Свет далёкой любви. Глава 5

Виталий Сыров
Назад, к части четвёртой: http://www.proza.ru/2017/12/13/2191

      ГЛАВА 5

   На столе лежит Танин дневник. Дневник — это как исповедь самому себе.
   Я не знаю, зачем люди пишут дневники. Затем, чтобы спустя некоторое время тешить себя воспоминаниями? Или человек в перспективе собрался писать мемуары? Или это такой способ самоистязания своей души?
   Наверно, так специально устроен человек, что он со временем забывает определённые моменты в своей жизни.
   Природа идёт в разрез со знаменитым высказыванием Николая Островского. Природа лишает со временем человека памяти. Она защищает его от страданий и мучительной боли «за бесцельно прожитые годы». За ошибки и просчёты. За неверно сделанные в жизни шаги.
   Человек, пишущий дневник, наоборот, каждый раз обостряет свою память. Он всегда может вернуться к тем событиям жизни, которые будоражили его ум. Он снова и снова, будто проигрывает заново шахматную партию. Анализирует старые ходы и взамен их делает новые. Этим он пытается прийти к заветному финалу. И часто в финале — разбитое корыто. Я не про себя. Жизнь не шахматная партия. Партию жизни невозможно переиграть заново. Может только отдельные фрагменты. И то своевременно. И нет гарантии, что новый ход верен.
   Мой вывод, он сугубо субъективен, он зародился во мне и укрепился, ибо я, взявшись писать повести о своей любви, испытал неимоверную горесть. А вывод таков: не стоит перечитывать свой дневник, уж если ты его решил вести. Не надо мучить себя воспоминаниями и не терзать себе душу. Пусть воспоминания остаются в памяти, но не на бумаге. А Время само распорядится, что сохранить, а что подтереть или совсем удалить из памяти.
   Бумажный дневник, уж коли он есть, то пусть его читают потомки.

   А на столе лежит Танин дневник. Теперь он Танина исповедь для меня и для сына.
   Дневник Тани оригинален. Он местами таков, что оставлено место для внесения дополнений. Как будто повесть с не законченными главами, в которых есть место для продолжения. Потому читать поначалу довольно сложно.
   Пересказывать Танин дневник я не буду. Не имею на это никакого права. Только отдельные моменты. Те, которые дали мне понять, почему же так сложились наши отношения, что помешало нам быть вместе. Но и в дневнике нет прямого ответа. Это будет лишь моим субъективным домыслом. А Таня уже ничего не скажет.


При прошлой встрече с Виталием, когда он передавал мне Танин дневник, он, смущаясь, обратился ко мне с просьбой.
    — Виталий Витальевич, у меня к вам просьба. Я понимаю, что вам будет тяжело это сделать. Если сможете, то напишите по этому дневнику маленькую повесть. Наподобие той, что вы написали о вашей любви в юности. Я, когда сам прочитал дневник, загорелся желанием написать в память о маме небольшую книгу. Только времени у меня нет. А теперь, прочитав вашу повесть, я понял, что у вас получится это намного лучше. Спасибо вам.
   — Виталий, я к сожалению, не писатель. Спасибо за отзыв, конечно.
Он смотрел на меня, а в глазах его теплилась надежда, что я возьмусь за это дело. Виталий унаследовал от мамы Тани способность уговаривать глазами. Глянет, улыбнётся….
    — Хорошо, я попробую, — ответил я, — не обещаю сделать это скоро. Мне сперва надо прочесть дневник. И думаю, что это будет сделать нелегко. И я полагаю, что в дневнике я столкнусь с тем, что будет мне многое не понятно.
    Я улыбнулся. Подумал: как Виталий ловко меня обработал. Назвал мой опус повестью. Явно, что специально. Виталий видел мою улыбку.
    — Вы считаете, что я специально похвалил Вас? На самом деле, когда я читал, у меня картинки перед глазами вставали. Бабушку вашу представил и кота. И над комарами смеялся, что они в кровные братья набивались. Девочка Оля со скрипочкой будто на яву была передо мной. Я понял, что писали Вы от души. И я принял Вашу боль…, — Виталий при этом смотрел мне в глаза.
После этого добавил:
    — В дневнике Вы не найдёте о себе ничего плохого. Мама любила Вас! — опять на меня смотрели Танины глаза.
Мне ничего не оставалось, как подтвердить своё первоначальное, мало обнадёживающее согласие. Я сдался.
    — Попробую.

    Позже я понял, почему Виталий решился дать мне этот дневник. Решился после того, как прочитал мой рассказ. Он просто сравнил то, что написано мной и Танины воспоминания. Он, будто, хотел убедиться в правдивости. А я теперь сам увидел, что мой рассказ по воспоминаниям тоже, что Танины записи — это одно и то же. Только у Тани даты есть. Теперь уж точно, без сомнения, знаю, что увиделись мы впервые 23 июня 1972 и в одно мгновение полюбили друг друга. Это дни летнего солнцеворота. Солнце повернуло на осень и зиму, а для меня и Тани в душах наших буйно зацвела Весна.

    Разумеется, дневник — это не история нашей любви. На страничках дневника изложена Танина жизнь. Изложена так, как она видела её своими глазами.
    Не буду повторяться о тех событиях, которые произошли в первые три дня, когда мы познакомились с Таней. Об этом в дневнике, как в стенограмме. Дневник напомнил мне многие моменты, которые всё же стёрлись в моей памяти. Узнал и о Таниных душевных переживания тех первых дней, когда она влюбилась в мальчишку. Таня о многом мне не успела рассказать. В дневнике остались Танины сокровенные мысли, о которых она тогда не решилась говорить со мной. Ведь я по существу был ещё ребёнок. А я, читая дневник, отметил, что Таня в записях назвала меня — мой малыш.

    Предшествующие записи, до записи, сделанной 23 июня 1972 года — это в основном размышления о жизни. О том неудачном браке. И о том жёстком приговоре, в той, первой семье, из которой её попросили уйти. И я, читая, понимал, что её огульно обвинили. Без медицинских обследований. Да ещё пустили сплетни по городку. Вот, мол, красотка, а пустышка. А тот «мужчина» так и не удосужился элементарно обследоваться сам. Из городка Тане надо было уезжать. Покатилась дурная слава…
    Как раз с этого Таня начала вести дневник. Сделала оценку к своему 25 -летию.

    Запись, сделанная, 21 июня 1972 года, сразу подвела меня к началу той логической цепочки, когда я пытался объяснить себе и понять те три фразы, высказанные Виталиком в конце нашей первой встречи.
— Сашка, дурачок, на лето увёз Лёшеньку к своей матери. А я уже так полюбила этого чудесного мальчика. Анна Фёдоровна согласилась приглядывать за ним. Но Сашка упрям…. Козёл, одним словом.
   Факты из дневника подтвердили мои выводы, сделанные со слов Виталия. Таня не является мамой Лёше. Не скажи Виталик эти фразы, у меня бы по началу заклинило мозги: Лёша — кто он Тане? Если в первом браке она была обвинена в бесплодии, то как Лёше в 1972 году могло быть семь лет? Но почему Таня оказалась в этом браке с Сашей?

    Из первых записей, с которых начинался дневник, я понял, что в семье, в которой воспитывалась Таня, «балом» правил самодур-отец. Это я так назвал. У Тани нет таких слов. Всё должно быть в семье так, как сказал отец. Мнение матери, судя по всему, было в их семье не в счёт.
   
   Читая дневник, я пришёл к выводу, что пишут дневники очень одинокие люди. Для них дневник, как собеседник. Об одиночестве говорит, хотя бы, та запись, сделанная Таней уже в конце августа 1972 года. Я ещё жил в это время у бабушки. Я привожу её ниже. Я старался не цитировать Танины записи. И ниже не цитата, это я так запомнил:
   «Анна Фёдоровна полюбила меня как внучку. А я, дурочка, влюбилась в её внука. Я всё ей рассказала, всё, о чём нагорело за многие годы. Я запуталась. Мне просто не с кем поделиться. А теперь, как после исповеди. Всё хорошо! Я люблю! Он прекрасный парень. И мой малыш, похоже, тоже не равнодушен ко мне. Я это вижу. Я знаю, что он плакал, когда меня довёл Сашка… Только, я поторопилась родиться. Он ведь ещё совсем мальчик, малыш… И всё равно я его полюбила…».
   Бабушка доложила Тане, что я до слёз переживал за Таню.
   Реакция бабушки на Танино признание была положительной. Так в дневнике написано:
   — Я, девка, не буду препятствовать вашим отношениям. Виталька- то, вижу, что сохнет по тебе. Да и я тебя, Танюшка, как внучку родную полюбила. Решайте уж сами. И с Сашкой уж заканчивай. Что ты мучишь себя? Не в хорошее дело ты ввязалась. Хорошо, что Лёшу отправили к бабушке. Не надо, что бы Лёша привыкал к тебе, раз такое Саша затеял. Привыкнет к тебе, а потом, что? Я же вижу, как он льнёт к тебе. Ему мамка нужна. Калечите только мальчишку.
   Эта последняя реплика просто выбила мне мозги. Я не понял даже о чём идёт речь. Понятно, бабушка одобряет развод с Сашей   То, что крылось за бабушкины фразами, означало намного большее, чем просто развод. Что же происходило в Таниной семье?
    Бабушкины слова в этой Таниной записи породили очередную загадку. Что-то домысливать я не стал. Надеялся на то, что ответ где-то на следующих страничках дневника

   Вот и делаю вывод, что Таня была одинока. Вдруг в соседке нашла человека, которому она решила открыться, и этот человек, моя добрая бабушка, смогла понять её душу. Бабушке моей она смогла рассказать о своей любви ко мне, о своей прошлой жизни. А знала ли Танина мама о том, что творилось в душе этой девушки?

   Снялась завеса. Вот почему моя бабушка, казалось бы, совершенно равнодушно относилась к тому, что Таня всё время зимних каникул 1973 года была со мной в отсутствии мужа. Бабушка уже всё знала! Вот почему бабушка рекомендовала «забрать» Таню себе. Мне тогда эта фраза сильно не понравилась. Будто Таня — вещь. Я не понимал, как могла бабушка толкать меня на контакты с замужней женщиной.
   Таня и бабушка, они частенько в то лето 1972 года пили вместе чай. А я, заставая их вместе, старался порой исчезнуть из дома. Я, влюблённый в Таню, стеснялся её. Но мне всё время хотелось смотреть на неё, хотел обнять её и прижаться к ней. Но стоило ей глянуть на меня, я смущённо опускал глаза вниз. А память хранила прикосновение её рук и её пронзительный взгляд, её ласковые слова о малыше синеглазеньком. Щека снова горела от прикосновения её губ. И опять хотелось, чтобы это повторилось.

    Как я и предполагал, что зайдя на второй круг, всё повторится. Меня опять захлестнули воспоминания. Я опять стал уходить в себя. Хотелось с кем-то поделиться, спросить совета. Понятно, что Ирине я ничего не могу сказать. Хотя бы в тот момент, когда я просто взбудоражен этими воспоминаниями. С Виталием я тоже не мог говорить об этом.

     Узнав про Танино признание моей бабушке, я вдруг понял, что же я хочу увидеть в дневнике. Захотелось найти ответы на вопросы, которые вновь я задавал себе, после тех воспоминаний, которые захлестнули меня после первой встречи с Виталием в конце октября 2016 года.
    Один из таких вопросов : «Кто информировал Таню о моей судьбе до 1983 года?» Под подозрение было попала бабуся ещё тогда, в 1983 году.
     Ответ я нашёл.

Продолжение, шестая часть: http://www.proza.ru/2017/12/17/1302