- Так значит кино будите снимать?
- Да. Играю клиента психиатрической больницы.
- Ясно. Кстати, заглянем в помещение для досуга.
Доктор, распахнув двойные двери, вошел в большой зал, увлекая за собой Германа.
Место для досуга, являлось многофункциональным помещением, где, в одно время проводились обеды, в иное, времяпрепровождение пациентов больницы. За множеством столов сидело человек двенадцать, игравших во всевозможные настольные игры и просто беседовавших между собой.
- Роман Викторович, так я могу поговорить с одним из сумасшедших?
- У нас принято говорить пациентов. Пожалуйста. Они не опасны. Даже решёток на окнах нет.
- Да я вижу. Они совсем не похожи на психов. Простите, пациентов. Я даже подумал, что не в больнице нахожусь, а в каком-нибудь доме отдыха.
- Да нет, Герман Оскарович, вы в больнице. Знаете ли, общество без больных не полноценно.
- Думаете?
- Представьте, исчезнут болезни, не станет голода, одиночества. А не уйдет ли со всем этим сострадание?
- Если не будет страданий зачем же сострадать?
- В том то и дело, в одной только радости человек не полон. Да и, человек ли он будет? Кстати, присмотритесь вон к тому в полосатом свитере играющем в шахматы. Сомов Иван Михайлович. Занятный индивид. Когда-то был успешным художником. Но вдруг, картины раздал, квартиру оставил, жену бросил и пошёл странствовать. Жил у знакомых. Писать не прекратил, но картины отдавал почти даром. Жена на него в суд подала, на нём галерея в центре Москвы числилась. Признали невменяемым. А вон, на стенах, его работы. По мне так не очень, но у нас правило, не ограничивать безвредные увлечения пациентов. Вы извините, я вас покину.
- Да, да, конечно. Хорошего дня.
Прислонившись к стене, Герман стал внимательно рассматривать сумасшедших. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что Сомов действительно был наиболее притягательным и любопытным персонажем, из всех находившихся в комнате. Но почему, Герман не мог ответить на свой же вопрос.
Когда Сомов остался один за столом, Герман подошёл к нему и улыбаясь, предложил:
- Сыграем?
Соперник, пожав нерешительно плечами, всё же, дал знак, что готов к очередной партии в шахматы.
Расставляя свои фигуры, Герман разглядывал лицо Сомова, всёцело увлечённого своей расстановкой. Герман хотел подбирать ключ для последующей беседы.
- Иван Михайлович, вас же так зовут, вы давно здесь?
Сомов, утвердительно кивнул головой.
- А прошлое вспоминаете? Я хочу сказать, когда вы были на свободе.
- Вы, видимо хотели спросить, когда я был по ту сторону забора?
- Для вас нет разницы?
- Свободы нет, ни там, ни здесь. Ты только думаешь о ней. Представляешь её. Предчувствуешь. И когда она приходит, ты вдруг осознаёшь, что это несвобода вовсе.
- А по-вашему, что есть свобода?
- Сон. Именно во сне инвалид свободен от коляски, а каторжник от оков.
«Фат» - подумал Герман и отнял у Сомова слона. Возникшая пауза в диалоге стала затягиваться. Сомов молча двигал фигуры на доске. И со стороны казалось, что был сосредоточен и увлечён игрой. Герман напротив, не особо следил за партией. Так как знал, что с сумасшедшим он легко справится. Дополнительную уверенность ему придавал юношеский разряд по шахматам. Он смотрел на больного и не знал, как продолжить разговор. Периодически Герман подтягивал левый уголок губ, когда замечал сумбурность ходов Сомова. Подобная игра быстро наскучила Герману и он принялся рассматривать картины на стенах зала.
Все картины были выполненными в черно-белом цвете. На одной из них было изображено тело человека без головы, карабкающегося или спускающегося по невидимой приставной лестнице. Другой холст, состоящий из белого полотна с чёрными вкраплениями, показался Герману невразумительной тёмной кляксой на светлом фоне. Но через минуту, он заметил, что там проглядывается лицо человека, тонущее в груде человеческих черепов. Лицо было неприятным. Лоснящиеся, слипшиеся волосы прилипали к потному лбу и щекам. Волос было так много, что правая сторона лица была полностью скрыта ими. С открытой стороны лица, на зрителя глядело пронизывающее око, ухмыляющегося человека, обреченного на страданья.
- Кто это? На картине, что у окна.
- Не знаю.
- Как, а разве это не ваша работа?
- Я всего лишь кисть и краски.
- То есть?
- Каждый из нас знает, кто Я есть такой. Но в человеке, помимо собственного самосознания Я, сидит независимый от это Я Источник. Человек желает взять ближайший стакан с компотом. То есть Я хочет пить. Это единственное, что Я хочет, увидев стакан. Но вдруг, рука независимо от Я, берет другой рядом стоящий стакан.
- Почему?
- А Я сам не знает. Возможно там ягод больше, или стакан чище. Человек хотел лишь пить. Его Я не давал команду руке на выбор стакана. За него это решил Источник. В отличии от Я Источник существует постоянно. Стоит человеку расслабиться, забыться, уйти в небытие, как он тут же занимает его место. Когда человек спит Я не контролирует себя. Самосознания в данный момент нет. Поэтому ночью власть над телом остается за Источником. Он же, показывает сны. Он же, будит человека утром. Возможно это объясняет рассказы о туннелях, людей вернувшихся из клинической смерти. Смерти Я, но не Источника. Именно он приводит пьяного человека домой. Похмельный Я не помнит, что вчера было с ним не потому, что не помнит, а потому, что не знает. Так как Я не было в тот вечер, был только Источник.
- И, что это за Источник?
- Внутренний голос, параллельный процесс разума, совесть, интуиция, Бог, не знаю. Одно могу сказать наверняка. Мм, почти уверен. Я и Источник есть у каждого человека. Если Я довлеет над Источником – человек здоров, если наоборот – нет.
- А если поровну?
- Тогда человек – гений.
«Могло быть и хуже» - подумал Герман и попытался возобновить диалог о картинах:
- То есть, сами вы, ваше Я, не пишете?
- Тридцать лет я работал реставратором-оформителем. И всё это время находился в уверенности, что умею писать. Последняя моя работа была в храме Христа спасителя. Гм, забавно то, что в строительстве бассейна, который был до храма, участвовал мой отец. А ещё раньше, в старом храме, мой двоюродный дед крестился.
Сомов замолчал, уставившись в шахматную доску. Герман, опасаясь угасания разговора, решил подбросить словечки в последнюю тему разговора:
- Да-а. В моём родном городе та же история. Был храм. В тридцатых годах снесли и поставили на его фундаменте кинотеатр. В девяностых снесли и его. Теперь там пустырь.
- И что вы по этому поводу думаете?
- Степная кровь.
- А, смотрите-ка, по офицеришкам-то, мы сравнялись.
Герман бросил взгляд на доску и немного раздосадовался за свой «зевок». Собравшись, он, быстро восстановил своё преимущество, ликвидировав кавалерию противника и поставив Сомову шах.
После отлично проведенной работой конём, Герман посмотрел на Сомова. Тот, сидел не подвижно с закрытыми глазами.
- Вам нехорошо?
- Нет. Всё в порядке, - Открыв глаза, произнес Сомов.
После длинного хода ферзем, Сомов впервые, первым начал разговор:
- Вы не задумывались над тем, почему люди растут именно ночью? Все говорят о сохранении энергии в мире, подразумевая обычное электричество в розетках. Но не говорят о сохранении энергии человека. Зрение - самый мощный орган восприятия окружающего пространства. Отключая его, человек меньше тратит энергии. При этом, компенсируя утраченное восприятие, он усиливает другие, менее затратные инструменты. Например, слух.
«Что за чушь?» - Прозвучало в голове Германа. – «Опять сменил тему. Но зачем? Впрочем, что это я ищу логику у психа. Я! Который Я? Я или Источник? Тфу ты, чепуха какая. Похоже дурь имеет свойство заразительности».
Словно услышав мысли Германа, Сомов вернулся к старой теме:
- А как вы полагаете, если бы не Революция семнадцатого, наша жизнь пошла по иному сценарию?
- Во Франции да, но в России… С революцией, в сущности, ничего не изменилось в стране. До неё была Мировая война, и после неё. С теми же противниками и союзниками. До, были цари, и после они были. Крестьянство было в Общине, затем в колхозах. Раньше была религия, после, идеология. До революции, имели Чеховский Сахалин, после, ГУЛАГ Солженицына. Да, лишились Финляндии и Польши, но приобрели Восточную Пруссию. Да, потеряли Куприна и Сикорского, но обзавелись Шолоховым и Королевым. Владели образованием качественным, стали иметь образование количественное, всеобщее, и с теми же результатами.
- А ведь сейчас, в вашем родном городе, мог бы стоять и храм, и кинотеатр. Эх, люди, люди.
Германа слегка передёрнуло. Он вдруг осознал, что непринужденно, по-свойски беседует с сумасшедшим, ставя себя на одну доску с ним.
- А, что люди-то?
- Не долго им осталось.
- Почему?
- До человека уже существовали жизни, по крайней мере, мы знаем об одной из них. Динозавры. А так, как планета просуществовала лишь половину своего срока, можно предположить, что в оставшиеся половине будут и другие формы жизни. Но полагаю, что в кончине человека природные катаклизмы будут не повинны. Человечество практически исчерпала себя.
- Вы хотите сказать, что у человечества есть срок жизни?
- Учёные утверждают, что всё произошло от единого взрыва. У зверей, у планет, звёзд, галактик есть начало и конец, а у человечества нет? Крестовые походы – игра в солдатиков. Открытия в науках и географии – учение за партой. И сейчас, мы в той фазе, когда человечество близится к закату. Вспомните, когда вы учились в школе, как долго длилась для вас учебная четверть? А сейчас, в вашем возрасте, не успели отметить новый год, как декабрь уже на носу. Тоже самое, происходит с человечеством. Тысячелетиями люди сражалась на мечах и ездили на лошадях, а за последние сто лет мы поднялись до небывалых высот. Тут не жизнь ускоряется, а человечество стареет. И все нынешние чудачества, которые мы видим и слышим, совершаемые одними людьми и не порицаемые другими, а значит, совершаемые всем человечеством, есть не что иное как старческий маразм.
- История человечества не с Крестовых походов началась. Как насчет Древних Греков?
- М, полубоги, получеловеки. Легенды перемешанные с историей. Что вы помните о своих прародителях? Придания ваших бабушек.
- Я бы согласился если бы речь шла только о Европейцах.
- Африка, Азия, Латинская Америка - это дети Европейцев. И похоже самым талантливым оказался Азиатский сын. Уже сейчас он пытается меряться с одряхлевшим отцом. Хотя и он болен болячками Европейца. Гены, знаете ли.
- Выходит человек обречен?
- Человек – бацилла на теле Земли. Множиться, уничтожая носителя. И мечтает о распространении своей заразы на другие планеты. Пожиратель мяса. Всё-таки, при сотворении человека, что-то изначально было сделано не так. Раз для того, что бы он жил, человек обязательно должен убить. Ну что, вас можно поздравить.
- С чем?
- Мне мат через три хода.
- Как? Почему?
- Вы же намерены идти конем? Но даже если пройдете другой фигурой, то мат неизбежно произойдет на пятом ходу. Правда, вы лишитесь ладьи.
Герман впился в шахматную доску. Сомов восторженно встал и протянул руку растерянному победителю. Герман протянул свою ладонь в ответ, при этом, не отводя от доски глаз. К его удивлению Сомов был прав. Герман медленно приподнялся и взглянул Сомову в лицо. Поверженный казался счастлив.
- Благодарю за время. Теперь прощайте.
- Хорошего дня. - Тихо произнёс Герман, продолжая удерживать уже пустую руку на весу.
Герман ещё с минуту стоял не подвижно глядя на дверь, через которую вышел Сомов. В чувство, Германа привел неожиданно подошедший сумасшедший. Который, сжав обеими ладонями руку Германа, стал трясти её и приговаривать:
- Спасибо, что зашли. Приходите ещё. Будем рады.
- Хорошего дня. - Произнес Герман и освободив руку, направился на выход, услышав в ответ:
- Доброй охоты, Каа.