Мария Николаевна получила повестку в суд. Сначала она подумала, что это – ошибка, но, придя домой и надев очки, увидела, что это - действительно повестка в суд. Подала на неё заявление невестка с целю быть прописанной в квартире матери своего мужа.
Паническое чувство стыда охватило Марию Николаевну. Как она, семидесятилетняя женщина, которую многие знают и помнят, будет выглядеть на этом суде? Чем будет оправдываться за то, что не прописала у себя невестку, у которой ребёнок от её сына?
Когда только родилась внучка, Мария Николаевна сразу же прописала её у себя. А зачем? Не знала, по велению сердца. Невестка тогда ещё была зарегистрирована в Глухове, где у неё был дом и сад, и где жила её мать и оставила ей в наследство квартиру-хрущёвку.
Малышка, только что привезённая из роддома, улыбнулась ей, когда она взяла её на руки. Возможно ли это?! Показалось? Но, спустя некоторое время, она уже точно улыбалась своей бабушке, и, однажды, когда по радио звучал чуть дребезжавший голос Плевицкой, держа на руках девочку, она счастливо говорила сыну: - «Ей кажется, что это я пою».
Но скоро что-то изменилось в их семье. Нелли, так звали жену сына, стала раздражительной. Молока у неё не было, и Мария Николаевна ходила по утрам в молочную кухню за детским питанием, а потом стали разводить ребёнку сухое молоко. Вот уж и месяц прошёл, а с ребёнком ни разу не гуляли: мать плохо себя чувствовала, а бабушке не доверяла. Скоро и в квартире Мария Николаевна лишилась права брать внучку на руки, входить в их комнату. Сын был напряжён, старался как-то отвлечь мать от тоскливых мыслей.
Однажды утром, когда сын уже был на работе, а невестка куда-то ушла, она зашла в комнату, где спал ребёнок. Малышка лежала на кровати родителей на боку, и нос её, и ротик почти касались большой подушки.
Бабушка осторожно перевернула ребёнка и села рядом.
Через день, утренний уход мамы повторился, и опять ребёнок лежал так же. Мария Николаевна попробовала поговорить с невесткой, объяснить ей, что так оставлять новорождённую нельзя; но та раздражённо отмахнулась от неё и закрыла перед ней дверь.
Потянулись туманные предвесенние дни. Ничего не менялось: ребёнок так и не бывал на воздухе, за исключение походов в детскую поликлинику. У него появилась грыжа, потому что он подолгу сильно кричал.
Наступила весна, и Нелли собралась ехать к себе в Глухов, там у неё был дом и сад, и ребёнок был бы на воздухе. Вот и день отъезда. За окном тёплый апрельский дождь.
У бабушки прихватило сердце. Она лежала в комнате, где теперь спала на диване, Нелли металась, собирая вещи. Мария Николаевна с трудом встала, чтобы помочь ей. Нелли вдруг резко подошла к ней и с ненавистью сказала: - «Я уезжаю, а ты, старая сука!.. я приеду, что б тебя тут не было!» и ударила старуху по лицу.
Вошёл встревоженный сын, помог матери дойти до туалета, подождал за дверью. Нелли выбрасывала вещи свекрови из шкафа, потом взяла клейкую ленту и заклеила опустевшие полки. Сын и мать молчали.
Наконец пришло такси, и молодая семья покинула квартиру. Мария Николаевна смотрела с балкона, как они садились в машину, как такси тронулось и исчезло среди других машин.
Когда сын вернулся из аэропорта, мать сидела на диване с распущенными волосами, такой, как он оставил её, и выброшенные из шкафа вещи всё так же валялись на полу.
Прошло лето. Нелли не возвращалась. Сын общался с ней с помощью компьютера. Стало ясно, что семья его не приедет. Ежемесячно он высылал жене по 500 долларов, на Украину, рублёвые переводы не принимались. Зимой он поехал навестить жену и ребёнка.
Нелли жила в одноэтажно деревянном доме с первым мужем. А была ли она разведена, когда уже жила с сыном и беременела от него дважды? Их долго не расписывали, потому что у неё не было свидетельства о разводе, и уже на сносях ей как-то удалось уговорить служительницу ЗАГСа.
Пошёл год. Нелли не вернулась. Сын ездил навещать дочку, виделся с женой и её мужем, с которым, как она говорила, у неё только добрососедские отношения.
Прошло ещё два года. И вдруг она вернулась с ребёнком в Москву. Юленька, так звали девочку, не говорила. Ночами её что-то мучило: она кричала и металась. Нелли зажигала свечку и бормотала молитвы, крестила ребёнка, поднося свечку к лицу девочки, ребёнок от этого кричал ещё громче. Бабушка, как и прежде, к ребёнку не допускалась.
Врачи посчитали, что у девочки какое-то заболевание психики, и её положили в больницу вместе с матерью. Больница была хорошая, условия комфортные. Бабушка приезжала туда дважды, медсёстры очень тепло к ней относились, однажды даже предлагали пообедать, на что она, конечно, отказалась.
Юлечке поставили диагноз – шизофрения. Когда её выписали из больницы, сын уже снял квартиру, и они стали жить отдельно. Вскоре он вступил в ипотеку, и через несколько месяцев они переехали на окраину Москвы. С сыном теперь мать виделась редко; но иногда он ночевал дома. Да, это ведь был его родной дом. Он похудел, состарился, и ей, матери, было очень жаль его, а внучку она перестала совсем видеть. О том, как она, какое у них жильё, она узнавала только из рассказов сына.
Суд. Зачем он? Наверное, когда она умрёт, эта несчастная молодая семья переселится туда, где был её дом. А это будет скоро. Ей вспомнились слова из Библии: "... и оставит отца и мать своих, и прилепится к женщине, и будет с ней, как едина плоть".