Это произошло за пару лет до описываемых вверху важных событий. Солнце в те времена светило безусловно ярче, чем теперь, стоял месяц февраль, строгий и монотонный. Всюду в мире что-то норовило произойти. Согласитесь, что при таких обстоятельствах совместный дружеский поход в дельфинарий никому не мог показаться безумной идеей, уж тем более - неоправданным риском.
Каркуша стояла на автобусной остановке и нюхала свежий клей, стекающий внизу небрежно нацепленного объявления, которое свидетельствовало, что если и есть на свете счастье, то без качественных пластиковых окон в вашей квартире оно никак не осуществимо. Мягкий, чуть соленый запах клея ПВА ласкал каркушины ноздри, щекотал её круглые хваткие глаза, и, в целом, напоминал ей о чем-то хорошем и давно позабытом, оставленном даже не в детстве, а еще до появления на свет. Эта невнятная и призрачная духовная субстанция, которую описать не представляю никакой возможности, казалось, наполняла Каркушу тем сильнее, чем она гуще вдыхала запах клея и свежей краски, впитанной в бумагу объявления. Прислонившись к рекламной доске, самым лицом приткнувшись, она нюхала большую молочного цвета каплю, лениво сползающую туда, где новозеландские курорты представляются куда как заманчивей, чем котдивуарские, и где пушистый черно-белый котенок с южным острым лицом просит своих бывших малолетних хозяев прекратить его поиски наконец-то, и обратиться к Богу и к дьяволу. Кончик носа задел каплю, и Каркуша чихнула, ненарочно вспугнув молодого юркого мужичка в дубленке нараспашку, что ждал автобуса, каждые полминуты протягивал руку в карман, выуживал связку ключей, и, пошамкав её в руке небрежно и бережливо, засовывал обратно в карман. Через полминуты алгоритм этих бессмысленных бережных движений повторялся. Когда Каркуша чихнула, мужичок стоял спиной к ней и от неожиданности выронил ключи, нагнулся чтобы поднять их. Каркуша посмотрела на его упругий, совсем мальчишеский зад и с тоской подумала: "Ну где они есть? Сколько можно ждать. Еще десять минут, и всё. В ****у их дельфинарий».
Подъехал автобус, поурчал, постоял, сожрал мужичка с ключами, уехал. Каркуша достала зеркальце из сумочки, посмотрелась. Осталась довольна, но все ж причесалась, погладила после прическу ладонью, захватывая пальцами особенно нужные места близ челки и ушей. После захотела и подкрасить брови, но глянув исподлобья вокруг, увидела Филю и Степашку; они шли к остановке держась за руки и что-то напевая. Короткие шорты, сделанные из синих плотного покроя джинсов, облегали мускулистые медвежьи ноги Фили и здорово сочетались с салатневой футболкой Степаши, с его честными и пустыми глазами. Солнце ласково освещало их путь, нежило их следы. Каркуша помахала рукой, держа зеркальце в этой же руке, которая и махала, и солнечный зайчик от него обуял степашин глаз, задел филин череп, остановился на совершенно чужой лодыжке, споткнулся на мертвом таракане, что лежал посреди дороги (так и не добравшись до хозяйской кровати), застрял в нигде. Каркуша отвернулась, как бы копаясь в сумочке, вспоминая кино что смотрела вчера, наблюдая рассвет, приближаясь к полуночи, как-то смело воззрясь на проспект. Филя помахал свободной рукой, окликнул Каркушу, а Степашка хотел даже свистнуть, засунул два пальца в рот, но у него ничего не получилось, свист вышел сиплым и почти беззвучным. Каркуша обернулась, сделала вид, будто только что их заметила, пошла навстречу сама.
- Чего опаздываете? - сразу накинулась, - Полчаса уже стою. Уходить собиралась. Ну, а Хрюша где?
Степаша с Филей переглянулись, почти одновременно пожали плечами. - Не знаю, мы вроде бы сегодня не созванивались. Что делать? - промямлил Степаша.
- Проспал опять! Сейчас наберу. - Филя возился с телефоном. Каркуша закурила, щурясь в солнце и часто поправляя прическу. Все втроём мялись, прислушиваясь к чуть слышным гудкам в филином телефоне. Хрюша не брал трубку. Филя сердито поморщился, но терпеливо ждал. Набрал номер еще раз.
- Да ну и его. Втроем тогда пойдем. Времени меньше часа. - не стерпела Каркуша, бросила недокуренную сигарету под ноги, придавила каблучком. Филя стоял как истукан, крепко прижав телефон к уху, слушал гудки по-прежнему. Степаша опустил руку в карман брюк, достал оттуда несколько конфектных фантиков, скрутил их в один шарик, щелчком пальца запустил, стараясь попасть как можно ближе к раздавленному Каркушей бычку. Каркуша в ответ выдула мощную струю табачного дыма в его сторону, отчего Степашка всамделишне кашлянул и отвернул лицо. И всё это молча. Филя смотрел на еще тлеющий бычок с несвойственной ему жадностью во взгляде; он ведь никогда не курил, и тем часто хвастал всем подряд, а смотрел в бычок с прищуром, с необыкновенным вниманием; так маленький мальчик, оказавшись впервые в жизни в цирке, глядит на цветастого фокусника, веря его магии и не веря одновременно. К чему. Свежий морозный ветер шелушил волосы Фили, теребил шорты, гладил гусиную кожу его медвежьих ног. Филя продрог, как и его спутники, но старался не показывать виду. Телефон все ж спрятал обратно в карман шорт (успел почесать щиколотку при этом), передернул подбородком, подчеркивая недовольство разгильдяем-Хрюшей, который, скорее всего, проспал в такой важный день.
- Ну что, пойдем, может? - Каркуша покосилась на Филю, а Степаша облегченно вздохнул, потер замерзшие ладони друг о друга.
- Он всегда так, вы же знаете. Помните, как он не пришел на съемки, когда Куклачев приезжал. Какой скандал был тогда. А потом является через день, от него перегар, и сам весь неопрятный. А ботинки-то, ботинки! Даже побриться не удосужился. Хоть бы что. Обут, фигурально, в два куска грязи, а с ведущей объяснялся на равных, мол, пью, чтобы больше никогда не пить. Вот как можно быть таким.
- Ага, помню, - бросил Филя. - Как его тогда не уволили. Дошло до директора, говорят (Филя неосознанно оглянулся), хотел нашему оболтусу вечный запрет на въезд в Закумарье оформить.. - Ведущаяя тогда за него заступилась. Как её, тетя Лена, что ли. - добавила Каркуша, - И потом, у него был нужный образ. Весь концепшн, считай, пришлось бы менять. Персонажа нового искать, сценарии переделывать, опять время. Повезло ему тогда, чего говорить.
- Вот знаете, - Степаша глубоко вздохнул, перечно прищурил глаза. - Я бы на месте директора погнал бы его ко всем чертям тогда. Чисто в назидание. Возомнил себя суперзвездой, про друзей забыл! Да любого гнать надо, если про друзей забудет, а тут такое.. Ну вот где он? Пойдемте, действительно..
- Подождем еще минут пять хоть, - сказал Филя. - устрою я ему Закумарье, если не придет. Каркуша промолчала, но по всему было видно, что она потихоньку начинает жалеть о сегодняшнем мероприятии: мельком посмотрелась в зеркальце, фыркнула тоже мельком. Меж тем на остановке скопилось порядочно народу, и никто из наших друзей не заметил, как подошел Хрюша, не с той стороны где его высматривали. Тихо крадучись обошел остановку, дождался, когда два громоздких мужика шедшие бок о бок пройдут мимо ждущих его друзей, юркнул за их фасадами, тем самым оказавшись совсем рядом со Степашкой, стоящем к нему спиной. Постоял несколько секунд ссутулившись для незаметности и, театрально замахнувшись, отпустил звонкую лычку по степашиному затылку, после чего мгновенно присел на корточки, зажимая рот руками, чтоб не хохотнуть. Степашка охнул, его голова дернулась вперед. Моментально обернулся вжав голову в плечи. Хрюшу не увидал, потому что тот, так и сидя на корточках, успел его обежать и оказался опять со спины. Потом Хрюша поднялся в полный рост и, не дожидаясь, когда Степашка вновь обернется, отвесил еще одну лычку, но уже послабше, звуком похожую на детский щелчок детскими пальцами. Выпятил грудь, грязно усмехнулся, обернулся помесью гопника с дружелюбным щенком. Глаза Степашки блеснули чисто животным испугом, а потом и усталой ненавистью.
(Ну что, дружок, заигрался? Вот ты какой. Хе, признаться, я думал, героя увижу, революри...тьфу, ****ь, революционера. А тут чмо рогатое сидит. Лось ****ый. Сиди! Сел, я сказал! *****. Щас ты мне все расскажешь, и где портвейн берешь, и про бога своего расскажешь. Я из тебя, сука, всю душу вытрясу. Мудло. Кто там про экзис...эскинцин...синцин...короче, ***нальную тюрьму трепался? Кто трепался? А ты ее видел, тюрьму эту? Щас увидишь. Чё ты носом шшмыгаешь, чё шмыгаешь, ****ина?! (Встаёт, наносит несколько кулачных ударов по еблу лося. Нос хрустит неопрятно) ***к! Хуяк! (бьёт ногами упавшего со стула лося, увлеченно) Употребление! (удар) Хранение! (удар) Распространение, сука! (серия ударов) Ну чё скажешь, педрило? Может, это не твой портвешок, может, тебе подбросили, скажешь? Гнида. Страданий захотел. Щас тебе будут страдания. Просто бога я б тебе простил, щас эта хуйня в тренде, любой сопляк хоть раз, да и ****анёт. А вот то, что ты весь лес агитировал портвейн хлебать, сам же и бодяжил - пи-и-зда тебе. (немного погодя, стоя над лежащим лосем) Охрана! А ну в будку его, живо! Очухается - продолжим)
Итак, поход в дельфинарий все же грозил состояться. Компания была в сборе и недружно продвигалась на мероприятие. Степашка не стал наказывать Хрюшу, стерпя его издевательство как нечто неизбежное в характере друга. Так будет умнее, рассудил он. Все же нарочито не обращал на Хрюшу внимания, как будто его и не было, и кривил обиженную мину, покусывая иногда ус, смотрел по сторонам будто скучающе.
Здание дельфинария находилось в полутора километрах от места встречи, не так уж далеко для пешей прогулки, но друзья шли с необыкновенной поспешностью, компенсируя тем самым февральскую прохладу и некоторую недовысказанность меж друг другом. Каркуша и Степашка шли впереди, молчали. Каркушина длинная юбка постоянно вздымалась от ветра, это сильно раздражало её хозяйку, она, казалось, хотела выместить дурное настроение хоть на ком угодно, но ближайший её сосед, Степашка, чувствовал это и держал рот на замке. Отчего они такие злые, думал он.
Хрюша с Филей шли сзади особняком, постепенно отставая, в отличие от впереди идущей пары, оживлённо беседовали.
- В подъезд какой-нибудь по пути зайдём, что ты как маленький. Всех дел пять минут. Не ссы. - убеждённо говорил Хрюша, широко жестикулируя руками. Филя нервничал.
- Может, ну его.. Давай, и вправду... ну, в другой раз, а?
- Ну какой другой раз, какой другой раз, - Хрюша почти перешёл на шепот. - Ты что, каждый день в дельфинарий ходишь? Ну?
- Да я не за это, - мялся Филя. - Ты скажи - точно всё хорошо будет? Сам-то пробовал? Чё-т. Чё-т я сомневаюсь. Неужели дельфины будут разговаривать! Не верится.
- Не попробуешь - не узнаешь. - Хрюша решил отвечать как можно более лаконично, так как времени на уговоры, считай, не оставалось. Каркуша и, в особенности, ссыкун Степашка, не должны ничего пронюхать, иначе дело сорвётся.
- Ладно, давай. - махнул Филя. - Только надо быстрей. Мы почти пришли. А там, внутри, никак нельзя? Может, уже на месте?
- Ну какое на месте, какое на месте?! Засекут же. Там народу - ведро. Вон, смотри, заворачиваем за тот угол, ищем падик быстро, потом догоняем. Давай, давай, пока не видят!
Хрюша схватил Филю за руку, потащил его прочь с улицы в тоненький переулок, змейкой уходящий вообще в обратную сторону от дельфинария. Впереди идущая пара действительно ничего не заметила, никто не обернулся. "Считай, пол дела сделано", - подумал Хрюша довольно.
Филя выглядел подавленно, но и румянец, свидетельствующий о возбуждении, наполнил его щеки. Он постоянно оборачивался, чуть было не врезался в фонарный столб, косился на Хрюшу постоянно, походил на неопытного преступника, попавшего в ловушку, но не потерявшего надежды выбраться оттуда. Хрюша был также не вполне спокоен, но действовал так уверенно, что Филя полностью ему подчинялся. Увидев арку в уже четвертом или пятом пройденном доме, Хрюша жестом показал на нее (лучше вовсе молчать, так быстрее будет, рассудил он), одновременно оглядевшись, мягко подтолкнул Филю за плечо. Ребята зашли в арку, остановились отдышаться. Позади послышался гулкий стук каблучков, и ребятам одновременно подумалось, что это Каркуша за ними идёт, что она всё знает, и лишь делала вид, что не в курсе, чтобы поймать с поличным (Филя, Филя, вот от тебя я такого не ожидала). Оглянулись также почти синхронно. Разумеется, это была не Каркуша. В арку зашла женщина, высокая, самодовольная, безносая, женщина с изящными хитрыми руками, гремела каблуками, шляпой тень отбрасывала, к тому же жрала яблоко, слышно было как она с хрустом откусывает кусок, а потом жуёт, вся острая и страстная, чужая, каблуками отмеривает жизнь (из скольких каблуков состоит женская жизнь?), летняя не по-февральски, пусть и черна одежда, пусть и решителен её насморк, ***рит каблуками по бетонке, мимо ценителей говорящих дельфинов простукала, без взгляда, без желания спросить сигарету, спросить время, так ни о чем не поинтересовавшись прошла мимо, завернула за угол; в качестве прощанья до ребят донёсся яблочный всхлип (хррум).
Оторопь прошла, арка закончилась. Хрюша и Филя попали во двор, сплошь заставленный автомобилями и конструкциями для детских игрищ и взрослых сборищ. Прошедшей давеча женщины и след простыл. Семиэтажный дом с кариесом в виде арки обходил дом полукругом, образуя внутри двор, за которым на противоположной стороне стоял точно такой же дом с такой же аркой. Эта симметричность выглядела угнетающе, несколько сотен тесных квартир как будто умножались в глазах случайного наблюдателя, не живущего здесь. Правая часть двора, включая и окружающий его дом выглядела точно так же как и левая; создавалось ощущение, что всё это - единый самостоятельный организм, и любое инородное, попавшее сюда, обязано быть начеку, если хочет остаться незамеченным. "Симметрия - это гроб, в котором хоронят искусство" - подумалось Филе почему-то. Меж тем Хрюша жестом позвал его, и они принялись искать подходящий подъезд, то есть подъезд с открытой дверью, где отсутствие консьержа также было обязательным условием посещения.
Металлическая дверь с кодовым замком. Хрюша поглазел вокруг в поисках камеры слежения, не нашел. "Значит, консьержки нет" - подумал, и набрал случайный номер квартиры, на средних этажах. Филя смотрел на его действия, что-то хотел сказать, но лишь клацнул зубами. Из динамика послышались гудки, спустя секунд пять и женский голос: "да", без каких-либо интонаций. Хрюша не мешкал.
- Заявка на чердак, шестьсот пять ноль три сорок восемь, - потом как бы обернувшись, несколько громче. - Тём, валидатор не забудь!
Дверь пискнула, размагнитилась. Уловка сработала. Хрюша осклабился, открыл дверь, несколько преувеличенным жестом приглашая Филю.
- Во как надо. Давай, скорее, пока они посмотреть на нашу работу не захотели. - хохотнул.
Филя почесал голову, переступая следом за Хрюшей порог.
- Слушай, откуда ты эти цифры взял, скажи. И что за валидатор?
- Ниоткуда, - отмахнулся Хрюша. - Вообще, понятия не имею, что такое валидатор. Но, чем больше бессмысленной информации ты сообщаешь людям, тем доверчивей к тебе прислушиваются. Так-то, Филя-филимон. Давай, давай, на седьмой сразу поедем.
(Э-э, дружок, ну привет. Как спалось? Шучу. Какой-то ты не бодрый сегодня, помятый какой-то, приболел што ли? Ай-ай-ай. ****арики. А ведь это только начало. О, прикинь, кино такое - ****ый лось: начало. Можешь представить себе такое? Кстати, у меня к тебе сюрприз, дружок: посмотри вот сюда. Да посмотри, не ссы. Что ты видишь? Это кружка. А теперь возьми эту кружку в руки. Взял кружку, ****ь! (лось протягивает копыто к стоящей на столе алюминиевой кружке, берёт) Мо-ло-дец! А теперь посмотри, что в этой кружке. Посмотри, посмотри, да понюхай, да попробуй. Ну вот чё ты выёбываешься, типа у тебя выбор есть, делай как велено. Я люблю пошутить, поиграться, но меня нужно слушаться, дружок мой рогатый. Пробуй!! (резко повысил голос. Лось, не глядя в кружку и не понюхав содержимое, делает глоток, морщится) Ха, сссука! Узнаёшь, узнаёшь? Твой любимый поди. Твой любимый, твой любимый, твой любимый порт-ве-шок! Жри давай, до дна. Жри! Вот же мудак. Вот для чего земля создана, оказывается. Чтобы всяческое мудачьё дрянь хлебало и ****ело потом ***ню всякую. Давай, давай, паскуда, ***рь. (лось в несколько глотков осушает кружку, едва осилив рвотный рефлекс; всё ж икнул) А теперь поговорим. ****ь же чмо. Ебаааать. Сопли, слюни.. давай, поблюй мне ещё тут, шею нахуй сверну, без расспросов всяких. Га-андон. (садится за стол напротив лося))
Спустя какое-то время друзья вышли из подъезда, по всей видимости, минут через десять после проникновения туда. Филя ощутил странное свойство своей памяти: он отчётливо помнил, как они с Хрюшей заходили в подъезд, не менее отчётливо помнил, чем они там занимались, а вот процесс обратного пути с седьмого этажа на первый как-то уплывал из фокуса, существовал как бы сам по себе, вне компетенции хозяина этих воспоминаний. Только лишь Филя пытался воскресить момент, когда он, скажем, нажимал на кнопку лифта или когда чуть после пропускал Хрюшу первым в лифт, как искомый момент расплывался, уходил на задний фон, и целый рой совершенно посторонних мелких мыслей залетал в его голову, мешаясь и переплетаясь в самых причудливых пропорциях, не позволяя хоть на чем-то отдельном заострить внимание. Филя попытался вспомнить какой-нибудь пустяковый случай из сегодняшнего утра, но как только мысль стала обрастать словом и образом, так тут же исчезала, вернее, застывала, прозрачневела, а на ее место, совершенно без филиного участия, врывались когда-то услышанные обрывки фраз различных людей, недомолвки из детства и тягучие пересуды из будущей старости. Филя вдруг вспомнил, что Каркуша не имеет малейшего представления об актерской игре, она всюду ведёт себя примерно одинаково, её гримасы в утренней ванной, наверное, точно такие же, как на и на съёмках, она ужасно прямолинейна и беспардонна, но не как Хрюша, иначе. Хрюша просто грубиян, он более прост, чем кажется, а в Каркуше всегда есть какая-то замкнутость, внутренняя усталость што ли. Она неспособна к фарсу, к игре, как Хрюша. Как знать, может, именно в этом причина её успеха на работе. Ей словно всегда нечего терять, и многие успехи, которых иные добиваются годами, приходят к ней без особых усилий с её стороны. Зачем ей этот дельфинарий? Лицо корчит, всё чем-то недовольна, а всё ж пошла. Она что-то скрывает. Может, она влюблена втайне? Фу, глупости. Homba. Искры, всюду искры. Как бы на море съездить по лету. Хрюша, подлец, идёт слишком быстро. Секреты. Одни, ****ь, секреты у всех. Один Степаноид прозрачен и прост. Но и тут не все просто. А здорово тогда порезвились на днюхе. Как же этого чмыря звали. Как я туда попал? Вот не помню. Тяф! Тяф!
- Ты чего орешь? - возник Хрюша и Филя от неожиданности вздрогнул. Они уже выходили через арку к той улице, с которой сбежали от тех, кому неинтересны говорящие дельфины. Частые прохожие косились на них, а может, это только так казалось, и Филя обратил внимание, что при ходьбе совершает массу излишних движений, например, чересчур сильно размахивает руками (правая рука машет сильней, чем левая), в то же время постоянно норовит в карман залезть или погреть руки прислонив их к собственной шее. То же было и с ногами. В них ощущалась тестообразная тяжесть, не лишённая и судорожности; в результате шаг был неоправданно размашистым и шел как-то зигзагами. Филю тянуло в левую сторону, он шел почти впритирку со стеной дома, рискуя стать жертвой свисающих с выступа крыши сталактитов. В его сознании вспыхнуло непреодолимое желание залаять по-собачьи, именно тут Хрюша и осек его.
- Вон уже дельфинарий. - успокоительно произнес он, слегка хлопнув Филю по плечу.
Беловеежская пууща, беловеежскаая пуууущаа.
- Hospital, что происходит? - пробормотал Филя. Он совершенно потерялся, окружающее пространство казалось ему огромным и каким-то непонятным, почти что враждебным. Он поглядел на Хрюшу, отметил в его лице черты, которых ранее никогда не замечал - борозды, даже трещинки, мельчайшие округлости, красноватые белки глаз, движения губ – в этом лице было что-то хищное, насмешливое. Хрюша приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, и Филя увидел краешек клыка, выглядывающий внизу верхней губы, краешек отвратительного жёлтого клыка.
- Ты в порядке, братан? - участливый голос Хрюши донёсся совершенно издалека, даже вроде из-за спины, хотя он шел бок о бок с Филей.
- Я в порядке. Братан. - механически ответил. - Давай постоим.
Филе непреодолимо казалось, что его язык выводит никому не понятные каракули, от этого становилось душно, смешно и зябко. Захотелось переиначить хоть последние слова, чтобы Хрюша понял всё именно так, как того он хотел.
- Давай. Постоим в порядке. Я братан. - произнес он уверенно, стараясь ненарочно заглянуть свинье в глаза. Говоряящий дельфииин, говоряяящииий дельфиииин. Дурная музыка, дурные слова. Кому вы нужны?
- О, как тебя. - с уважительной интонацией протянул Хрюша. - Давай. Покурю как раз.
Они стояли перед дельфинарием. Народу и вправду было ведро. Ослепительные вывески, афиши. Филе явно было не по себе. Было чересчур много всего. Музыка оглушала, почти физически сдавливала голову, угнетала, но при этом и странно бодрила, как бы устанавливала границы его мыслей, задавала дискотечный ритм сердцу и всему остальному филиному существу. Вереницы разношерстных людей с их визжащими от восторга детьми плелись и расплетались из нескольких дверей главного хода, мелькали перед глазами; многие из них во время этого занимались приемом пищи, и это особенно сильно тревожило Филю - он впервые в жизни осознанно заметил, как отвратительно выглядит процесс поедания. Почему, с дрожью соображал он, почему я никогда раньше не замечал того, как это мерзко - есть? Жрать. Давиться. А их дети подражают сдавшимся чему-то бесчеловечному отцам. Они пойдут по их стопам, и эта мясодавка ртов будет длиться и длиться, не будет ей конца, и не будет в ней ни к кому жалости. Не будет вообще никаких понятий. Только один процесс - поедания и высера. А всё прочее лишь блажь измученных душ, для которых всё здесь - тюрьма. Hospital, почему так много вещей? Мир набит вещами, вещей всё больше и больше. Зачем столько много вещей? Они кружатся, вертятся перед глазами, создавая узор как в калейдоскопе, образуя собой што ли счастье, которое нам так нужно. Смысл каждой вещи в отдельности. Штаны - штоб носить, телефон - звонить, мороженое - есть. Значит, чем более у меня вещей, тем шире моё довольство. Я сыт, обут, одет, я могу съесть много мороженого. Я счастлив. Но откуда, откуда чувство подвоха? Здесь что-то не сходится, не клеется. Эти жрущие люди. Как это гадко выглядит. Что здесь не так? Я чего-то не понимаю, а ведь наверняка все просто, где-то здесь ниточка, нужно ухватиться и потянуть. Но как.
- Гляди, а вон они! - Хрюша дёрнул Филю за плечо, и тот сразу же забыл, о чем сейчас думал.
Перед входом в громадное здание дельфинария (осенью в дождливый серый дееень проскакал по городу олеень) располагался внушительных размеров фонтан, вокруг которого также ошивались люди, пожирая самих себя, а потом раскуривая свои остатки, свои ништячки. Там же Хрюша приметил и наших дорогих брошенных друзей; Каркуша что-то долго говорила, отчаянно коверкаясь руками, а Степашка покорно слушал и поглядывал на часы (вернись лесноой олень, по моему хотеению, неси меняя, олень, в свою страну олеенью)
Хрюша потащил Филю к фонтану. Филя упирается. Не хочу, говорит, боюсь. Хрюша смеётся, долго, надрывно, схватывается за живот, хрюкает. Эхо хрюшиного смеха вторгается в голову Фили, резонирует о внутренние стенки его головы, раздражает; но и веселит при том - на лице Фили глубочайшая улыбка и отчаянные глаза.
- Как это не хочешь? Билеты все равно у Степашки. Да всё нормально, это просто... ну, как бы побочный эффект, не ссы. - Хрюша тащит Филю за собой. Кажется, что везде туман, хотя его нет. Филя наконец вырывается, громко тявкнув несколько раз. Ему становится чудовищно весело. Боязнь пространства и жрущих в оном людей никуда не уходит, но отступает на задний план, становится линией филиного горизонта, неизмеримо далёкой, дымчатой.
- Тяф! Тяф! Пойдём! - азартно восклицает он, машет рукой уже увидевшей его Каркуше. Из-за тяжести в ногах его походка кажется пьяной, громоздкой; он смотрит на хрюшины копыта, семенящие рядом и такие же неуклюжие, прикрыв пасть рукой, хихикает. Алый пепел пепел алый алый пепел алый - шумит у Фили в голове, в его говорящей голове.
Здесь - встреча.
- Ну и где вы были?! - накидывается Каркуша на них тотчас, обращаясь более к румяненькому Хрюше (Степан что-то чувствует, этот прохвост нешто почуял ли, душонка подневольная). Хрюша мямлит об чём-то, вытирая харю синтепоновым носком (это у него замест носового платка заведено)
- Тяф. - мягко, почти нежно произносит Филя глядя в подбородок Каркуши.
- Чего, чего?! - встрепенулась та, вот-вот полетит, но Хрюша уже взял ситуацию под контроль, подталкивая всех троих ко входу в дельфинарий.
- Некогда ругаться, ребятки. Ведь успели же, успели! А сейчас уже начало почти, давайте бегом, все пропустим. Homba! (глядит на электронное табло на здании дельфинария) Без пяти уже! Просто Филе срочно посрать приспичило, вот и задержались! Пойдёмте же!
Взрыв хохота обрушился на Филю так внезапно, что его друзья разом оторопели. Филя согнулся пополам, кратко подергивая руками и почти орал, почти выл, ему б застыть в ухватке раненой, так ведь нет - уж и взвыл слезясь, изнемогая, Каркуша, вся к нему другая, платком прекрасным подотрясь, задев и клюв, кусочки глаз, должна была б признать, что то - смешно. Но нет. Но - фас.
- Долбоёбы. - веско но без сердец отмерила она, тем осудив друзей смешливых. Развернулась, быстро пошла ко входу, за ней следом и Степашка засеменил.
- Да врёт он всё! - всё ещё смеясь кричал вслед Филя. - Ничего мне не приспичило!
Толпа людей на улице быстро редела, и маленькая площадь перед дельфинарием, площадь с красивым спящим фонтаном, площадь покрытая не убранным ещё ледком, покрытая Хрюшей и Филей, освещалась ярчайшим за сегодняшний день солнцем; Филя не вдруг осознал, что это солнце, великолепно отражаясь от неровного и грязноватого льда площади, каждой секундой оставшейся до представления сулит ему не то что говорящих дельфинов, но и нечто гораздо большее, сокрытое ранее и лишь только теперь улыбнувшееся. Ещё Филя понимал, что все они, Хрюша, Каркуша, Степашка и он сам, до того непохожи друг на друга, до того различны в привычках и взглядах, что в этом видится даже и некая гармония, соединение почти что противоположных начал, пусть хлипкое и вынужденное - но равновесие. Пошлость Степашки как бы компенсируется замкнутой и самоуверенной Каркушей с её цепкой обезьяньей красотой, а филино правдолюбие подчеркивается хрюшиной непредвзятостью и звериной силой, вечно скучающей в поисках хаоса. "Но вот они, они-то это понимают?" - с внезапной горестью подумалось Филе. - "Дельфины, дельфины, посмотрим, как вы заговорите". Пора было заходить, так как представление уже начиналось. Филя сообразил, что на самом деле, он так и стоит возле фонтана, но уже один, потому что всамделишние билеты были у Степашки, и Хрюша принялся их догонять. Какой же мудак этот Хрюша, ещё одна думка стукнула Филю (Ну что, лосяра, приступим. Будем шутки шутить. Вопрос номер один). Филя доковылял до входных дверей, заметил Хрюшу; он находился внутри, в почти пустом фойе, махал руками Филе навстречу. Уже заходя Филя обернулся на двоякий фонтан и двоякое солнце посмотреть и, к примеру, издать какой-нибудь звук типа "уух" либо "вон оно как". Увидал в небе два вертолета (буроватая дрянная окраска), пролетающие в аккурат над говорящим дельфинарием, довольно низко; они летели, чтоб тушить разрушительные февральские пожары в лесах, спасать никому не нужных на деле зверей. Никому вы не нужны ни в каких странах олеееньих, не лететь бы вам туда и не петь бы больше подобных песен. "Это мои вертолеты, мо-и" - уже в который раз за день давно не евшим ртом улыбнулся Филя. Говорящий Филя.