4. Долго, но счастливо ли?

Арира Дзию
Элли двадцать три, и Лиззи считает, что жизнь весьма несправедливо обошлась с двумя сестрами. Еще бы – Лиззи беременна от мужа-пьяницы, а Элли, бросившая дом и отца, который после этого слег, живет в огромном доме с красавцем мужчиной, учителем математики в местной школе.

Элли не спешит разубеждать сестру. Приехав из Лос-Анджелеса, она, конечно, сразу же навестила бывший дом, и была удивлена. Она не сразу разглядела в небритом мужике Сэма, в которого когда-то соплюхой была влюблена. Теперь бывший футболист играл в брокера, целыми днями пялясь в монитор старенького компьютера захмелевшими глазками, а бывшая чирлидерша сверкала пузом. Отца Элли нашла в своей бывшей комнате – он, увидев ее, воскликнул: «Лиззи, я поговорю с тобой насчет твоих школьных друзей!». Позже сестра, вытирая на кухне посуду, обвиняюще объяснила Элли, что это следствие инсульта. Та только пожала плечами. Лиззи презрительно хмыкнула, отмечая, что Элли все такой же кукушонок, бессовестный и бесполезный, и вообще, в двадцать с хвостиком косят под рокеров и сверкают пирсингом только блаженные. Элли ничего не ответила и с тех пор больше не появлялась в доме. Не то чтобы ее не затронуло известие – нет, она потом залилась виски по самые уши и рыдала, скуривая пачку сигарет до конца, но теперь ее не ждет бесконечное напоминание об одном и том же, не ждет уход за больным отцом. Элли боялась этого и не решалась кормить совесть.

Идея стать певицей ушла давно, вытесненная на второй план, но всем вокруг Элли говорит, что ей нужен творческий отдых перед запуском альбома. Ей нравится то, что после таких слов люди одобрительно качают головами, как бы оправдывая внешний вид Элли и ее безработицу.  Прозябать в офисе девушка не собирается, да и образования нет. А искусство – вещь неосязаемая, но скрывающая многие недостатки.
 
Элли не рассказывает  сестре, что ее красивая жизнь – не более чем фарс. Дом, красивый и просторный, оплачивает не успешный муж, а латинская мафия, и в Фэйрмонте Элли ищет не спокойствия и семейного быта, а Джоэла с его возможными подельниками. Красавец же - ублюдочный внучок рэя Даниэля, умело мимикрировавший под интеллигента.

Элли была удивлена больше всех, когда Мигель скрыл свои татуировки под классическим костюмом, надел очки и с невозмутимым лицом сказал ей, что у него Пенсильванский диплом по специальности высшая математика. «Abuelo не хотел, чтобы банда забрала меня с потрохами, как когда-то его. Он сто раз рассказывал, как десятилетним мальчишкой впервые взял в руки обрез. Вот и отправил учиться, благо денег было навалом. Это я потом уже стал полноправным Принцем, сначала был обычным хлюпиком в колледже, пруд пруди таких.»

Не сказать, что Элли прониклась к Мигелю симпатией. Скорее, совместная жизнь расположила к тому, что они оба стали узнавать больше о слабых местах друг друга. Однажды они даже переспали, когда Элли перебрала с текилой – к этому напитку она, как ни странно, пристрастилась – но оба решили остаться сотрудниками и вынужденными сожителями, не более.  Элли узнала, что латинос любит по утрам читать газеты и цитировать классиков, а Мигелю пришлось привыкать к тому, что, словив «волну», Элли уходила в свою комнату и часами мучила электрогитару.

Поначалу Элли ненавидела Мигеля и его испанские словечки, которыми он пересыпал свою речь всей душой – память о подвале в Эл-Эй была еще свежа. Она пять раз выбрасывала трубку, в которой он иногда раскуривал «фею» и пять раз злобно усмехалась, когда Мигель не мог ее найти. Однако потом он напомнил ей, что знает, где живет Кэсси, и Элли перестала пакостить «по мелочам», как выражался Мигель.
 
Несмотря на то, что когда-то сама подторговывала, Элли ненавидит наркоту всем сердцем, и из-за того, что это сломало ей жизнь, и из-за Джоэла, с которого все началось. Ненавидит до того, что, когда Мигель накрыл тренера в школе, из-под полы торгующего травой и бывшего компаньоном Джоэла, она сама прикрутила к стволу глушитель и сама же выстрелила. От «Королей», членом которых она невольно стала, не уходил никто. Сам Джоэл же пропал, казалось, сквозь землю. Удалось только наскрести от общих знакомых информацию о том, что с мета он перешел на кокс и геру, сначала толкая, а потом и сам подсел. Элли предполагала, что он сторчался, Мигель же отрицал, говоря, что такая падаль обычно долго коптит небеса. Точка зрения Мигеля касательно las drogas импонирует Элли – толкать кому угодно, только не детям и не тем, у кого они есть, особенно маленькие. Такие же правила касаются и употребления. Под категорию las drogas попадает и безобидная травка, и Элли помнит, как доходчиво «Короли» когда-то объясняли ей, насколько и почему она неправа, что давала травку мышатам.

Кэсси и мышата – вот о чем Элли не забывала ни на миг, в отличие от отца. Сначала ее бросало в дрожь от дребезжащего «Что нового, ni;a?», потом как-то пообвыкла. Сейчас Элли уже спокойно рассказывает каждый день – такое правило, отзваниваться ежедневно – об успехах или же провалах на поприще поисков нарушителя неписаного бандитского закона. Даниэль в ответ рассказывает обо всех мышатах по отдельности.  Элли не может приехать к ним в гости – строжайший запрет. Зато она может быть уверена, что пока она в банде, с ребятами ничего не случится – если «Короли» обещали, то так и будет. К тому же у Кэсси был мобильный телефон, номер которого Элли с трудом вспомнила и регулярно с ней связывается.

Кэсси не всегда может взять трубку – работает, как когда-то сама Элли, официанткой. Для девочки из приюта не существует бесчисленных возможностей. Элли ждет пять гудков, после кладет трубку. Слышит, как дверь в дом открылась.

- Ола, princesa, - Элли ненавидит это издевательское обращение. Говнюк ублюдочный. – Я, кажется, нашел золотую жилу, по которой пускают пыльцу, - поэтично-наркотические сравнения Мигеля Элли тоже ненавидит.

- Где? – коротко и по делу.

- Кажется, крупная партия. Никто не знает, что мы здесь с тобой, так что может быть и пустышка. Если не наш клиент, припугнем и оставим.

- Только припугнем? А тренера Беннета чего не припугнуть было? – с вызовом спрашивает Элли.

- Этот чавала  – гнида, - цыкает сквозь железные зубы Мигель. И как только в школе умудряется их скрывать. – Я видел, как он геру старшекласснику давал. Эти – мелкие сошки, ссыкуны, прямо как ты, princesa.

- Завались, - хмуро бурчит Элли, доставая ствол.

- Э, оставь.

- Чего?

- Если не он, не понадобится. А если он, то… тоже, - неприятно щерится Мигель. Еще лет пять назад Элли назвала бы его нелюдем. А сейчас – нормальный чувак, только чувство юмора ублюдочное. И сам он весь… ублюдочный, особенно в этом пижонском светло-сером костюме. Позер чертов.

Едут оба упакованные донельзя. Мигель – оружием и Бог знает еще чем, Элли – воспоминаниями и неприязнью. Она вспоминает те долбанные туфли, с которых все началось. Потом у нее в голове начинает крутиться сточка из одной песен «Thunder Elly». Сама того не замечая, она начинает ее мычать под нос.

- Эй, ты, конечно, петь умеешь, princesа, но сейчас уже точно не к месту.
Элли хмыкает – песня-то называлась «Я уведу тебя в могилу». Суеверные латиносы.

- Не суеверные, а сакрально образованные, - поправляет Мигель, и Элли понимает, что произнесла это вслух. – И если хочешь задеть меня, обзываясь, то посмотри на себя, ты, инфантильный подросток, прячущийся за красивыми словами об искусстве и грубым враньем о том, кем не являешься.

Грубо, но метко. Дальше едут молча.

Место, где, по предположению Мигеля, находился «клиент», оказалось заброшенным кемпингом с жестяными домишками-трейлерами. Пара из них кажутся жилыми. Мигель идет первым по голой земле, с пистолетом наготове. Элли замыкает. В кармане у нее нож, который, конечно, против огнестрела не поможет, но уже хоть что-то.

Выкрашенную белой вздутой краской дверь Мигель выбивает ногой. Изнутри вырывается клубок ароматов, которые и ароматами-то назвать сложно. Элли отстраненно думает, что будь это все мультфильмом, из трейлера вылетело бы ядовито-зеленое облачко с нарисованным черепом и перекрещенными костями. Моча, гниль, плесень – вот что внутри. Гниль в тарелках, в фольге, в шприцах, в одежде. Притон. Прямо по курсу чья-то темная рука с торчащим из вены грязным шприцем, неподалеку – закопченная ложка и надорванный чек. Обладателя руки не видно. Мигель наступает всем своим весом на ладонь, из-под вонючих тряпок слышится тихий посыл подальше. Кипа кишащего паразитами белья шевелится, и показывается лохматая голова. Элли зажимает нос и таращит слезящиеся глаза.

Встречу с Джоэлом она представляла себе сотни тысяч раз, но ни одна из встреч у нее в голове не походила на эту. В голове у Элли была смесь клипов Эминема, баек Мигеля и фильмов Тарантино. Перед ней же сидела разлагающаяся биомасса, подслеповато щурившая глаза с булавочными зрачками.

- Громовая… Громовая Элли! – хрипит куча. – Садись, затянись.

Куча протягивает косяк. Элли истерически хихикает – вот он, старина Джоэл, вечно с джоинтом за ухом. Она даже шутила раньше, что, попади он в рай, первым делом попросил бы огоньку и провалился бы в ад.

Сейчас этот джоинт представляет все то, через что прошла Элли и вовсе неважно, по чьей вине. Она не удерживается о того, чтобы выбить тяжелым кожаным ботинком эту погань из серых пальцев.

- Твою мать, - сплевывает Мигель. – Я надеялся, что выйду с его помощью на химика, который смешал ту партию «феи».

- Химика? – не понимает Элли. – Старик же говорил, что сам найдет и таких мало во всех штатах, вместе взятых…

- Дура! – отчаянно выкрикивает Мигель, пытаясь взять себя в руки. – Это была mia mama, понимаешь, ты, идиотка несчастная! Она села на крэк, потом на «фею», а потом ты привезла ей это.

Элли холодеет и смутно припоминает женщину с копной тяжелых волос, которой она отдала свой «счастливый билет в мир музыки». Элли не знает, что сказать.

- Моя воля, я давно бы тебя придушил, еще когда увидел впервые. Но abuelo cказал, что ты ничего не знала. Ты у него в ногах должна валяться, что он твоих друзей пасет да защищает от таких же, как ты.

- Я… - нерешительно начинает Элли.

- Что, что ты? Сбежала из дому из-за детской блажи, бросила отца, и смотри что сейчас вышло! Корчишь из себя бандитку, а на самом деле ты – всего лишь ключ, с помощью которого я вышел на этого урода, - кивает Мигель на Джоэла. – Не быть тебе певицей с бандитским прошлым! Я убью его, убью всех тут, и не видать тебе дома, где живешь на всем готовом.

- Мигель!

- Уйди. Просто уйди.

Элли медлит, но под тяжелым взглядом латиноса показательно-равнодушно пожимает плечами и выходит на улицу. Ей муторно и неприятно. Самым ужасным было то, что чертов латинос прав. Он не должен был это говорить. Мысли о чем-то подобном посещали саму Элли уже давно, но услышать их от другого словно бы превращало их в реальность. Идиотка-бунтарка. Дилерша. Неудачница. Все это – она, Элли. И ничего с этим не поделаешь. Все думала, что она – часть банды. Надо было разуть глаза – корону на руке ей так и не набили.

Элли вздрагивает – воздух разрывается выстрелом. Потом еще одним. Мигель настолько уверен в себе, что не стал прикручивать глушитель. Элли думает о том, что как-то все странно складывается. Роскошный дом, прикрытие, слежка, поиски… все ради того, чтобы найти того, кто сделал одну-единственную партию?

Элли садится на голую землю. Слышит шаги.

- Чего расселась?

- А что, мне надо было пустить себе пулю в лоб от столкновения с реальностью? Так ты мне пистолет взять не разрешил, - язвительно отвечает Элли, не смотря на Мигеля.

- Сопли утри.

- Мы закончили?

- Не знаю, - сплевывает Мигель. – Мое дело не продвинулось. Наводка старая, у них все мозги уже сгнили. Может, они и знали чего, но гера им башку перемкнула.

- Теперь что?

- Теперь я буду рыть дальше. И когда найду, пистолет не достану. Я этих уродов голыми руками разорву, пасти их поганые.

- Я и дальше буду работать на тебя?

- Ты? – латинос искренне удивился. – Ты мне больше не нужна. Да по правде, вообще не нужна была. Это все abuelo, он на старости лет уверовал в людей и прикинул, что твой амиго может выйти, когда узнает, что ты вернулась. Да только ему оказалось глубоко насрать.

Элли кивает. Ощущение, что захлопнулась папка с документами. А она не успела посмотреть, что там и теперь не знает ответа ни на один вопрос.

- Слышь, princesa, - как будто вспоминает Мигель. – Я в городишке не останусь. Все кончено, я сматываюсь. Дом, конечно, уйдет с молотка, так что не задерживайся.

Элли опешивает. Кажется, в воображаемую папку с документами подшили пару важных листков.

- Как мотаешь? Куда?

- Не твое дело.

- А…

- Значит так. Нас с тобой ничего не связывает. Пискнешь кому – тебя найдут, ты знаешь. К тому же рыльце у самой в пушку, вряд ли захочешь говорить о том тренере. Помни, на тебе мокруха.

Мигель идет к машине, вразвалочку, что так не вяжется с его наглаженными брюками-дудочками.

- Сейчас мы едем домой. Я отваливаю через пару дней. Сама – как знаешь.

Элли может многое сказать. Что не знает, куда идти. Что у нее нет никакой работы. Что она думала,  что она в банде. Элли не говорит ничего. Годы, прожитые бок о бок с чертовым принцем-мафиози, прожиты впустую. А теперь у них на нее компромат.
Элли молчит. Элли не показывает вихрь эмоций и вопросов, сводящий ее с ума.

Через два дня Мигель и правда исчез. Не оставив ни записки, ничего. Только ключи от дома и договор на аренду, где значилась дата выселения. Послезавтра.

Элли сидит на вертящемся табурете во внезапно ставшей просторной кухне и пьет остатки какао из банки. Медленно набирает номер, который за три года въелся ей в память. Элли отчаянно ждет ставший привычным вопрос: «Что нового, ni;a?». Но слышит лишь: «Набранный вами номер не существует. Повторите попытку».