Шел декабрь 1839 года. Это время, когда Греко-католическая церковь с Российской православной церковью воссоединились. Год, когда был заложен Александро-Невский дворец, и, наконец, год начала денежной реформы в России.
Высокопоставленные чины и фабриканты начинают понимать, что крепостные не выгодны, а счёт теперь должен вестись в серебре. Между тем, турецко-египетский конфликт набирает силу, а главное то, что Россия пытается сблизиться с Англией. Но всё это не изволит побеспокоить моего друга Михаила. Он болен. Серьёзно болен, друг мой, Мишенька, он очарован и влюблён.
По приглашению графа ***, князь Михаил посетил бал, и был на торжестве. Он стоял подле графини ***, беседуя о своих дальних путешествиях. Об армии да о войне. И между сим, совсем нечаянно, а может быть и с целью весть какою, коснулся трепетно и нежно руки ***. Коснулся пальцами её милейшество под локоть. Засим последовал скандал, и граф *** в порыве гнева, на весь банкет как заорал: «Я оскорблен! Унижен! Ты, князь, мою жену своими грязными руками посмел задеть! Я требую дуэль!»
Графиня ахнула, и рот свой приоткрыла, руками детскими лицо она прикрыла. Ей плохо сделалось, она застыла, в глаза испуг, недоумение, молящий взгляд на Михаила, полон умиления. Но князь, не растерявшись, решительно шагнул вперёд. Поправил фрак, откланявшись, он всем представился. Хоть титул ниже, но без боязни, он согласился на дуэль, простился и ушёл. Лишь кроткий, беглый взгляд он задержал на ангельском лице графини.
Мой друг ужасно болен. Ведь завтра на рассвете, он будет делать выстрелы, и взводить курок. Стрелок он никудышный, но он влюблен, поэтому готов стоять на смерть, ведь без неё не видит жизни.
И вот, всего-то двадцать пять шагов его от графа разделяют. Они стреляют. Счёт секундант ведёт: «Раз, два, три». Я слышал выстрелы, я видел их тела. Я лекарем у князя был тогда, в декабрьские отчаянные времена.