Вчера была дата. Год, как мы с моей женой Катюшей взяли из интерната брата и сестру – Богдана и Ангелину. О том, как всё происходило, как-нибудь расскажу. Так вот, хотел что-нибудь такое подарить детям в это день. Но, к сожалению, пришлось наказать.
Вечером, накануне, Ангелина мне говорит: «А у Богдана телефон! Он его от тебя прячет и тайно заряжает от розетки под диваном».
Предстает отрок пред отчими очами. Свои долу, рожа кисла, уста заперты. Реку: «Предъяви игрушку заморскую, дьявольскую, да немедля!» Отрицать бесполезно, свидетель рядом. Акрида малолетняя приносит телефон и зарядку.
Запах от изделия такой, будто в жидкостях негожих вымачивали, аще в местах отхожих вылёживали. И запоролено смартыдобище дешёвое. Реку: «А иде симсалабим карата-марта?» Нишнет отрок. Реку: «Отколь емати тако смартышество поганое? Как сподобилось оно в хате нашей завестись?» Нишнет отрок, яко бесслух. Пришлось на зловещий шепотун перейти: «Отопри уста, язва ты моя, а то аз к балию тебя поволоку, а то и к баскаку, або к дружинникам по делам малолетних сведу, нехай они с тебя справляются, где ты сие чудо пекинское надыбал. Неужто я шиша в дому пригрел?» Боюсь спросити, где он его восхитил. Допытываюсь – въсуе все.
Покручинился Богдан, чует дело вонят кошачьими лапами в сапогах. Речёт: «Мой друг Шуну мне дал». Реку: «За каки-таки крендельки, любезен пред тобой друг твой?» Нишнет отрок. Реку: «И нашто он тебе отвесил сей пряник стеклярусный? Какой пароль?» Нишнет отрок, дюже буйну голову повесил. Чую – брешет про друга. «Ладноть, - глаголю, - на заре пошкандыбаем до твоего друга Шуну, полюбезничаем с родными его». Телефон в мешок, а детям – баю-баюшки. Да и сам усмяглый в постель клонюсь.
Едва брезг, чуть забдели, грядём к избушке Шуну. Вопрошаю отрока: «Ништо мне молвить нет желания?» Немо и бессловесно в ответ. Стучу. Выглядывает отец Шуну. «Доброе утро, - реку, - тут такая заковырка…» Объясняю ситуацию в трёх словах. Не ваш ли, мол, сынок, дал нашему поиграться телефон. «Сейчас», - речет мужик, закрывает дверь и через две минуты выглядывает снова: «Не, не наш телефон, не знаем откуда, Шуну ничего Богдану не давал». Смотрю на Богдана. Очи долу. «Что ж ты ****ословишь-то мне, сынок? Зазор на мою голову». Нема ответа. Зраки се в грудь вперил. Понеже хоронить концы все плуты. «Ну, что ж, - реку, - поедем к дружинникам».
И поехали мы. Только сначала в колледж культуры на вычение. Два часа отрок решал задачки по арифметике и задания по англицкому языку делал, пока я бурсакам науку в башки втемяшивал. Но пришло время спрос держать. Сели в машину. Взыскание продолжается. Еще даю Богдану шанс: «Ой, реки скорее откуда смартартарафон взял, а нето, чую, будут тебе всякие мытарства у дружинников по делам несовершеннолетних». Заперт сундук хороших слов, а сундук с плохими открывать стыдно.
И тут мысль меня озарила: «А не дядя Витя ли тебе подарил сию игрушку?» И, о Перуну слава! Борзо дело пошло. Отверзлись уста, заскрежетали жернова словесной мельницы: «Да». Буркнул, мыкнул, рыкнул.
Смага в груди полыхнула. Тихо, - говорю себе, - спокойно Сергей свет Александрович! Кто такой этот уй Витя объяснять долго и неинтересно, скажу просто то ли родственник, то ли неудавшийся отчим, работает в пригородишке, иногда заезживает в город, и как-то удается ему выцепить Богдана. Уж не знаю, возле школы, или где ещё. Первый раз этот дядя подарил Богдану детское ружьишко, которое пластиковыми пулями палит. И мой сынок стал в одноклассников на перемене постреливать. Чуть всех не отстрелял, да благо учителя отобрали дробовичок пластмассовый, и вызванному родителю приемному, то бишь мне, вручили со словами, ох, скверными, душу мутящими. Дробовичок я прибрал, как таперича и телефон. Докамест ничего хорошего от того дяди мы не видали.
Распастил я Богдану разнос по полной программе, с упором на то, что дядя Витя сильно не прав дядя такие поминки без ведома моего, а аще неправ сам Богдан скрывая и таясь, а больма аще обманывая. Да смотрю не вельми внемлет мне отрок, шея повинная, а не гнетёт стыд ея.
Вот где был это дядя-василиск раньше? Почему не детей из интерната, когда мать ограничили в правах? А теперь вот исходят от него такие поминки, что лучше б и никаких не было. А ещё и втихаря. И что делать-то, ума не приложу. Грустко и дряхло мне братия и сестры. Неужто все тщания наши тщетны. Хочется чтобы вырос не тать-сыроядец, а съдетель благой.
Сергей Решетнев ©