Такого ливня не было давно. Небо укрылось тучами, как ватным одеялом, они всё тяжелели, а потом сквозь крутые бока просочилась вода. Началось всё с одной капли – она грузно плюхнулась на асфальт. Затем ещё несколько крупных ляпов оказались на земле, а одна особо наглая капля щёлкнула Кристинку по носу. Потом ещё и ещё – через минуту в воздухе стояла сплошная дождевая стена.
По дороге к дому девочка вымокла до нитки. Звонко шлёпая по лужам, она пронеслась по мощёной дорожке и залетела на крыльцо. Возле открытой двери уже стояла мама. Как только Кристинка с брызгами вбежала в дом, дверь захлопнулась.
– Ты вся вымокла! – покачала мама головой. – Быстрей раздевайся, сейчас переоденешься, и будем греться.
Уже скоро Кристинка сидела, поджав под себя ноги, в глубоком продавленном кресле возле низкого столика, одетая в домашние штанишки и рубашку. Мама укутала её пледом, который немного «кусался», а на столик поставила чашку какао.
Потом мама разожгла камин. При этом она ворчала:
– Ну и погода сегодня! Не простынешь ты у меня? Ладно, сейчас теплее будет. Дрова отсырели совсем, надо деду сказать, чтобы принёс.
Кристинка знала, что дедушка возится в гараже и, наверное, не может выйти из-за ливня. А в гараже он чинит крышу. Вообще, дедушка всё чинил – девочка слышала, что его звали «золотые руки». Когда она была поменьше, она не понимала, что это значит, и всё рассматривала покрытые щербинками ладони. Ей тогда объяснили: так говорят, потому что дедушка многое умеет делать, он даже помогал строить дом. А ещё он сам сделал камин, укладывая на место, как в колыбельку, каждый кирпичик.
Наконец, огонь вспыхнул. Мама повторила:
– Грейся! А мне ещё бабку кормить…
Кристинка осталась одна.
Кроме неё, мамы и дедушки, в доме жила бабушка, но появилась она совсем недавно. Это была мама кристинкиного папы. Взрослые как-то говорили, что раньше она жила в квартире в другом городе, но потом заболела и переехала к ним. Это так дедушка захотел. Ходить бабушка не могла, а только ездить на кресле с огромными колёсами. К ужину, когда все собирались возле камина, её тоже вывозили. Но мама из-за этого злилась.
А Кристинке она нравилась! Девочка часто забегала в комнату, садилась на старый ковёр у бабушкиного кресла и просила рассказать историю. И бабушка рассказывала. Особенно охотно она любила вспоминать разные забавные случаи, которые происходили, когда она жила в квартире. И когда был папа.
О папе Кристинка тоже часто спрашивала. Бабушка говорила, что он живёт очень-очень далеко, в светлой волшебной стране, и они обязательно встретятся.
Малышка выпила какао и посильнее укуталась в плед, разглядывая весёлые огоньки. Она слышала мамины шаги, недовольный голос из комнаты бабушки. Тикали большие часы, чуть позвякивали чашечки на тумбе у камина. Скоро девочка уснула. Она не слышала даже, как мама заглянула в комнату и отправилась на кухню готовить ужин.
А за чёрной решёткой всё плясали, потрескивая, новорождённые Огоньки. Каждый из них старался перескочить через другого и подпрыгнуть к ногам Старушки – фарфоровой статуэтки на каминной полке.
Чашки снова зазвенели, а потом заговорили колокольчатыми голосками:
– Уснула… Никого нет, а она уснула!
Треск в камине сложился в слова:
– Так давайте разбудим её!
Сгорбленная Старушка в чепчике и с тросточкой в руках охнула, выпрямилась и проворчала:
– Как же теперь разбудить? Она не услышит нас.
– А давай, мы брызнем ей в лицо искрами! – предложили Огоньки.
Старушка покачала головой:
– Маленькие разбойники! Я думаю, надо попросить Часы.
А Часы словно этого и ждали, хотя виду не подали.
«БАММММММ», – несколько громче, чем обычно, разнеслось по комнате.
Кристинка сразу открыла глаза, словно и не спала. Чашки возбуждённо зазвенели:
– Проснулась, проснулась.
«Наверное, я ещё сплю», – подумала девочка, медленно встала и подошла к тумбочке.
– Вы разговариваете? – спросила она у Чашек.
– Да, да! – возбуждённо затренькали те.
– Вы, наверное, заколдованные люди? Как в «Красавице и чудовище»?
Теперь Чашки возмутились:
– Как она нас назвала? Заколдованными людьми? Ой, ой, как грубо!
– Нет, мы не люди, детка, – вмешалась Старушка. – И никогда ими не были.
– Хватит болтать! – впервые Часы решились заговорить. – Времени мало!
– Нам нужна помощь, детка, – продолжила статуэтка. – Скажи, ты замечала, что Огоньки перестали греть, теперь они только жгутся?
Кристинка задумалась. И правда, в последнее время вечера уже не были такими тёплыми, как раньше. Она думала, это потому, что теперь мама с бабушкой злятся.
– Что-то случилось с Огоньками. Мы все это чувствуем. Даже сам Хранитель заметил.
– Хранитель? А кто это?
– Мы не можем сказать. Он хранит тепло дома. И он бы очень хотел, чтобы ты помогла нам. Нужно проникнуть в камин и найти, что мешает Огонькам.
– А почему Хранитель сам не может пойти?
Огоньки прыснули со смеху и постарались достать искрами до ног девочки.
Старушка, охнув, чуть наклонилась вперёд и сердито покачала головой. Затем сказала:
– Никто, кроме ребёнка, не может пройти в камин. Поэтому мы и ждали, пока ты останешься одна.
Её перебил сердитый бой Часов:
– Времени нет! Ты идёшь, девочка?
– Да! – твёрдо ответила Кристинка.
Чашки слегка подпрыгнули на подносе от возбуждения.
– Справа один кирпичик немного выдвинут. Прямо под ним норка – там живёт Мышь. Быстрее, детка, позови её!
Кристинке никогда раньше не приходилось разговаривать с мышами (как, впрочем, и со статуэтками). Она решила, что зверьку будет приятно, если обратиться к нему вежливо. Девочка села на пол и сразу заметила норку. Странно, как мама её не видела?
– Уважаемая мышь, не могли бы вы выйти?
Затем немного подумала и добавила:
– Здесь нет мышеловок и котов, честное слово!
С минуту было тихо. Потом в глубине норки зашуршало, заскрипело, блеснули хитрые глазки, и высунулась серая мордочка.
– Чего надо? – хмуро спросила Мышь.
– Мне нужно попасть в камин…
– Так бы сразу и сказала! – взвизгнула Мышь. – А то голову котами морочишь! Ну, что стоишь? Кирпичик видишь? Вытаскивай!
«Вряд ли получится вытащить кирпичи, ведь дедушка сделал камин очень крепким», - подумала девочка, но всё же слегка потянула за выступающий красный камень. К её удивлению, он легко выскочил из своего «гнёздышка». Кристинка потянула второй кирпичик, затем – третий, и скоро получился небольшой лаз. Девочка протиснулась в него и оказалась в тёмном коридоре.
– Чего смотришь? – гневно пропищала Мышь. – Давай за мной!
Сердито фыркнув в усы, она резво побежала вперёд. Кристинка, стараясь не отставать, поползла следом.
До чего же удивительно, что такой длинный туннель поместился в стене! Кристинка успела основательно устать, стереть ладошки и коленки и даже порвать штанишки, как вдруг коридор закончился. Перед ней был грот с высоченными стенами. С одной из них свисала деревянная лестница, которая вела к площадке, откуда лился красноватый свет очага. А другая стена была выложена плоскими зеркальцами, сияющими, как драгоценные камни. Радужные отсветы кружили вокруг.
– Что это? – прошептала девочка.
– Это? – Мышь поднялась на задние лапки и задумчиво потёрла лапками мордочку. – А это такие камешки – добрые слова, которые попали в огонь. Гляди-ка!
Одно зеркальце сначала отразило запачканное личико, затем в нём появилась картинка: малышка сидит в кресле, рядом стоит дедушка, тепло улыбается и что-то рассказывает. Тут же в другом камешке появилась мама, которая весело смеялась.
– Налюбовалась? – вмешалась Мышь. – Давай-ка дальше, а то проторчим тут до ночи!
Зверёк мотнул острым носиком в сторону лестницы.
– Наверх подниматься? – испугалась Кристинка. – Ой, я не смогу!
– А я смогу? Давай-давай, не теряй времени!
Девочка осторожно потрогала лестницу – та казалась прочной, но сверху тут же скатился, глухо ударившись о стены, древесный уголёк. Мышь смотрела пристально и немного презрительно. Кристинка вздохнула и принялась карабкаться наверх, стараясь не оглядываться. Очаг был не слишком высоко, но как только ножка в тёплом носочке ступила на первую перекладину, сверху так и посыпались угольки. А ещё полетели хлопья сажи. Из-за них из глаз Кристинки полились слёзы, которые оставляли дорожки на чумазых щёчках.
Но вот лестница кончилась. Девочка кое-как вытерла глаза и огляделась: перед ней была полукруглая площадка. Посредине возвышалась куча пепла и сажи, хлопья которой летали в воздухе. Сразу за кучей весело плясало пламя, за ним чернела решётка и даже виднелась комната.
– Она добралась! – взревели Огоньки.
Кристинке послышалось, словно сквозь треск она различает голос Старушки:
– Скорее, детка! Посмотри, что с камином?
На первый взгляд, ничто не мешало Огонькам. Разве только в кучу что-то затесалось.
Кристинка принялась разгребать пепел. Ей попадалось немало интересных вещей: старый башмак, давно потерянная кукла, обгорелые листочки.
– Эти вещи когда-то бросили в пламя, – пояснили слегка присмиревшие Огоньки. – Но они слишком много значат, чтобы исчезнуть навсегда. Вот это письмо когда-то писал твой папа. А это твоя кукла…
Если бы у Кристинки было больше времени, она обязательно поискала бы лучше – а вдруг в куче ещё есть важные вещи? Письмо она, конечно, забрала. Но вот её ладошка наткнулась на что-то странное: это был плоский зеркальный камень, такой же, как в стене, но холодный, словно лёд.
– Что это? – снова прошептала девочка.
Сверкающая поверхность покрылась разноцветными разводами, которые собрались в картинку. У камина сидит бабушка и безразлично глядит в огонь. Мама стоит рядом, но не смеётся, а сердито говорит. Картинка сменилась: бабушка по-прежнему сидит в кресле на колёсах, что-то бормочет под нос. Мама нервно накрывает на стол.
Дальше Кристинка смотреть не стала. Услышав в отдалении сердитый бой Часов, она опустила ледяной камень в карман рубашки и, не оглядываясь, стала спускаться по лестнице.
– Наконец-то! – пропищала Мышь, кинувшись ей под ноги. – Нашла?
Девочка кивнула.
Скоро она вылезла из камина и сразу вынула ледышку.
Некоторое время стояла тишина. Потом Старушка сказала:
– Да, это оно. То, что не давало греть.
К ней присоединились Огоньки:
– Да, да! Теперь нам гораздо лучше, гораздо легче. Ты чувствуешь, как мы меняемся, чувствуешь тепло?
– Нет, – покачала головой Кристинка. – Мне очень холодно. Этот камешек…он ледяной. Что мне с ним делать?
Задумчиво тикали Часы. Мышиная мордочка высунулась из норки, но тут же спряталась. В комнату вошла мама.
– Кристина! – воскликнула она. – Ты где так извозилась? Это что, сажа?
Девочка оглянулась на камин – странно, кирпичная кладка снова на месте. Статуэтка замерла, согнув фарфоровую спину, присмирели Чашки.
– Мама, а бабушка будет с нами ужинать?
Снова скрипнула дверь – в комнату вошёл дедушка, промокший и усталый.
– Кристя, что это с тобой? – удивлённо спросил он.
– Мама, – продолжала Кристинка, не отвечая дедушке. – А ты знаешь, что ледяные слова никуда не исчезают, а застревают в очаге? Из-за них огонь не греет, а только жжёт.
– О чём ты говоришь, детка?
– Мне так нравилось, когда мы все вместе ужинали у камина! Когда огонь согревал. А сейчас всё не так. Ты ссоришься с бабушкой, и из-за этого всем очень холодно.
– Надо же, – покачал головой дедушка и сказал маме: – Смотри, ребёнок всё понимает. Может, хоть её послушаешь? Хватит обиду таить, будь умнее. Ссорились вы, знаю. Но теперь-то что делить?
– Мама, – снова вмешалась девочка, - если мы снова все вместе будем, станет тепло. Знаешь, ты пойди, скажи бабушке, что я знаю, где папа. Он из своей страны вернулся. И теперь он Хранитель, я догадалась! Честно-честно. Вот пойди – скажи!
Мама ничего не ответила и выбежала из комнаты. Кажется, она плакала.
Дедушка приобнял внучку за плечики и спросил:
– А ведь они теперь помирятся, ты как считаешь?
Кристинка кивнула. Ледяное слово в кармашке потихоньку таяло, так что грязная рубашка становилась мокрой.
– Деда, я пойду переоденусь. И кушать будем.
– Конечно, иди, внученька.
И был ужин, почти такой же, как раньше. Мама не сердилась, а бабушка плакала и просила прощения. В тот вечер много тёплых слов попало в камин, так что огонь отражался от них и горел ярче, согревая каждого до самого сердца.
А когда все пошли спать, в комнате остался один дедушка. Он усмирил огоньки, оглядел камин и укоризненно покачал головой, заметив криво поставленный кирпичик. Провёл пальцем по каминной полке, улыбнулся фарфоровой старушке. Поправил чашки на тумбочке. Глянул на часы.
– Спокойной ночи.
И вышел из комнаты.
Едва слышно, в ответ прозвучало:
– Спокойной ночи, Хранитель.