Ненормальный

Шамота Сергей Васильевич
НЕНОРМАЛЬНЫЙ
   (Ирония в конце рассказа)

К обеду задул стылый ветер и посыпалась белая крупка. Сбившись в торопливую кучу, ее жадно клевали уличные голуби. От земли поднимался мерный шорох и, смешавшись с туманом, висел смутной, баюкающей дымкой.
Голуби топтались на месте, кланялись, крутились в чахлой уже травке. Их поспешнось казалась комичной — Андрей рассмеялся громко. Слишком неожиданно и громко, чтобы на него не обратили внимание.
— Что они делают?! Боже мой! Как же это? И спешат!
Мелькнуло несколько удивленных лиц. Андрей остановился прямо перед этой торопливой стайкой. Из груди быстро уходила тяжесть, даже сердце ныть перестало. Вот картина-то! Умора! — представил, как быстро тают в маленьких желудочках голубей белые кучки...— Это же они... Ха-ха! Это же — мороженое... Ха-ха-ха! Голубиное!
— Ненормальный,— брезгливо сказал кто-то из прохожих. А может — послышалось. Да нет... Не послышалось. От этого стало еще веселей: юмора не понимают! — Клюйте-клюйте! Всем хватит!
Тяжесть на душе была давно. И как снять ее — Андрей не знал. Только копилась она. И тускло все было! Тускло, скучно и пошло! Все чаще приходила мысль — трудно! Быть не понятым. Трудно. Понимать. Понимать с полуслова, с полужеста. Жевать чужую, изнурительную, жеваную-пережеванную жвачку... Все это копилось-копилось, давило на сердце и на саму душу. Просвета не предвиделось.
И, наконец, он поймал это безумно-редкое, светлое мгновенье ИСТИННОЙ радости. И отпустить его — не решался. Только под конец чей-то басок за спиной понимающе прогудел явно ему — Андрею:
— Бесплатное!..
Андрей живо оглянулся, но лица уже не увидел — невысокая фигура, серое пальто...
Поежился... И пошел на работу — обеденный перерыв уже кончался.
Света — сотрудница — стройная и очень миловидная блондинка, с пышным, но очень упругим бюстом (когда летом всем отделом ездили на море — углядел), встретила его словами:
— Вот! Получи и распишись! На “косточках”! — И протянула ему кулек. — Выбирай!
Андрей заглянул в кулек.
— Бюстгальтеры?!
— Бюстгальтеры...
У Андрея что-то в груди екнуло и заныло чуть пониже. Света выглядела свежей. На щеках не краска — свой румянец. Улыбается...
— А ты уже выбрала?
— Мне не надо...— обиделась Света.
— Мне — тоже.
Но Светлана поняла его по-своему и искренне изумилась. И повела плечом. Ей очень хотелось продать:
— Да ты что?! Ненормальный! Это же из Минска прямо! Подружка ездила. Их и там-то днем с огнем... Возьми жене — любить будет!
— Ха-ха! — Андрей уже второй раз так искренне смеялся сегодня. Везет на тонкий юмор! Прямо — пруха...
— Точно — будет?
— Можешь поверить! Я тебе — как женщина говорю!
— Ну, разве что — если будет...— вздохнул Андрей. И посмотрел на красивую Свету. Тонкой тревожной волной мягко и властно ударили в его кровь — ее духи:
— Покажи... как он.
— Вот! Смотри! У твоей какой размер? — Света склонилась над упавшими с плеч волосами. Стала деловитой. Говорила свободно. От этого казалось, что и сама она — такая упругая, стройная и красивая — доступна. И отдастся прямо здесь, на столе, не сняв даже свой белый пушистый свитер. Ее горящий румянец явно говорил ему об этом.
— Да, нет! Ты покажи, как он сидит...
— Как это? — с готовностью, но не поняв его, спросила.
— Ну... так.— Андрей показал руками.
— Ну, да!
— Что же мне — кота в мешке покупать... Тут и фотографии нет.
— Вот позвони ей! Только скажи  — на “косточках”... В ларьках — дрянь...
— Я сам — как косточка. Завтра не встану...— сказал Андрей, возвращая кулек. В кошельке не было — ни рубля.
— Ненормальный! — Света потеряла к нему интерес и побежала “убалтывать” других. Андрей проводил взглядом ее приятные формы... Длинные ноги! И джинсы — фирменные... Хорошая у нее “подружка”... Мне б на денек стать ею! Ездит, небось... А тут — как пенек, за кульманом! И это в век  графических компьютеров! Тьфу!!
Весь остаток дня ушел на обдумывание дробилки.
Вечером, когда уже все кинулись уходить, его вызвал шеф. Шеф казался бодрым и свежим, словно и не работал целый день, а — отсыпался.
Мелькнула мысль: по полдня его нет, а вечером — находит время! Деловой!
— Что у тебя? Рассказывай!
— В принципе, вся схема уже готова. Только для учета “входа” и “выхода” — потребуется электронный счетчик... Получается, значит — два.
— Не получится! — сразу прервал шеф.
— А что?
— Не выгодно. Они очень дорогие. А у нас УЖЕ — сумма оговорена. Мы не укладываемся. И потом — уже пора! Давай, Андрейка!  Что ты там возишься?! Закругляться пора!
Все, над чем думал Андрей целую неделю, ухнуло вниз.
— Но ведь на дозатор приходится сейчас основная проблема. Перегрузка выведет из строя всю систему!
Шеф не понимал, о чем речь. Ему все казалось слишком просто.
— Нарушается вся цепочка. Меняется весь техпроцесс!
Но утвержденного техпроцесса — в техническом задании на него — как раз и не было.
— Ну, что там меняется? — шеф склонился, готовый выслушать и выдать “ЦУ”. Тоска! Ничего путного он не выдаст, знал Андрей, а лишь запутает все окончательно. Придется объяснять — тянуть этот вонючий кисель.
И, в очередной раз, пожалел он, что шеф не требует с заказчика техзадания, а решает все “вась-вась”, руки пожали — разошлись. А ты тут — хлебай это дерьмо! А потом начинается: — А, вот, давайте это добавим... А, вот, мы забыли сказать, чтоб... А это мы хотели не так... А вот здесь — измените... А мы думали...
Детский сад!!
Андрей рассказал “что там меняется”. Потом долго мусолили одно и то же и толкли воду в ступе.
— А с ножами что? — шеф явно был свеж.
— Нужна та сталь, о которой я говорил...
— Вот эта, что в справочнике?
— Да.
— Ты что — ненормальный? С луны упал? Где ж ее взять?!
— Ну, тогда нужен картон...
— Ты, Андрейка, не умничай, так? А давай лучше — работай! Времени уже нету.
хорошо, хоть время оговорили...
— Так из чего делать?
— Не может быть, чтоб не было решения. Думай!
Ушел с работы уже — в темноту.
Было ощущение, что что-то потеряно, потеряно БЕЗВОЗВРАТНО. Минуты, казавшиеся целый день часами, полетели сейчас неожиданно-стремительно. И догнать их было уже невозможно. Андрей кинулся было бежать домой... Но встал вдруг. Домой?! А зачем?
Может быть, хоть здесь, на улице — почувствовать, как остановилось время, почувствовать себя в нем ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ — СВОБОДНЫМ!
И встал Андрей. И поднял голову... Луна!! Голубая! Красиво!.. Облака — как вата. Как быстро плывут... А луна сквозь них — всегда видна. Ветер!.. Капает дождик!.. Чуть-чуть! В лицо!
Руки горели в карманах куртки. Он вытянул их. Разжал пальцы, стиснутые в кулак.
Прохладно... Боже мой... Прохладно!!! Вон — трамвай... Люди едут — в салоне ослепительный свет — смотрят... Кажется, что все смотрят — на него! И не видят...
Андрей медленно пошел к метро. Он все теперь делал медленно. И уже в ЭТОМ — находил радость. И ему стало казаться, что и другие — тоже уже не спешат. А куда спешить? В самом деле — КУДА?!
В метро он вглядывался в разные лица. И не мог нагля-деться... Вышел. И вдруг — неожиданно — захотелось домой. Скорей! Пошел быстро, радостно. Дома — жена, дочь. Как они? Соскучился.
Жена сидела на кухне. Разговаривала с соседкой. А дочь — Машенька — ползала по комнате. Работал телевизор. Поцеловал дочку. Задержался еще — подержал в руках. И так — с ней на руках — вошел в кухню.
Соседка Лида, полная, круглолицая и курносая, тревожно рассказывала:
— Я, представляешь... Захожу, а он, идиот, двери закрывает... Спешит!
— Какие двери? — бросил Андрей.
— Балконные!! А у ребенка — ледяные ручки и ножки! И в комнате — колотун!
— Идиот...— это уже Тоня отозвалась.
— Я посмотрела на градусник — восемнадцать градусов!
— Ну и ну! — Тоня понимающе покачала головой.
— Я — ему — ты понимаешь, тупица, что ты натворил?! А он мне, представляешь — я, говорит, проветривал...
— Ничего себе.
— Говорит — проветривал! Я ему чуть голову не проломила! Ты, говорю, все мозги уже себе выветрил! Если б они у тебя были — ты бы уже их застудил давно! И даже у меня — я шубу сняла, после улицы разделась — в доме, зуб на зуб не попадал!
— Садист! Это же ребенок. Как он не понимает?! — удивилась Тоня.
— А они все такие — жопоголовые! Ни ума — ни фантазии.— Лида развела руками, мол — да что с них взять? — Я мерзну! — Лида выделила это “Я” .— А ребенок? Что о нем говорить?! А уж как Я одевалась, — она опять надавила на “Я” — и то — хроническая ангина!.. И я ему: — Пробка ты! Хочет лазарет устроить!..
— Да,— подытожила Тоня.— Счас столько вирусов — только держись. Надо очень осторожно. Одевай хорошо... Что-то желудок болит...
— Язва? — участливо спросила Лида.
— Да! Надо опять солкосерил искать... Андрей! Подогрей, пожалуйста, малой котлетки. Ей уже кушать пора.
Андрей, с дочерью на руках, подошел к шкафу. Хлопотал. Увлеченные беседой, Тоня и Лида, не обращали на него внимания.
И лишь когда манная каша была уже готова, остужена и Андрей приготовился кормить ею дочь, Тоня обратила внимание:
— Я же сказала — котлетки подогрей! А не манную кашу! Эй...
— Так у тебя же — язва...— пожал плечами Андрей.
Тоня и Лида, озадаченные, довольно долго смотрели на него. У них, несмотря на разницу, в этот момент были удивительно одинаковые лица — очень много было в них, и... не было ничего. Потом их озарило и они синхронно сказали: Лида — с улыбкой, а жена — серьезно:
— Нено-ормальный.
Обижаться сегодня — не хотелось.

                13 декабря 1994 г.