Марфа собрала во дворе последнюю древесную стружку, высыпала ее в корзину, поставила рядом с ней метлу, совок, вымыла в бочке руки и пошла в дом. А какой в нем приятный запах - сосновый. Накрыла простынею спящего сына, освещенного с окна лунным светом, и присела на пол, не сводя глаз с него. Вот счастье-то, правду люди говорят, есть Бог. Только он мог вылечить Илью без лекарств и операций, только Бог, и Матерь Божья.
Поднялась, прошла в угол, сняла занавеску с иконы, и зашептала, благодарственные молитвы Пресвятой Богородице за возвращение ею здоровья сыну:
- Спасибо тебе, Матушка, спасибо тебе Богородица, спасибо Царица наша небесная. …Царица наша, дай ему дорогу в жизни не сложную. Пусть идет по ней и не знает зла…
И нет больше той горечи в ее словах. Она молится, словно говорит с Богородицей, которая рядом с нею сидит. Тепло, идущее от иконы, вселяет в Марфу надежду, что и дальнейшая дорога Ильи по жизни будет под вниманием небесной Царицы, небесной Матери.
И представилось ей, что Илья идет по дороге, покрытой туманом. Идет, остановился у распутья, а перед ним камень гранитный, на котором слова непонятными витиеватыми буквами написаны, похожими на ветки виноградные, на зверей лесных, и понимает она суть их:
«Наверное, как в сказке, - подумалось ей. – «Пойдешь налево, спокойная дорога, до старости доживешь. Но счастлив не будешь, от осуждений душа болеть будет, корысть людская душить начнет.
Пойдешь прямо, силу встретишь страшную, черную, охраняет она тайну великую, ключ в ..., - и дальше не рассмотреть, что написано, заляпано это слово грязью слизкой, рукам не поддающейся.
Пойдешь направо, исток воды жизненной искать будешь. А найдешь когда, болеть начнешь, не во что будет зачерпнуть воду ту, чтобы людям донести?»
Отпрянула от камня этого назад Марфа, приподнялась и смотрит на Илью. Спит он родимый, спокойным сном, чему-то улыбается. Но на сердце что-то тяжелое саднить стало, что-то тянет вниз, силы забирая, но голова ясная. И видит, Дева Мария приподняла голову от своего Божественного Сына и смотрит на нее с грустью, с переживанием, и улыбнулась ей, словно, сказала, что все Илье под силу будет, и не об этом ей нужно думать сейчас.
А может это все ей просто приснилось. Открыла глаза, точно, спала она, облокотившись на край дивана. Осмотрелась, никакого камня нет, и икона Девы Марии не просматривается отсюда. Вот и хорошо.
Зашла в кухню, а на будильнике уже скоро три часа утра. Зажгла свечу и задумалась. Вот уже скоро и старость придет, а жизнь, как вода из ведра дырявого выливается, и никаких сил уже нет, чтобы вернуть все назад. Да и остановить ее ток, значит умереть.
Марфа сняла с вешалки халат, осмотрела его, мятый, нужно погладить его и на ферму бежать, час остался. А потом прибежит, пюре на молоке и сливочном масле сделает для Илюшки. Всю себя отдаст ему, пусть на ноги только встанет, да покрепче. Ленку встретил, дай Бог им счастья, чтобы зажили вместе, детей нарожали, внуков, тогда удастся понянчить! Какое счастье придет к ней!
Что-то зашумело у порога, ведро покатилось, бренча железом по земле. Испугалась Марфа, надела галоши, да на улицу выскочила. Включила свет у порога, а у крыльца все на месте, ведро с совком на крыльце стоит, метла - тоже. Что ж ее так напугало? Заглянула в ведро, а из него кошка черная прыг, да к калитке метнулась. А в калитке кто-то стоит. Присмотрелась, что-то темное, вроде соседка по дому.
- Фу-у! – Марфа перекрестилась. – Не вы ли это, Глафира Юрьевна? – спросила она.
Но ответа не последовало, и тень не исчезла, а только вроде бы двинулась куда-то в уличную темень.
Наложив крест на калитку, Марфа зашла в дом, и только теперь почувствовала, как знобит ее. Прилегла на кровать, а тело от дрожи уняться не может. Так бывает, нужно только согреться. Да, какой там, тело никак успокоиться не может, и какие только мысли в голову не лезут.
Не может такого быть, чтобы у калитки никого не было, сама же видела очертания человека, что-то держащего в руках, и вроде бы, даже шепчущего в них и, нагнувшегося у калитки, а потом. Не Глафира ли это была? Точно она, вот ведьма, сколько зла людям несет своими заговорами. А может и не она, а все привиделось…
Петух закричал, все, пора на работу. Поднялась Марфа с кровати, вроде только и прилегла, да и не заметила, как уснула.
А на улице колокол забил. Что за беда? Выскочила Марфа во двор, побежала к рынде. Народу собралось на площади много. Что произошло? Пожар? Где? На лесопилке? Ой, да как так можно. Опять бандиты с города приехали, фермер им не заплатил, так пилораму облили бензином и подожгли. Ой-ой, сказали, если не заплатит, то дом вместе с его семьей подожгут. Ой, горе то, какое! А, где же деревенские мужики-то, что же они молчат? Неужели не могут собраться да на вилы этих бандюков поднять, а то все одни разговоры.
Но Марфе уже некогда прислушиваться к бабьей болтовне, как бы в коровник не опоздать, побежала на ферму.
-2-
А на ферме тоже самое, одни разговоры. После дойки Марфа с подругами в управление пошла, там больше правды. И не ошиблись. Фермерша Анна Павловна только проводила милиционера, увидев идущих доярок, дожидается их у калитки.
- Здрасьте, милые! – ее грубоватый с разносом голосок любого свирепого мужика остановит, выжмет из него все гадости и по стойке смирно поставит, а кто хилее
– в три погибели согнет. Такая у них Анна Павловна, женщина крупная, грудастая, а на щеках всегда румянец. Закинет свою толстую светло-русую косу на грудь, поправит платочек, моргнет своими большими голубыми глазами, да как улыбнется, ой, душа запоет. Не женщина – загляденье!
- Анна Павловна, - кричит Зойка, - опять бандиты, а?
- Да кто знает, я еще у Кулебяки не была, все некогда, Зорька отелилась, да такого бычка выдала с соседних деревень обзавидуются.
- А че, милиционер приезжал?
- Да хахаль ее, - кто-то из баб, то ли с издевкой сказал, то ли просто так, чтобы Анну поджалить.
А ту в смех бросило:
- Ой, и завидущая ты, Нюрка! А хоть и сватать хочет, я ж девка еще ничего, с пяток детей рожу и поставлю всех их на ноги. Что такое сорок лет, да тьфу! – смеется Анна Павловна. – А тебя Марфа от всей души поздравляю, сын на ноги встал, зайдешь ко мне потом, поговорим. А вы бабоньки, пойдите в кассу, за авансом, только по-быстрому, завтра нужно налоги закрыть, так что времени с вами болтать у меня сейчас нет.
Зашла Марфа следом за Анной Павловной в ее кабинет, а там все как в деревенской избе, посередине комнаты стол гостиный с цветами, у окна – гладильная доска со сложенными простынями, полотенцами. В правом углу иконка со свечкой, в левом – небольшой журнальный столик с креслами.
Анна показала на стул, мол, присаживайся, а сама из крынки молока налила в обе кружки и поставила одну на стол перед Марфой.
- Так правду говорят, что Илюшка твой не только выздоравливает, а силы набирается недюжинной, как его дед с отцом?
- Ой, даже боюсь хвастаться, - перекрестилась Марфа.
- И ладно, - согласилась фермерша, - рада за вас! Чем помочь тебе, подумаю, - и, протянув руку Марфе, сказала, - зайду, как позовешь.
Марфа вышла и махнула рукой про себя, вот как бывает, когда горе давит, никто и руку не протянет, мимо пройдут. А вот только счастье появилось, все тут как тут, погреться около него хотят, своим считают.
Хотя зря так о фермерше думает, она не из этих, сама такого пережила горя, что ни кому и не пожелаешь. Когда совхоз развалился, мужики в миг все продали, и трактора, и сенокосилки, и плуги, а вот коров Михайло, муж Анны – не дал. Он в то время заведующим фермы был, так и остался им после развала совхоза: с ружьем охранял скот, двор, уговорил баб остаться, продолжать работать на ферме.
Трудно было сначала, нелегко найти покупателя молока, сливок, сметаны. В город все свеженькое подавай, прямо из-под вымени, а как это сделать, когда оставшийся на ферме единственный трактор еле «дышал», да и без его помощи и навоз из фермы не вывезти, ни сена завезти, а еще и молоко в город нужно доставить. А в межсезонье дорога водою заливается, что на болоте, где родники бьют, и некому ее поднять. Вот и без работы ферма остается, молоко на масло пускают…
А тут еще и бандиты из города приехали, увешанные толстыми золотыми цепями с крестами, осмотрели хозяйство и сказали Михайле, если раз в месяц не будет привозить им по тонне свежего мяса или денег вместо него, кирдык ему сделают. А кто ж они такие? А? Ладно, были бы пожарниками, санэпидемстанцией, тогда не куда деваться, без масла, как говорится, и гайку не провернешь. А вот зачем бандитов-то содержать? За что?
Покричали тогда в деревне матом мужики, на этом и успокоилось все. Потом еще раз приехали бандюги, а деревенские мужики в ответ - по печкам, да под бабьими юбками попрятались. А чем было ферме расплачиваться с ворами - коровами? А в хозяйстве у Михайлы всего под сорок дойных коров осталось, с десяток бычков, да под двадцать телок еще не отелившихся.
Но бандюги нашли, как запугать Михайлу, застрелили пару коров: вот, мол, мясо, че ерепенишься. А когда Михайло вышел к ним навстречу с ружьем - и его рядом с буренками положили.
Погоревала Анна Павловна, но, понятное дело, мужа уже не вернешь, занялась делом. Открыла на ферме небольшой сырный цех, упросила Юрку Ефимова, деревенского электрика – холодильник отремонтировал. Начали подниматься, на ноги вставать. Сыр хорошо в городе брали, иногда даже сами городские кооператоры за ним сюда приезжают.
И лесопилка заработала. Некоторые мужики вернулись с городских заработков в деревню, кто-то из них предложил совхоз свой создать «Огородник». Человек тридцать собралось тогда у рынды, выбрали председателем бывшего агронома Александра Дмитриевича Колосова.
Звали к себе в совхоз и фермеров. Но Анна Павловна к ним не пошла, Степан Кулебяка со своей лесопилкой – тоже. А кузнец Демьян сказал за всех, как отрезал, мол, зачем костыль убогому подавать, жить захочет, сам поднимется. А так, деньгами кровными разбрасываться негоже. Сколько крови, пота вылито, чтоб хоть как-то самим на ноги подняться, инструмент купить, а теперь еще и совхоз тяни на себе.
Взяли огородненцы у банка деньги, собрали пару старых тракторов, три в аренду взяли, да хороший урожай свеклы, картошки собрали, и покупателя нашли. И прибыль есть неплохая для начала, за трактор один расплатились, и сами чуть заработали. Теперь, говорят, на гречку да на рожь хорошего покупателя нашли, так что в следующем году новый прибыток будет. Дай, Бог, им удачи.
…Но тут опять бандюги появились, сливок снять захотелось им с деревни. Снова запугивают, лесопилку подожгли. Может и не те, что мужа фермерши застрелили, другие. Вот так в жизни бывает: заработал, делись.
-3-
Денег в кассе немного дали, пересчитала их Марфа, и пошла домой. Нужно по дороге в магазин зайти, муки купить, сахару. Нужно сегодня варенья из яблок сварить, с детства Илюшка любит его. Сколько ж сахару нужно купить, да так, чтобы хватило и на одежду сыну? Теперь вон, какой молодец, рубашку да штаны, нужно купить ему...
Бежит Марфа, вспомнила, свою корову так еще и не подоила, хорошо, если Илюша не проспит, сделает это, да к Семену на пастбище отведет. Еще нужно с Нюркой договориться, выводок цыплят у нее взаймы взять. Яйцо в доме – сладость. Это и коврижки вкуснее будут, и тесто - помягче, и пюре – рассыпчатое, а то все на воде, да на воде разводила.
Бежит Марфа, думает, как бы о чем-то не забыть, да споткнулась на мосту через камень, коленку расшибла, вот надо же, а. Поднялась, погладила рукой вокруг кровоточащей царапины, к ручью спустилась – обмыть ссадину, да видит, что-то в кустах бьется. Подошла к ним, рассматривает, веревка привязана к ветке и ходуном в воде ходит. Осмотрелась, никого. Потащила веревку на себя, а там сом на крючке, да немалый, килограмма на три-четыре будет. Вытянула рыбину на берег. Красивая, вся блестит в солнечных утренних лучах, вот это гостинец Илюшке.
Осмотрелась по сторонам, никого. Поднялась на мост, на огородах – тоже никого. Сбежала, вытащила крюк из пасти рыбины, поймала лягушку, зацепила ее вместо сома, и забросила веревку с крюком назад, в воду. А сома завернула в фартук и домой побежала, через огороды, переулочки, только бы не выскочил он перед людьми, уж больно склизкий.
…Калитку открыла, а во дворе мужики вчерашние собрались, о чем-то с Ильей разговаривают. Заметив Марфу, Илья к матери подошел, обнял ее.
- Мам, какая рыбина. Ой, какая ты молодец!
А Марфа от мужиков глаза прячет, вдруг у кого-то из их удочки такую добычу своровала. Побежала к веранде, положила рыбину в таз, да оглушила ее обухом топора, чтобы успокоилась. Надо теперь за мукой в магазин бежать, а то ее совсем мало осталось и на пирог не хватит, ни то, что на хлеб…
А Илья тут как тут, приобнял мать, присел рядом и говорит:
- Витька с Юркой собираются на заготовку дров. К ним прошусь я, а то холода скоро придут, а у нас и печь нечем растопить, мам. Как ты?
- Да ты, сыночек, еще болен, - погладила по голове сына Марфа.
Разулыбался по-дедовски Илья, поднялся со скамейки, обнял мать и тихонечко ее приподнял:
- А ты говоришь, болен. Я Муромец у тебя, а не мужик «лежи на печи». Не знаю, что за сила в меня вошла, но покою не дает, да и хватит себя больным чувствовать, а то, мамочка, боюсь, заново свалюсь да заболею.
- Илюш, ты только смотри не обманывай меня, в лес так в лес, только не с теми бандитами драться, что лесопилку подожгли.
- Да нет, мам, то пусть фермер с ними сам разбирается, это к нему приезжали бандиты, а не ко мне, - успокоил ее Илья. – Ленка проходила, - и Илья замешкался, не зная даже, что сказать матери дальше.
- Да ну ты! - с улыбкой толкнула сына в бок Марфа. – Прямо мимо, даже не зашла во двор, на тебя не посмотрела?
- Да, позвал ее, зашла. Ну, че ты, мам, говорит, как гусей на озеро отведет, зайдет.
- А ты?
- Так она ж к тебе зайдет, что-то спросить хотела.
- Вот и хорошо, а я пока в магазин схожу, за мукой…
- Ну, мам, это уж я сам, - обняв Марфу, с улыбкой сказал Илья. – Давай сейчас сбегаю в магазин, хоть деревню нашу посмотрю, а то столько лет пролежал…
Отсчитала ему Марфа денег, сказала, что купить, проводила сына до калитки, а сама вокруг все осмотрела.
Эх, лучше бы не вспомнила о ночном госте, а так у калитки раздавленную лягушку увидела. К чему это? Недавно дождь шел, может и прыгала себе, да под ногу иль копыто кому-то попала, а может и тот ночной гость ее подбросил. Что значит мертвая лягушка, Марфа не знала, но на всякий случай перекрестилась и прочла молитву:
"Отче наш, Иже ecи на небесех!
Да святится имя Твое.
Да приидет Царствие Твое.
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
И остави нам долги наши,
Якоже и мы оставляем должником нашим.
И не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукавого.
Яко Твое есть Царство,
и Сила, и Слава Отца и Сына, и Святого Духа.
Ныне и присно, и во веки веков.
Аминь".
Взяла Марфа метлу, чтобы вымести лягушку с мусором у калитки, да подальше убрать. Только начала мести, так тут же услышала шипение, только и успела ойкнуть, да отпрыгнуть назад. Смотрит, ничего нет около лягушки мертвой, потянулась к ней, и тут только заметила свернувшуюся чуть в стороне серую гадюку. Вот чья лягушка здесь. Побежала во двор за лопатой, вернулась, змеи не нашла. Откинула лягушку подальше, к обочине дороги, граблями прочесала траву, да подожгла собранный мусор. А пока костер горит, давай цапкой весь подорожник у калитки вырубать, и молитву про себя читать, прося защиты у Бога, чтобы гадюка не укусила ни кого.
-5-
- Добрый день! - услышала Марфа и, увидев Лену, обрадовалась.
- Здравствуй, милая, заходи.
- Да я, вот гусей на озеро отвела…
- Нехорошо отказываться, когда в дом приглашают, - с укоризной сказала Марфа. – Илью вот в магазин отправила за мукой. Скоро будет. Подожди его и мне веселей, рыбу сейчас нужно разделать, может, поможешь?
- С удовольствием, - вспыхнула радостной улыбкой покрасневшая гостья, - а что вы здесь сжигаете.
- Да мусор старый, чего его во дворе хранить.
- И правильно, - соглашается Лена и идет за Марфой. – А я вот зачем зашла, все хочу спросить, как моль из дому выгнать.
- А че, мать твоя не знает? Так слушай, - а сама смеется про себя над гостьей-выдумщицей. Нет, чтобы признаться, что к Илье пришла, а тут придумала что сказать, как моль вывести, ладно бы - мышей. Эх, молодежь.
ххх
…Прилетел филин, сел у кадушки и смотрит на своего господина. Но не его он ждал, и не змею, выползшую из-под печи, а Лихо. Зашло оно в дверь, худой старухой, черный клык обвисшая губа прикрыть не может, жуть.
- Встал он. Заколдуй его, - сказал старик-демон, - да не торопись, рано еще, не кузнец он еще.
Поклонилось Лихо, рукой вокруг лица своего обвела, красавицей стала и вышла.
- А ты за ней иди…
Тень в ответ водой плюхнулось в кадушке, вылилось на пол -испарилось.
Филин слетел на пол и вцепился когтями в змею…
Сжал старик-демон воздух в ладони, да метнул его в птицу и замер Филин с изворачивающейся в его когтях змеей… и - растворились.