Крепкий мужчина лет семидесяти прохаживался по перрону. Его волевой рот и пристально уверенный взгляд заставлял людей с интересом поглядывать на него, а дежурный по вокзалу намётанным глазом предположил: - Полковник... -
Вдали показался поезд, и толпа встречающих оживилась и задвигалась, взволнованно вглядываясь в растущее лицо локомотива.
Поезд плавно тормозил ход, а машинист посмеивался у себя в кабине: его неизменно смешили эти радостные и тревожные люди, с нетерпением бегущие вдоль состава и машущие руками лицам, приникшим к вагонным стёклам.
Наконец махина вздохнула, и громыхнув в последний раз, остановилась.
"Полковник" быстро подошёл к дверям вагона, всматриваясь в каждого выходящего в тамбур...
Вот в дверях появилась женщина, в джинсах, красной рубашке и белой шляпе набекрень. Она досадливо сдёрнула шляпу на спину, и лента шляпы прилепилась бантиком ей на шею. Она норовисто вздёрнула голову, и стала осторожно спускаться со ступенек. Проводник, улыбаясь ей как старой знакомой, подал ей чемодан на колёсах, и сердечно обменялся с ней рукопожатием.
Мужчина встал рядом с ней и негромко сказал: - Тина! -
Она резко повернулась к нему.
Они стояли молча, с жадным нетерпением впитывая друг друга глазами и улыбались.
- Ты не собираешься этим поездом ехать сейчас обратно? - осведомился он.
- Можешь не надеяться! - задорно ответила она.
- Тогда к выходу? -
- Веди, Сусанин! -
Они в две руки покатили чемодан к дверям вокзала, вышли на привокзальную площадь.
Он озабоченно поискал глазами свободные такси, но высыпавшая толпа брала их штурмом. ...А она исподтишка лукаво рассматривала его.
- Ты чего ищешь? - спросила она.
- Да такси вот надо подождать, - не хватает их! -
- Вот уж не люблю ждать!.. А что, у вас нет автобусов-троллейбусов? -
- Есть, конечно! Вон мой троллейбус! -
- Так пошли к нему! У нас трамваи и троллейбусы ликвидированы, и люди до сих пор жалеют...А ты, похоже, на широкую ногу живёшь? Общественным транспортом брезгуешь? - подшучивала она.
- Ну могу я даме пыль в глаза пустить, или нет? -
- Можешь, можешь! Но я тебе ещё предоставлю такую возможность! - заверила она, - а пока - на доступное средство! -
Они заскочили в отъезжающий троллейбус и уселись рядом.
- Можешь изложить мне теперь культурную программу, - чего зря время терять! - заявила она.
- Программа такая, - сосредоточился он, - сейчас едем ко мне домой, оставляем там твой азиатский хурджин (она прыснула), и отправляемся в маленькую забегаловку обедать. Потом - покажу город... -
- Море, море покажи! И лестницу! Ну эту вашу, очень большую! -
- В первую очередь! - кивнул он.
*
Через полчаса они уже налегке шагали по улице в забегаловку.
- Голодная? -
- Аки зверь! -
- А я хуже. С утра есть не мог, - кусок в горло не лез.
- А чего? -
- Ждал! Как пацан... -
- Ты и есть пацан! Я надела очки и вижу по глазам! -
- А ты их сними! Будешь видеть только важного дяденьку! -
- Важный дяденька Миша! -
- А то! -
*
Они зашли в маленькое уютное кафе и устроились за столиком у окна. Она стала разглядывать улицу и людей, а он заказывал официанту что-то на свой вкус.
- А пить что будете? - спросил официант.
- А пить что будете? - спросил он у неё.
- А мы будем, что вы будете! -
- Ну, тогда водки триста грамм...Хватит нам триста? -
- Поживём - увидим... - задумчиво ответила она.
В ожидании заказа Тина вытащила из сумки фотографии, сделанные летом на набережной Волги: она, босая, катится на гироскутере, разбросав руки вперёд и в стороны - разойдись, народ, зашибу! А рядом с ней бежит сын с загипсованной рукой, со смехом кричащий:
- Ма, я уже не успеваю!! -
- Потяжелел, - сокрушается она, - ну конечно, уже сорок четыре стукнуло! -
Он перевёл взгляд с фотографий на неё и спросил:
- И не страшно было? -
- Ну... Главное - не вспоминать про остеопороз и зрителей. И максимально собраться. Было бы, конечно, лучше, если бы набережная была совсем пуста, но уж - что дано, то и брала! -
- Ты - Буратино! Тинка-Буратинка! -
Она просияла:
Меня так называли в молодости, когда я весила сорок семь килограммов и мне говорили, что об меня можно занозиться! -
Они засмеялись, как два заговорщика...
*
Через столик от них расположилась компания развязных молодых людей в аляпистых футболках и в наколках с черепами. Они громко хохотали, окидывая официанток нагло оценивающими взглядами, и были крепко навеселе.
Она внимательно рассматривала их, и один из них, полный и пунцовый от выпитого, дурашливо помахал ей рукой и пропел:
- Привет, тётя! -
Она тонко улыбнулась, и отвела глаза от компании.
Михаил мрачно сдвинул брови, закипая, а она со смешком спросила:
- Золотая молодёжь? -
- Золотая... - процедил он.
- Чего кипятишься? Мальчики просто пьяные! Вот нам сейчас принесут наши триста, - какие мы будем? -
Принесли. Водку в запотевшем графинчике. Невероятно вкусную рыбу, зелень, салат...
Михаил разлил водку в стильно старомодные гранёные рюмки, и сказал тост:
- За память о неисполненном! -
- За веру в исполнение неисполненного! - возразила она и с весёлым вызовом посмотрела на него.
Он восхищённо посмотрел ей в глаза, и чокнулся с ней.
...Они ели свою замечательную рыбу, наперебой рассказывали смешные случаи из своей жизни, отметили её день рождения, - и хохотали как подростки...
Компания парней со своими неуклюжими выкрутасами больше не привлекала их внимания, как те ни старались, но перед уходом Тина написала что-то на салфетке, и выходя из кафе, помахала нахальному толстяку: - Привет, детка! - и бросила её им на стол.
Полуобернувшись, Михаил успел заметить, как их соседи пьяно склонились над салфеткой...
- Ты что там написала, хулиганка? -
- Стих. Что ж ещё может написать пьяный поэт! -
- Прочти? -
- Ну... я смущаюсь... -
- А я на тебя смотреть не буду! -
- Ладно. Только строго не суди. Это из старых перлов... -
- Не виляй хвостом, - читай! -
Она остановилась, картинно отведя руку в сторону, и с выражением прочитала:
"У кого взамен лица
Розовая задница,
Тот навряд ли и глупцам
Мордою понравится"!..
Он обернулся на оставленное кафе и бодро скомандовал:
- Так. Рвём когти! Я против пятерых не выстою! -
И они, хохоча, побежали по улице, оглядываясь...
*
По пустынным аллеям парка шла пара. Девушка лет восемнадцати и богемного вида парень глубоко юношеского возраста. Девушка периодически потряхивала копной завитых волос, искоса поглядывала на юношу, и надувала губки. Она знала, что это ей идёт: она становилась похожей на трогательного капризного ребёнка. Такая половозрелая девочка-ляля с грудью третьего размера. Ножки в модных балетках она ставила немного внутрь носками, что дополняло избранный образ, и юноша против всякой воли скашивал глаза на её прелести и запинался.
Они возвращались с заседания литературного объединения, и обсуждали проблемы современной поэзии. Девушка больше слушала, поддакивая междометиями, а парень, подстёгиваемый вдохновением и гормонами, читал наизусть стихи и всё больше расцветал радужным павлином...
*
Сзади них послышались шаги. Они обернулись. К ним приближалась пожилая пара. Женщина, слегка размахивая сложенным зонтиком, опиралась им в асфальт и что-то тихо говорила мужчине. Они ласково склонялись друг к другу, как давно близкие люди, будто и не замечая молодую парочку.
Парень с девушкой замедлили шаг и пропустили их. И когда пожилая пара ушла вперёд, девушка с грустным кокетством воскликнула:
- Не хочу доживать до такой старости! Лучше я умру! -
- Согласен, - откликнулся с печалью сострадания юноша. - Вот мне уже тридцать, но пройдёт ещё пятнадцать лет, - и жизнь станет бессмысленной и нелепой. О, настоящей безрадостной рутиной конца! -
Он рывком откинул длинные волнистые волосы назад и стал декламировать:
- Заболоцкий! "Последняя любовь"! -
"Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомлённый работой шофёр.
Вдалеке через стёкла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращённых друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные лёгкие света
Исходили от них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут,
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофёр улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета, -
То, что, к счастью, не знали они..."
...Старики впереди остановились, рассматривая что-то, вынутое из сумочки женщины, потом быстро ушли, скрывшись за поворотом...
Луна заливала голубым светом дорожки парка, и романтическое томление молодых поэтов близилось к апогею: ещё немного - и они взлетят, паря в ночном эфире и выронив из сознания изнывающих у окон родителей...
Вдруг на дорожке, прямо под их ногами, возник какой-то тёмный предмет.
- Ой! Что это? - жеманно вскрикнула девушка.
Юноша мужественно заслонил её собой и наклонился над предметом, подслеповато всматриваясь в него. Девушка боязливо выглядывала из-за его плеча.
- Это кошелёк... - растерянно произнёс юноша.
Они посмотрели друг на друга и оглянулись. Было тихо и совершенно пустынно...
Они нерешительно посовещались, и юноша поднял кошелёк и стал его открывать...
Вдруг кошелёк вырвался у него из рук, упал на землю, и... быстро уполз в кусты! Девушка взвизгнула, а у юноши криво отвисла челюсть!
А в кустах раздался неудержимый хохот! И из зарослей показались давешние старики. Они держались друг за друга, изнемогая от смеха и оглядывали оцепеневшую парочку:
- Это шутка, ребята! Шутка! Вы были такие скушные и чопорные, что мы не удержались! - призналась женщина. - У меня сегодня день рождения, и мы веселимся! -
- А сколько вам исполнилось? - вымолвил наконец оглушённый парень.
- Всего шестьдесят шесть! - восторженно сообщила женщина.
- Поздравляем... - робко улыбнулась девушка.
- Спасибо! Так мы побежали! Гуляйте, дети, гуляйте! -
И они действительно почти побежали...
- Ёшкин же кот! - потрясённо выдохнул молодой литератор...
*
В квартире, где отдыхал от путешествия "азиатский хурджин", луна нарисовала на полу несколько голубых квадратов, и ночная тишина пахла яблоками и тихой прелестью духов, - слегка отдававших водкой...
- А что это ты стоишь без дела? - спросила Тина.
- А ты что-то имеешь предложить? -
- Я имею предложить, полковник, - для начала обнять меня. Я очень люблю обниматься! -
Она подошла к нему, и так податливо и доверчиво прильнула к нему, что у него перехватило дыхание от благодарной нежности и страсти! И он обнял её, так сильно, что где-то в её теле хрустнули косточки... Касаясь губами её виска, уха, шеи...
*
И жизнь берегла этих дорогих ей озорников ещё долгие-долгие годы...