ее имение будет принадлежать родственно связанным семействам Энгельгардтов, Боратынских, Путятов и Тютчевых. Главный дом усадьбы построил в 1842 году поэт Евгений Боратынский, женившийся в 1826 году на старшей дочери Льва Николаевича Энгельгардта- Анастасии Львовне Энгельгардт (1804-1860), которой имение досталось в качестве приданого. С 1850 года имение переходит к ее родной сестре- Софье Путята, а с 1870-х годов здесь жила семья Ивана Федоровича Тютчева (1846-1909)- сына Федора Ивановича Тютчева, которая перевезла сюда и сохраняла рукописи, книги и личные вещи поэта. Федор Иванович Тютчев здесь никогда не жил. В Мураново в 1920 году был открыт литературно-мемориальный музей имени Федора Ивановича Тютчева. Здесь хранится основная часть наследия поэта. Сегодня в этот музейный комплекс входит несколько построек: Главный усадебный дом, Домовая церковь Спаса Нерукотворного, Флигель и кухня, Гладилка, Кучерская, Ледник, сад и парк… В музее более 28 тысяч экспонатов, большая часть которых- мемориальные, а в мемориальной библиотеке- более девяти тысяч книг. В июле 2006 года от пожара, вызванного молнией, пострадал главный дом усадьбы, но практически все экспонаты удалось спасти. Уже в 2009 году музей открылся после реставрации, а полностью последствия пожара устранены к августу 2015 года, когда торжественно отмечалось 95-летие открытия этого музея-заповедника. У этого старинного дворянского поместья богатое литературное прошлое. Здесь жили и творили связанные родственными и духовными связями члены четырех дворянских родов: Энгельгардты, Боратынские, Путяты и Тютчевы. Здесь бывали многие писатели, творившие литературную славу России, а также другие деятели искусства.
В 1842 году Евгений Боратынский решает вместо неудобного для разросшейся семьи (семеро детей) дома построить здесь новый. По собственным чертежам он заканчивает строительство в 1843 году. Среди сохранившихся писем Боратынского (а их около трехсот) есть и такие, которые позволяют лучше представить жизнь его семьи в Мураново. Живя после женитьбы в Москве, Боратынский мечтает об уходе от шумной светской жизни, о тихой спокойной жизни для литературного творчества. В письме, отправленном в ноябре 1826 года Николаю Васильевичу Путяте (1802-1877), с которым он познакомился во время воинской службы в Финляндии (позже они породнятся, когда Николай Васильевич женится на младшей родной сестре жены Боратынского- Софье Энгельгардт), он сообщает: «… Я живу потихохоньку, как следует женатому человеку, и очень рад, что променял беспокойные сны страстей на тихий сон тихого счастия. Из действующего лица я сделался зрителем и, укрытый от ненастья в моем углу, иногда посматриваю, какова погода в свете…» Написанная в 1827 году ранняя редакция элегии «Есть милая страна, есть угол на земле…» навеяна впечатлениями от первой поездки в подмосковное сельцо Мураново:
«… Там наш блаженный дом- туда душа летит,
Там приютился бы я в старости глубокой…»
А позже, в апреле 1828 года, он пишет Николаю Васильевичу: «… Думаешь ли побывать в красной Москве? Я теперь постоянный московский житель. Живу тихо, мирно, счастлив моею семейственною жизнью, но, признаюсь, Москва мне не по сердцу. Вообрази, что я не имею ни одного товарища, ни одного человека, которому мог бы сказать: помнишь? с кем бы мог потолковать нараспашку. Это тягостно. Жду тебя, как дождя майского. Здешняя атмосфера суха, пыльна неимоверно. Женатые люди имеют более нужды в дружбе, нежели холостые….» В письме, отправленном весной 1829 года своему другу- московскому философу и литератору Ивану Васильевичу Киреевскому (1806-1856), он пишет: «… О моем теперешнем житье-бытье сказать тебе мне почти нечего. Я не успел еще осмотреться на новом месте. Надеюсь, что в деревенском уединении проснется моя поэтическая деятельность. Пора мне приняться за перо: оно у меня слишком долго отдыхало. К тому же, чем я более размышляю, тем тверже уверяюсь, что в свете нет ничего дельнее поэзии…» А в письме, отправленном в августе 1831 года, он очень доверительно сообщает Киреевскому: «…Ты первый из всех знакомых мне людей, с которым изливаюсь я без застенчивости: это значит, что никто еще не внушал мне такой доверенности к душе своей и своему характеру. Сделал бы тебе описание нашей деревенской жизни, но теперь не в духе. Скажу тебе вкратце, что мы пьем чай, обедаем, ужинаем раньше, нежели в Москве. Вот тебе рама нашего существования. Вставь в нее прогулки, верховую езду, разговоры; вставь в нее то, чему нет имени: это общее чувство, этот итог всех наших впечатлений, который заставляет проснуться весело, гулять весело, эту благодать семейного счастия, и ты получишь довольно верное понятие о моем бытье…»
Когда семья значительно увеличилась, Боратынский начинает строительство в Мураново. Из письма к матери, Александре Федоровне, написанного летом 1842 года: «…В настоящую минуту я весьма далек от литературного вдохновения, но издали приветствую ту пору, когда моя постройка будет закончена, когда у меня будет меньше действительных забот (не будет, может быть, воображаемого отдыха), и которая привлекает меня мыслью о возобновлении моих былых занятий. Вы, конечно, понимаете, что я оснуюсь в деревне на довольно продолжительное время. Моя усиленная деятельность происходит, в сущности, лишь от большой потребности в отдыхе и душевном покое. Наш дом сейчас очень напоминает маленький университет. У нас пять чужих человек, среди которых судьба доставила нам превосходного учителя рисования. Наша мало расточительная жизнь и доход, который мы надеемся извлечь из лесного хозяйства, позволяют нам много делать для образования детей, пока же они и их учителя оживляют наше одиночество. Этой осенью мне предстоит удовольствие, новое для меня,- сажать деревья. У нас хороший, старый садовник, любящий свое дело, и я рассчитываю на его благие советы. Прощайте, милая маменька. Нежно целую ваши ручки, так же как и ваши внучата». В конце этого лета он пишет: «Я бесконечно долго не писал вам, любезная и добрая маменька: дело в том, что все это лето прошло у меня в волнении и беспокойстве и я все откладывал свое письмо до лучших времен, которые никак не наступали. Я взялся за такие хозяйственные дела, которые принесли мне забот более, чем я мог это предвидеть; в особенности, формальности с опекой, о которых я и не подозревал и которые повлекли за собой столько хлопот…За год, прожитый мною здесь, я построил лесопилку, дощатый склад и свел 25 десятин леса; почти что достроил дом. Новый дом в Муранове уже стоит под крышей и оштукатурен внутри. Остается настелить полы, навесить двери и оконные рамы. Получилось нечто в высшей степени привлекательное… Надеюсь в него вселиться в конце августа…» В это же время (август 1842 года) он делится своими дальнейшими планами с поэтом и литературным критиком Петром Андреевичем Вяземским (1792-1878), с которым познакомился в 1825 году и дружил до конца своей жизни: «… Письмо твое застало меня среди материальных забот, тем более поглощавших все мое время и мысли, что по привычке моей к жизни отвлеченной и мечтательной, я менее способен к трудам, требуемым действительностью. Чтоб в самом деле вести такую жизнь мудреца, нужно глубокое и покорное внутреннее согласие на некоторые суеты житейские. Этого у меня нет, но надеюсь, что будет…. Обстоятельства удерживают меня теперь в небольшой деревне, где я строю, сажу деревья, сею, не без удовольствия, не без любви к этим мирным занятиям и в прекрасной окружающей меня природе; но лучшая, хотя отдаленная моя надежда: Петербург, где я найду тебя и наши общие воспоминания. Теперешняя моя деятельность имеет целью приобрести способы для постоянного пребывания в Петербурге, и я почти не сомневаюсь ее достигнуть. С нынешней осени у меня будет много досуга, и если Бог даст, я снова возьмусь за рифмы. У меня много готовых мыслей и форм, и хотя полное равнодушие к моим трудам г.г. журналистов и не поощряет к литературной деятельности, но я, Божиею милостию, еще более равнодушен к ним, чем они ко мне…»
Наконец дом построен, исчезла прежняя мучительная борьба со сквозняками, Боратынский доволен качеством дома, о чем сообщает Николаю Путяте в январе 1843 года: «… Долго не писал за хлопотами всякого рода, сверх того хотелось дождаться положительных результатов от свода рощи и постройки дома. Слава богу, дом хорош, очень тепел… Были и большие морозы и сильные ветры: мы не чувствовали ни тех, ни других, и что в особенности редко в деревенских домах- никогда не знали, с которой стороны непогода… Думаю, можно быть довольными общим итогом. Дом отделан вполне: в два полных этажа, стены общекатурены, полы выкрашены, крыт железом… Дом стоил дороже, нежели я предполагал, потому что весь матерьял куплен…» И вот наступила весна, и Боратынский пишет матери в апреле 1843 года: «…Погода у нас сносная, голубое небо, но все еще холодно. По-прежнему довольно много снегу и морозные ночи. Днем от трех до четырех дети развлекаются верховой ездой. Совершать пешие прогулки еще невозможно. С весной у меня появятся развлечения в виде различных работ. Мне предстоит закончить несколько построек и осуществить немало земляных работ. За этим последуют полевые работы, в которых я тоже принимаю участие- так как, стоит мне выйти из дому, как я вижу пахарей за их работой: весь наш маленький участок земли можно окинуть одним взглядом. Я иногда развлекаюсь тем, что делаю неправильные распоряжения старосте, чтобы доставить ему удовольствие обнаружить это и тем самым меня поучить. Знаете ли вы, что это единственный способ добиться от этих людей того, что они знают? Весь доход, который мы можем здесь получить, настолько мал, что, и ошибаясь, теряешь немного». Казалось бы, что все заботы со строительством позади, созданы условия для безмятежного литературного творчества, о котором Боратынский мечтал много лет… Но, увы, ему остается жить всего один год. После поездки сначала в Петербург, а затем по европейским странам, он скоропостижно умирает в Неаполе.
Быстро пролетела жизнь… Он родился 19 февраля 1800 года в имении Вяжля Кирсановского уезда Тамбовской губернии, в имении, пожалованном его отцу императором Павлом I в 1793 году. Отец- генерал-лейтенант Абрам Андреевич Баратынский (1767-1810) и мать- Александра Федоровна (девичья фамилия- Черепанова) (1776-1852), любимая фрейлина императрицы, выпускница института благородных девиц Смольного, имя сыну-первенцу дали по святцам- Евгений (древнегреч.- «благородный», «знатный»). Счастливое безмятежное детство. Мальчика в семье звали: Буба, Бубинька, Бубуша… Отец умер в возрасте 43 лет (сын Евгений проживет на год больше), мать осталась с семерыми детьми: Евгений, Ираклий, Лев, Сергей, Софья, Наталья, Варвара. Десятилетнего Евгения зачисляют в Пажеский корпус с оставлением в доме родителей, а через два года зачисляют в петербургский Пажеский корпус «пансионером на своем содержании». Он «балуется рифмой». Романтичный юноша пишет: «лучше полное несчастье, чем полный покой». Под впечатлением «Разбойников» Шиллера создает с друзьями «Общество мстителей». В день своего 16-летия неосознанно совершает вместе с другом проступок, о котором докладывают императору Александру I. Император дает личное распоряжение: «чтобы исключенные из Пажеского корпуса за негодное поведение пажи Дмитрий Ханыков и Евгений Баратынский не были принимаемы ни в какую службу». Жестоко по отношению к юношам. По просьбе В.А. Жуковского Евгений позже, в конце 1823 года, направит ему исповедальное письмо о своем проступке. После увольнения из Пажеского корпуса Евгению оставлено право поступить рядовым в армию. Сильные переживания, болезнь (нервическая горячка на грани смерти). Знакомство с молодыми петербургскими поэтами, в том числе- с Антоном Антоновичем Дельвигом, который познакомил его с Александром Сергеевичем Пушкиным и его друзьями. Организуют «Союз поэтов» в составе: Пушкин, Дельвиг, Баратынский, Кюхельбекер. Спартанский быт. В 1819 году Боратынского принимают рядовым в лейб-гвардии Егерский полк. В этот год в печати появились его первые стихи. Евгений живет в одном доме с Антоном Дельвигом, посещает «литературные среды» поэта В.А. Жуковского, «литературные субботы» П.А. Плетнева, общается с А. С. Пушкиным, В.К. Кюхельбекером, А.И. Одоевским, Д.И. Давыдовым, А.А. Бестужевым, Ф.Н. Глинкой, Н.И. Гнедичем, И.И. Козловым… Служба в пехотном полку, расквартированном в Финляндии.
В 1820 году Баратынского избирают в члены-корреспонденты Вольного общества любителей российской словесности. Во время воинской службы неоднократно посещает Петербург и Москву. В 1822 году Александр Пушкин в стихотворении «Баратынскому» (из Бессарабии) называет Баратынского «живым Овидием»: «… Но, друг, обнять милее мне // В тебе Овидия живого». В 1823 году Боратынский на военном смотре в Финляндии знакомится с будущим своим родственником- Николаем Васильевичем Путятой, служившим адъютантом генерал- губернатора. Лишь в 1825 году, после неоднократных ходатайств друзей, император Александр I подписывает приказ о производстве Баратынского в офицеры. В связи с болезнью матери получает разрешение на отставку. В 1826 году венчается в Москве с Анастасией Львовной Энгельгардт- дочерью отставного генерал-майора Льва Николаевича Энгельгардта. Продолжает общаться с Александром Пушкиным, сближается в Москве с П.А. Вяземским, знакомится с московским кругом литераторов: Н.А. Полевым, М.П. Погодиным, В.Ф. Одоевским, С.П. Шевыревым… В 1827 году выходит в свет первый сборник: «Стихотворения Евгения Баратынского» (в нем три части: «Элегии», «Смесь» и «Послания»).
Пушкин неотрывно следил за творчеством Баратынского и сделал свой первый набросок статьи о нем (к сожалению, он не появился в печати): «Наконец появилось собрание стихотворений Баратынского, так давно и с таким нетерпением ожидаемое. Спешим воспользоваться случаем высказать наше мнение об одном из первоклассных наших поэтов и (быть может) ещё недовольно оценённом своими соотечественниками. Первые произведения Баратынского обратили на него внимание.- Знатоки с удивлением увидели в первых опытах зрелость и стройность необыкновенную. Сие преждевременное развитие всех поэтических способностей, может быть, зависело от обстоятельств, но уже предрекало нам то, что ныне выполнено поэтом столь блистательным образом…» В написанном Пушкиным в те же дни послании к Дельвигу есть упоминание о Баратынском: «…Или, как Гамлет-Баратынский // Над ним задумчиво мечтай…» Пушкин угадал в Баратынском мастера не только блистательной элегической поэзии, но и философской лирики. Кратковременная служба в московской Межевой канцелярии. Посещает салон Зинаиды Волконской, общается с прибывшим в Москву Адамом Мицкевичем. В 1829 году сближается и непрерывно общается (устно и письменно) с Иваном Васильевичем Киреевским. В 1831году присутствует на «мальчишнике» у Пушкина перед его свадьбой. В этом году выходит в отставку в чине губернского секретаря.
В 1835 году издана вторая его книга: «Стихотворения Евгения Баратынского» (в первой ее части- стихотворения, во второй- поэмы). В 1838-1840 годы он редко бывает в Москве, полностью уходит в хозяйственную деятельность в усадьбе Мураново. Разобрав в 1841 году старый усадебный дом, начинает строительство нового по собственному проекту (об этом мы уже кое-что знаем из его писем). В 1842 году он поселяется с семьей в новом доме, выходит в свет третий и последний его поэтический сборник: «Сумерки» (в нем впервые вместо фамилии Баратынский написано: Боратынский). В 1843 году он выезжает с семьей из Мураново в Петербург, а отсюда- в заграничное путешествие с женой Анастасией Львовной и тремя старшими детьми (Александра, Лев, Николай). Остальных детей (Мария, Дмитрий, Юлия, Зинаида) оставили на попечение родственников- Путят. Побывали в Берлине, Потсдаме, Лейпциге, Дрездене. Через Лейпциг, Франкфурт, Майнц, Кёльн и Брюссель прибыли в Париж. Здесь знакомятся со многими литераторами, встречаются с русскими эмигрантами- Н.И. Тургеневым, Н.П. Огаревым, Н.М. Сатиным, Н.И. Сазоновым, И.Г. Головиным, А.П. Свечиной… Приезжают в Марсель и отсюда морем прибывают на пароходе в Италию. Живут в Неаполе, посещают окрестные места. Много перспективных жизненных планов… И вдруг, 11 июля 1844 года, скоропостижная смерть. Да, «коротка ты, кольчужка»- жизнь. А не предугадал ли он срок своей жизни еще в 1823 году? Вот строки из его произведения «Истина. Ода»:
Желанье счастия в меня вдохнули боги:
Я требовал его от неба и земли
И вслед за призраком, манящим издали,
Жизнь перешел до полдороги;
Но прихотям судьбы я боле не служу…
Кипарисовый гроб с телом поэта перевезли морем из Неаполя в Петербург в августе 1845 года. Похороны Евгения Абрамовича Боратынского состоялись 31 августа 1845 года на кладбище Александро-Невской лавры. После смерти мужа Анастасия Львовна не захотела больше жить в Мураново и уединилась в родовом имении в Казани, а усадьба в Мураново перешла в 1850 году к ее родной сестре- Софье Путята. В 1869 году на дочери Николая и Софьи Путята Ольге Николаевне Путята (1840-1920) женился сын поэта Федора Ивановича Тютчева- Иван Федорович Тютчев (1846-1909). После смерти Федора Ивановича Тютчева в мурановскую усадьбу на лето приезжала его вдова- Эрнестина Федоровна. Специально для нее Иван Федорович построил флигель рядом с главным домом. Здесь она подготавливала посмертные сочинения супруга для печати.
Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября 1803 года в родовом тютчевском имении в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Здесь прошли его детские годы. Отец- Иван Николаевич Тютчев (1768-1846)- отставной капитан, мать- Екатерина Львовна Тютчева (урожденная Толстая) (1776-1866). Феденька был вторым сыном в семье. с юных лет он стал в семье баловнем всех окружающих. Худенький, малого роста, кроткий, ласковый и необычайно добросердечный мальчик учился очень успешно. Учеба для него была не трудом, а удовлетворением жажды знаний. Вся окружающая семейная обстановка, чудесная природа и книги формировали чуткую душу мальчика-подростка. Он не по-детски мыслит и чувствует, начинает писать стихи. Вот, например, стихотворение, написанное им в возрасте 13 лет:
Века рождаются, и исчезают снова,
Одно столетие стирается другим;
Что может избежать от гнева Крона злого?
Что может устоять пред грозным богом сим?
Ранняя даровитость формировала в нем душу философски мыслящего поэта. А легко ранимая душа обострила способность тонко чувствовать и понимать скрытое от глаз. Он постоянно был кем-то или чем-то очарован. Так сформировалась его очень чувствительная к окружающей жизни душа. Его дочь Дарья записывает в своем дневнике о детской впечатлительности отца, сохранившейся со времени его проживания в родовом имении Овстуг: «Сегодня утром мы отправились вместе, папа и я, сперва на могилу дедушки, затем в лесочки, с которыми связано у папа столько детских воспоминаний; он рассказал мне, что однажды, когда он со своим наставником гулял в лесочке рядом с кладбищем, они нашли мертвую горлицу в траве и похоронили ее, а папа написал эпитафию в стихах… Собирать душистый чудоцвет в тишине и темноте ночи, и это вызывало в нем неопределенное ощущение таинственности и благоговения…Эти перелески, этот сад, эти аллеи были целым миром для папа- и миром полным: тут пробудился ум и детское воображение в этой реальности видело свой идеал…» В письме старшей сестре Анне (отправлено 28 августа 1855 года из Овстуга) Дарья пишет: «Папа и я совершаем вместе большие прогулки, и папа оказывает мне честь со мной беседовать. Я поражена острой проницательностью его взгляда на будущее и на то, как сложится история. Но помимо его гения философского, исторического и, не знаю как сказать, пророческого- его поэтическая суть меня удивляет и очаровывает, он как гармоничный и полный инструмент, который вибрирует от малейшего дуновения». Родители представить не могли, что сын станет известным поэтом-мыслителем, одним из основателей философской поэзии.
В 1818 году он поступил в Московский университет и через два года закончил его с отличием, получив степень кандидата. В 1822 году он стал сотрудником Государственной коллегии иностранных дел, его направляют в Мюнхен сверхштатным чиновником в русскую дипломатическую миссию. Дипломатическая служба продлилась 22 года. За это время он всего лишь четыре раза был на родине, и каждый раз- кратковременно. Побывал за время службы во многих странах Европы. Сохранилось более 1200 его писем.
В 1843 году дипломат с двадцатилетним стажем возвратился в Россию, где его опыт был просто необходим. С 1846 года Тютчев стал чиновником особых поручений при государственном канцлере, а точнее- цензором, в 1858 году- председателем Комитета цензуры иностранной. Литературой занимался не как писатель-профессионал, а в порядке любительства- гениального «дилетантства». Волновавшие его мысли и чувства выливались в поэтические строки. Но он никогда не считал себя поэтом. а творчество своё называл бумагомарательством. Поэт Афанасий Фет вспоминает (в «Мои воспоминания»): «Тургеневу стоило большого труда выпросить у Тютчева тетрадку его стихотворений для «Современника». Познакомившись впоследствии с Федором Ивановичем, я убедился в необыкновенной его авторской скромности, по которой он тщательно избегал не только разговоров, но даже намеков на его стихотворную деятельность. Начать с того, что Федор Иванович болезненно сжимался при малейшем намеке на его поэтический дар, и никто не дерзал заводить с ним об этом речи…»
Александр Сергеевич Пушкин в 1836 году, за год до своей смерти, прочёл цикл стихов Тютчева и высоко их оценив, опубликовал в «Современнике» под названием «Стихотворения, присланные из Германии». Стихи были подписаны: «Ф. Т-в». При жизни Тютчева были изданы всего два сборника его стихов. На издании первого сборника (в 1854 году) настоял Иван Сергеевич Тургенев, ставший его редактором. Он написал и статью «Несколько слов о стихотворениях Ф.И. Тютчева», замечательно уловив особенноть стихов Тютчева: «…каждое его стихотворение начиналось мыслию; но мыслию, которая, как огненная точка, вспыхивала под влиянием глубокого чувства или сильного впечатления; вследствие этого, если можно так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно». Тургенев считал Тютчева наследником Пушкина- замечательным поэтом, «завещанным нам приветом и одобрением Пушкина». Лишь через 14 лет появился второй сборник стихов, на издании которого настояли сын поэта- Иван Федорович и зять- Иван Сергеевич Аксаков. «Вы знаете, кто мой любимый поэт?»- спросил однажды Лев Николаевич Толстой и сам ответил:- «Тютчев». И добавил: «…Его все, вся интеллигенция наша забыла или старается забыть: он, видите, устарел… Он слишком серьёзен, он не шутит с музой». Только патриот мог написать так проникновенно:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать-
В Россию можно только верить.
Сложной оказалась личная жизнь поэта, философа, публициста, политического деятеля, дипломата и переводчика, члена-корреспондента Петербургской Академии Наук, Тайного советника Федора Ивановича Тютчева. Первая его жена- дочь немецкого дипломата, Элеонора фон Ботмер, после замужества- Элеонора Фёдоровна Тютчева (1800-1838), родив трёх дочерей, умерла в 1838 году в Турине. Через год поэт вновь женился- на урождённой баронессе Эрнестине Пфеффель, после замужества- Эрнестина Федоровна Тютчева (1810-1894). Искренно взяв на себя заботу о воспитании трех дочерей Тютчева от предыдущего брака, она родила дочь и двоих сыновей. Он пережил четверых детей, а также первую жену и гражданскую жену-«жену перед богом»- последнюю любовь- Елену Александровну Денисьеву (1826-1864). После ее кончины он вернулся ко второй жене, с которой не разводился- Эрнестине. Под старость Фёдор Иванович тяжело болел, его терзали душевные страдания… Умер он в Петербурге на руках Эрнестины. Похоронен в Петербурге на Новодевичьем кладбище.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся,
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать…
Этими строками Тютчева хочется завершить рассказ…
Юрий Жданов 18.12.2017