Я брел по оживленной вечерней улице под желтым светом гирлянд, натянутых между зданиями, вдыхая запах свежеиспеченных булочек, доносившийся из маленьких пекарен с противоположной стороны, когда заметил странную вереницу дергающихся теней, облизывающих подошвы моей обуви.
«Какого черта», – мелькнуло в голове.
Оторвав взгляд от носов новых несезонных ботинок, я вытащил замерзшие руки из карманов осеннего пальто и поправил зимнюю шапку, припустив ее на затылке. Дверь в кафе была, как всегда, приоткрыта. Зайдя в теплое помещение, я сразу увидел хорошо знакомого официанта, протирающего барную стойку. Повернувшись спиной к посетителю, он энергично рисовал тряпкой невидимые круги, полируя до блеска поверхность, пока толстяк уплетал за обе щеки пышные оладушки, макая зажаристые края в пористые сливки.
Устроившись у окна, я готов был уже сказать «как обычно», но не успел – блюдце с горячим зеленым чаем соскользнуло с ладони официанта, а белая тарелка с фаршированными творогом блинчиками стукнулась о стол – белое месиво стекало на блюдо горячей массой. Подвесные бумажные фонарики отражались в темных стеклах панорамных окон. Шеренга людей маршировала по обледенелому асфальту. В белых костюмах, обтягивавших плотные тела, с поднятыми воротниками и лысыми головами, как две капли воды похожие друг на друга, они пускали такую звуковую волну, что слышно было, как позвякивали хрустальные бокалы у бара.
«Какого черта», – вновь стрельнула мысль.
Я сморщил нос от недовольства и отхлебнул чая, чтобы согреться – зима выдалась в этом году слишком бесснежная и морозная. Силуэты клонов сливались с неоновыми огнями, растекаясь в моих глазах объемными холстами – только светлые зазоры отделяли каждый образ от предыдущего. Я повернул голову влево – люди, покупающие лапшу в коробочках у соседнего фургончика, стояли в оцепенении – китайские палочки словно зависли в воздухе. Как вкопанные замерли шедшие прямо прохожие – через желтые стекла я видел лишь затылки остановившихся. Какая-то дама, выдыхая горячий воздух, спрятала ребенка за спиной, и девочка прислонилась виском к ее ноге.
«Какого черта», – подумал я, и один из клонов сверкнул на меня бриллиантовыми глазницами. Я вжался в кресло, вцепившись пальцами в ручки так сильно, что чуть не продырявил обивку.
Чье-то брюхо, нависшее над пряжкой кожаного ремня, дернулось справа.
– Что-то будет, – громыхнул толстяк, интуитивно нащупав свернутый блин на моей тарелке, и засунул его себе в рот.
Сердце сжалось.
«Какого черта», – подумал я и закрыл глаза.