В Псковской стороне на реке Ловать деревенька стояла. В той деревни дева рыдала, одна осталась средь деревенских парней и их подружек. Дарья её подружка под стать ей первой красавице из деревни изгнана. Дарьи батьку, с братьями, парнями под стать Дарье, забили, не с кем пройти, по деревни частушку сыграть, парней на драку не завесть. Бывало Геля выйдет гулять, Дарья подруженька её с братьями её ожидает. Геля Дарью под крендель берёт, и они на зависть подружкам своим, по улице деревенской идут, за ними братья Дарьи, попробуй подойти. Красавцы, росту богатырского, светло волосы, леком светлы, глаза серые, деревенские смотрели на них с завистью, в драке им нет равных. Геля, тоскуя у окна, в избе сидит, на улицу не идёт, по Дарье скучает, где она теперь? Сродники, её батька с маткой, делом задались, дочку спасать надо, не равен час, зачахнет. Замуж отдать надо, но за кого? Девка, с какой стороны не глянь, принцесса, а в деревни остались одни хворые да квёлые. Таких парней как Дарьи братья, лес валить сослали, за хлеб да воду. При этой власти, принц тот, у кого красна книжка в кармане, да наган в кобуре. Есть такой! Бригадир при председателе, деревенским мужикам да бабам начисляет трудодни, и красная книжка и наган в кобуре, всё у него имеется. Вот она уже жена бригадира, пока её муженёк деревенских мужиков и баб струнит, Геля у окна сидит, тоскует. Придёт муж с работы щей похлебает, да на лавку завалиться, и храпит до утра. Геле гулять хочется, сплясать под гармонь, частушками парней подзадорить. Где гармонист? Где подружка Дарья? Так и с ума сойти можно. Как-то Геля прибиралась в избе, путину нашла, есть паутина значить естсмерть! Кто в паутину попадёт, тому смерть. Будет смерть, будет свобода! Такая мысль пронеслась в Геленой голове, страшно. Геля взяв пёрышко тихонечко торнула в серёдку паутины, из щели выбежал паук, видно паучья матка, с большим пузом. Паук не найдя жертвы убёг в куд. Сиди покуда, будет и тебе жертва, играла песню свою Геля. Вот уже смеркается, а мужа всё нет, что - то в сенях загремело, в избу ввалился муж, деревенский начальник. Не снимая сапог, не подойдя к рукомойнику, уселся за стол, потребовал щей покислей. Геля молча как будто не замечает мужнего опьянения подошла к паутине, поднесла расписную плошку к паутине, пёрышком стала торкать в серёдку паутины, приди смерть, жертва заждалась, уже спит за столом. Напевала заговор Геля. Паук выбежал из укрытия обежав паутину не найдя жертвы уже собрался укрыться , Геля прошептала, прыгай в миску жертва за столом ждёт тебя, и помогла пауку гусиным пёрышком найти дорогу. Паук забегал по дну расписной плошке и не найдя в плошке жертвы хотел было покинуть место казни, Геля прижала паука ложкой и накрыла паука горячими щами. Геля подошла к мужу, он спал, положа лысую голову на стол, Геля постучала ложкой по лысине мужа, тот открыл пьяные очи. Перед ним стояла жена с плошкой щей. Отойдя от сна, отняв у жены плошку со щами, стал хлебать щи без ложки через край, припевая покуда середку, не зарядишь. Крайки не заиграют. Опорожнив плошку, муженёк завалился на лавку, не сняв сапог, захрапел. Геля не спала, ждала, когда этот змей храпеть перестанет, муж как-то странно храпнул и затих. В избе стало тихо, за печкой шуршали тараканы, Гелю свалил сон, она очень устала. Утро, надо косить, косцы с косами стоят, а начальника нет, в деревню прибыл областной начальник, с проверкой, председатель стал искать бригадира, начальство прибыло, председатель с поверяющим вошли в дом бригадира, увидев Гелю, поверяющий пошатнулся слегка но, взяв себя в руки, строго спросил, где бригадир, Геля ему ответила: «Он на лавке, с вечера как лёг, так и не встаёт». Председатель, подойдя к лавке, наклонился над бригадиром, сказал с удивлением; «Да он же мертвый». Изба наполнилась людьми, одни бабы и с ними фельдшер, фельдшер, осмотрев бригадира, сказал: «Он опился самогону от этого и помер». Геля стоя у окна играла песню: «Ты не смейся гадина, тебе не навек дадена, дадено до вечера, тебе смеяться нечего». Ей было хорошо, она свободна. Областной начальник как только в деревню приедет, сразу к вдове, расспросит её о всём: «Не обижают ли её деревенские мужики, о чём говорят бабы на посиделках, заботится ли о ней председатель, обеспечивает ли он её фуражом для скотины, если дрова». Получив на все вопросы ответ, шёл к председателю. Так и жила Геля вдова, на зависть деревенским бабам, да тут беда: «Война». Через деревню уходила русская рать, деревня её не провожала, только Геля стоя на крыльце с грустью смотрела на парней, нет среди этих парней, Дарьи братьев, они бойцы великие, не было равных им в округе. Только улеглась пыль от уходящего войска, в деревню вошла ватага бравых парней, рукава их серой одёжки были закатаны, готовые к драке. Ватагой правил светловолосый парень. Он сидел на вороном коне, остановив коня, парень скомандовав: «Хальт» сошёл с коня. Подойдя к крыльцу, где стояла Геля, взяв по козырёк, представился. Войдя в избу, осмотрел светлую комнату. Половицы были желтого цвета, как будто их только уложили, на окнах занавеси со сложной вышивкой, печь выбелена, в красном углу икона, а эта русская женщина какая в ней стать, разве может с ней сравнится германская фрау. Германец, подойдя к окну, стал рассматривать узор, и каково же у германца было удивление, когда он увидел в узоре крест с загнутыми концами. Он внимательно посмотрел на хозяйку этого русского дома, потом на узор, опять на русскую фрау. Офицер вышел на крыльцо. Перед избой его ждала ватага бравых парней: она терпеливо ждала своего командира. Вот он на крыльце – парни встали в строй. Офицер, стоя на крыльце о чём-то думал, как будто и не на войне он, а где то там далеко, только в ему ведомом мире. И когда его дума оставила, он увидел перед собой бравых парней готовых выполнить любой его приказ. «Слушайте меня», - обратился он к своим бойцам: «Если кто-нибудь, обидит кого-нибудь в этой деревне, или что-нибудь возьмёт, или разрушит, того я буду судить а не военно-полевой суд. «Фирштейн», «Я воль», - ответили парни молодцы-удальцы. Получив команду «вольно, разойдись», парни скинули с себя одежонку и в чём мать родила, побежали к колодцу. Офицер вошёл в избу, он стоял у порога, а не ходил по избе как хозяин, он просился на постой. Геля достав из печи муравленый чугунок со щами поставив его на стол, подала офицеру вышитый узором полотенец. Обмывшись студеной водой, обмакнув раскрасневшиеся лицо и руки душистом полотенцем германец сел за стол. Германец молча ел русские щи, покачивая головой. Его мать таким варевом не кормила. Геля смотря на гостя, как он ест её щи, видела в нём не гостя, не оккупанта, а одного из братьев подружки Дарьи: такой же статный, светловолос, глаза серые, ликом светел. «Чистый малец, пистон ему срочно»,- Думала про себя Геля. В деревне тихо, войны нет, остались одни бабы в избах, парни в бору, германца не трогали, как только смеркнется парни по избам, к бабам, бабы для парней баньку натопят, парней парят, после бани щами кормят, по рассвету в бор отправят, так и жили. То не гром гремит, то фронт приближается. Стали германцы собираться, теперь за«хауз» упираться надо, за родную Пруссию стоять. Постоялиц взяв под козырек, поблагодарив хозяйку за постой вышел из избы, Геля вышла за постояльцем. Перед избой стояла штабная машина, офицер предложил Геле место в машине, но Геля покачав головой отказалась. Германца в деревне нет, парни вышли из бора, топились бани, в избах пахло щами. В доме председателя расквартировался особый отдел - смерш. Офицер смерша собрав деревенских баб; обратился к бабам с просьбой: «Бабёнки укажите на того, кто подсоблял германцу, того будем казнить».Бабы разом, стараясь, перекричать соседку свою; указали офицеру на избу Гели: «Там живёт немецкая овчарка, Гелей её зовут. Мужа извела, с начальником из области путалась, у неё германский офицер на посту стоял». Офицер, выслушав баб, сказал: «Делайте с нею что хотите». Сказав это, удалился в свой штаб пить самогон с председателем, германца из деревни выгнали. Председатель, сложа руки не сидел готовил список, тех парней, которые от войны в бору укрывались – есть над чем поработать офицеру из смерша. Геля стояла на крыльце, смотрела в небо, ждала баб, подружка она им, с ними выросла, с ними частушки задорные играла, сними на Купалу хороводы водила. Откуда - то появились два трактора, бабы её обвязали за резвые ножки, обвили её белое тело крепкой веревкой, концы верёвок привязали к тракторам, бабы сами правили суд, мужики стояли в стороне, хмурились, тяжёлые мысли бродили в их головах: «С кем мы живём»? Моторы взревели, трактора стали разъезжаться, Геле тело натянулось как струна, мужики отвернулись, протяжный стон покрыл шум моторов. Трактора разъехались, волоча по пыли половинки Гели. Мужики стали расходится по избам завтра их черёд. Бабы пили самогон, праздновали победу, война кончилась, надо веселится.