Встреча на завтра с таинственными родственниками Жени, на которую Авдеев был приглашен то ли свидетелем, то ли посаженым отцом, откладывалась целую неделю. Там наверху тянули с развязкой. Может, Главный режиссер задумал изначально сказать новое слово в пьесе для героев, заброшенных в далекий азиатский город, но потом махнул рукой, списав все на нехватку времени, недостаток финансирования, отсутствие декораций, бездарность молодых актеров. И спектакль сьиграли без должной подготовки, на авось.
Бомбила, на потертом зеленом москвиче вез друзей на восточную окраину Карши в частный сектор. Асфальт проселочной дороги закончился вместе с южным днем, и парни ехали в сумерках по проулку, объезжая засохшие колеи и торчавшие из земли железки. Чем глубже они забирались в поселок, тем деревья становились выше, а дома – ниже и кривее. Кирпичные гаражи давно сменились ветхими сараями. Водитель заметно нервничал, будто вместо окраины его заманили на городское кладбище.
Наконец, Клещенок попросил остановить машину у старого дома с фасадом в три окна. От времени зеленоватая краска на досках, которыми он был обшит, облупилась, а четырехскатная шиферная крыша почернела.
Получив два заветных рубля, джигит так обрадовался, что газанул с места с юзом и заносом, и чуть не снес правым боком деревянный столб на бетонной ноге.
- Вот тут мы и живем, - усмехнулся Володя и отворил глухую тесаную калитку. - Есть, кто живой? – молодецким криком разорвал он тишину азиатского вечера. И тут же соседские собаки дружно приветствовали его остервенелым лаем на всю округу, будто неделю тренировали глотки к его визиту, - Иди спокойно, Витя, Кучум на привязи за домом.
Зажглось боковое окно веранды, звякнула металлическая щеколда, открылась дверь. Из низкого темного проема вышла совсем другая – домашняя Женя в смешных розовых лосинах, в светлом ситцевом халате с красными огурцами, в тапочках в малиновый горох. Простота придавала ей обояния.
- Приве-ет, приве-ет! – смущенно улыбалась она, - Заходите, заходите! – Красавица чмокнула Володю в щеку.
Виктору было любопытно, как оно там сложится. Что это будет - сватовство, просто знакомство? Клещенок был взволнован и чего-то не договаривал, но Авдеев списывал все на его семейный статус и щекотливую ситуацию в этой связи, поэтому лишних вопросов не задавал. Он пытался представить, что там за дверью, как устроено здесь жилище у русских (пришлых европейцев). Азия должна же была накладывать свой колорит.
Полутемная веранда была заставлена шкафами, столами, корзинами, ведрами, тазами. В конце коридора синяя крашеная дверь ввела во внутренний двор. Справа, на побеленной стене, выдавалась вторая, обитая дерматином, ведущая в дом. Все это сильно напоминало Виктору низкий саманный дом деда, из детства.
Они вошли внутрь, следом за хозяйкой.
Авдеев предполагал увидеть родственников всех поколений, и даже в большом количестве: суровых мамаш, строгих братьев, дядьев, несчастную сестру Галину в гипсе или на каталке, но реальность превзошла все ожидания.
- Знакомьтесь, - скромно сказала Женя, – мой муж - Максим и детки. Кирюша! Андрюша! - позвала она, - Поздоровайтесь с гостями!
- Привет, мужчины! - Клещенок уверенно протянул широкую ладонь малышам, и те почти одновременно залихватски хлопнули, размахнувшись ручонками из-за головы.
- Здрасте! – слегка опешил Авдеев перед честной кампанией.
Высокий тощий парень с нечесанной русой шевелюрой, большим носом и впалыми щеками, недобрым взглядом из-под челки сделал было пару шагов навстречу, но развернулся на полпути, и, шатаясь, побрел к обеденному столу у дальней стены.
Широкий коридор под низким потолком, освещенный одинокой лампочкой, переходил в переднюю комнату. Правая стена выходила тремя окнами на улицу, левая зияла двумя черными проемами в обрамлении тяжелых гобеленовых штор, за которыми, вероятно, были спальни; по этой же стене белела печь, за которой виднелась кухня с окнами в сад.
Володя прошел за Женей и протянул сидящему Максиму руку, тот опустил голову и сделал вид, что не заметил.
- Ладно, - проглотил тот.
Виктор снял ботинки, сделал пару шагов, но был вынужден остановиться и уступить дорогу дружной автоколонне, ползущей по полу на четвереньках в зеленых фланелевых рубашках, в коричневых вельветовых комбинезонах с лямками крест-накрест. Два упитанных близнеца полутора-двух лет, бесспорное сокровище этой семьи (давать оценку остальным Авдеев не решился), быстро двигали коленками по желтым половицам и тарахтели на все лады.
Под правой рукой карапузов, рискуя каждый миг быть вдавленными в пол, скрипели железными осями и пластмассовыми колесами два сине-лимонных самосвала, типа ЗИЛ-130. Приняв Авдеева за равного, водители сделали круг почета и решили, что их техника способна ездить не только по половицам, но и по штанинам гостя. Виктор застыл, прикинувшись дорогой в небо, и повеселел, воспринимая внимание детей за награду. Быть участником детского треугольника у порога было куда приятнее, чем того взрослого на кухне. Когда самосвалы съехали к ступням, он присел:
- Я - Витя, а как тебя зовут? - спросил он малыша, того, кто был ближе, помогая пониманию рукой.
- Киля, - басовито представился мужичок и протянул упитанную ручонку.
- Дюка, - тут же подбежал второй и положил свою сверху.
- О, ребята! Да, с вами есть о чем поговорить.
Виктор поднялся, но близнецы повисли у него на запястьях.
- Дюка! - закричал первый, обращаясь к брату, требуя поддержки.
- Киля! - подхватил боевой клич второй, и они, упираясь, потащили Авдеева к печи, где валялись деревянные кубики.
- Все, чувак, пропал! Теперь они тебя заездят! – пьяным гнусавым голосом сказал отец семейства.
Виктор поднял на него глаза и встретил колючий взгляд недоброжелателя. Уходить от общей темы в игру с детьми, вероятно, не стоило.
- Ребята, манты готовы! – хлопотала Женя на кухне, - Витя, садись, садись! Наши сами не отстанут. Они любят гостей, проходу не дадут новому человеку.
- Куда же мы без шоферов-передовиков? – улыбнулся Авдеев, - Товарищи водители! Пора на заправку!
- Передовики уже умыли по тарелке манной каши и заправились по полной канистре яблочного сока, - запыхавшись, отшутилась мама, - их теперь за стол не усадишь.
Виктор хитрым маневром между нагромождениями разобранных игрушек прошел к столу и уселся на табурет рядом с Клещенком. Женя суетилась у стола, старалась не глядеть на мужиков, принесла из кухонного буфета ложки и салфетки.
- Всю мебель в доме сделал мой дед Толя, своими руками, когда пришел с войны, так все и осталось, я его почти не помню, - пыталась она наладить разговор, - бабушку сюда эвакуировали из-под Киева в августе сорок первого, прижилась и остались, возвращаться-то потом некуда было; хозяйка снова убежала, принесла три бутылки пива из холодильника, наконец, села во главе стола: по левую руку - Максим, по правую - Владимир, - Все, давайте ужинать! Пива тебе не предлагаю, - повернулась она к мужа.
- Я и не собираюсь градус понижать! - огрызнулся тот с чувством хмельного превосходства, достал тонкую металлическую фляжку из внутреннего кармана и сделал два больших глотка.
- Вот сметана. Может, кто-то любит с майонезом? – заботилась хозяйка.
Домашние манты в прозрачном тесте по местной традиции ели руками, молча, причмокивая мясной сок. Только Киля и Дюка возились на полу, спорили короткими возгласами о чем-то своем шоферском.
- Мент родился, - попытался нарушить тяжелое молчание Володя.
- Мент умер, - оборвал его Максим, - тесть Женькиной сестры - гаишник разбился этой зимой, со всей семьей. Хреновая твоя присказка.
Люди за столом опять погрузились в раздумья.
- В январе, - решился на попытку Авдеев, - полетов не было, мы из номеров выползали только на обед в чайхану при гостинице. Тент с трех сторон защищал от ледяного ветра, хорошо, хоть шапку не сдувало. Берешь шурпу, манты, заварной чайник. Пока первое ешь, второе колом в бараньем жире, как во льду, и чай - только чуть руки об пиалу погреть. Так, я стал манты класть в горячую шурпу. Получалось сразу двойное блюдо – быстро, вкусно и с наваристым бульоном. А местных так это веселило: смотрите, мол, чего удумал этот бледнолицый! Каждый раз, как подходил к раздаче, повар переспрашивал, сокрушаясь: «Чито? Как фсикта? Одын шурпо, тры манты?
- Как фсикта, Баха-джан!» – смеялся я.
- Народ брал блюда с горкой, чуть меньше вашего, часами мучил себя застывшими мантами, делая вид, что кипяток из чайников их спасает.
- Небось, и шапки не снимали за столом, и руки-то вытирали об бороды, как тысячу лет назад, - без особой любви вставил Максим.
- Что же я не сообразила? – встрепенулась хозяйка, - у нас же шурпа вкусная! Кто хочет?
- Сядь! Уже, никто не хочет, - оборвал ее муж.
- Женя, замечательные манты! К ним больше ничего не нужно. Вкуснейшая начинка, и тесто, явно, не обошлось без фирменного секрета! - похвалил Виктор.
- Главное - мясо, и лук чтобы был сочный, не горький. Максим на базаре работает, умеет выбирать, - она вздохнула, - у нас и морковка корейская десяти сортов, на любой вкус, и капуста от острой - до квашеной... Только денег ему там не платят, а больше норовят самогоном рассчитать, - она запнулась, помолчала, - может, на аэродроме в Ханабаде есть какая-то работа? - несмело подняла хозяйка глаза на Авдеева и перевела на Клещенка. Все застыли от неожиданности, - Мы с Максимом в педучилище лучшими были, мечтали в соседних классах работать, детей учить, стать как наша Полина Васильевна… А распределения мы так и не получили… И русских больше в школы не берут… И на приличную работу не берут... У нас веселый класс был: нас десятеро, четверо корейцев, узбеков - чуть больше половины. Мы смеялись, что они слабенько учились... Теперь они смеются, что наши спиваются, зло смеются. Эргаш еще добрый. А куда ему деваться? Четверых своих в гриль-бар устроил – просили. У меня в неделю три дня рабочих осталось, малейший повод – вылечу со свистом, остальные только этого и ждут - страшно...
- Ты и так вылетишь со свистом, - бросил ей муж, - будешь на базаре пол подметать, за пиво морковку для корейцев шинковать. Ты что, всерьез решила, что эти вот друзья устроят нас работать на аэродром? Не прикидывайся дурой!
- Максим! Кончай хамить! – прервал его Клещенок, - я обязательно узнаю в Ханабаде…
- Ты, брат молочный, у меня забыл спросить? Я – то хочу к вам на аэродром? Хочу с вами сидеть за одним столом? Благодетели! Сейчас теща припрется со смены. Спроси у нее! Эта же …, - он ткнул пальцем в жену, - меня и не любила! Выскочила замуж за со страху, когда старшую Галину выдали за богатого узбека в Ханабад! Где он теперь? Вы летуны его убили! Приперлись сюда и убили!
Максим сжал кулаки, поднялся, намеренно двинув стол, и пошел к двери, стал шарить ногами по калошам, потом резко повернулся:
- У меня тоже есть история, Галкин тесть-покойник рассказал, в бане. У них там в Ханабаде прапорщик заступил в наряд. Забежал вечерком домой, а жена с любовником в постели, и кастрюля пельменей на столе. Он передернул ПМ, швырнул им вилку. "Жить хочешь?- спрашивсет, - Накалывай пельмень! Суй туда, и в рот!" Так и скормил любовничкам всю кастрюлю. Лихо, да? Надо мне тоже на аэродром в охоану устроиться. С мантами вышло б круче!
Максим ударил дверь кулаком и вышел. Клещенок поднялся на ноги красный как гора, готовая извергнуть из себя вулкан.
- Володя! Стой! Не надо! - повисла на его левой руке Женя, - там в сарае топор и вилы... Боже! Что я натворила?! Вам нужно уходить!
- Как я тебя оставлю? Тем более теперь, - взял он ее руки в свои.
- Уходи! Прошу! Он меня не тронет, никогда не трогал...
- Женя! – нервничал Клещенок, чувствуя вину, - Он пьяный! Хочешь, я его угомоню, свяжу, наконец?
- Отстаньте от него! Он во многом прав! – на ее глаза накатились слезы.
Киля и Дюка не обращали на взрослых никакого внимания и продолжали разбирать колеса синих самосвалов, желтые кузова которых давно валялись по полу как запчасти.
- Женя! Позволь мне остаться? - просил Володя, - вдруг что?
- Нет-нет, вам пора, - ответила она уже машинально...
Клещенок с Авдеевым вышли за калитку под уличный фонарь. На прощание они оглянулись на три освещенные окна и направились в обратный путь.
Было еще не поздно, и за поселком на дороге, можно было поймать частника до гостиницы в центр города.
У соседнего проулка высокая темная машина зажгла фары и тронулась им наперерез.
Начало: http://www.proza.ru/2017/02/21/1414