Отрывок из книги «Под кожу»
*******************
Меня не покидала мысль о том, что я знаю того, кто все это сделал. Возможно, это всего лишь иллюзия и мое больное воображение, но я уверен, что этот человек где-то рядом, дышит, радуется каждому мгновению и доволен всеми своими поступками. Мне приходится вздрагивать от ужаса при этой мысли, но я не могу по-другому объяснить все то, что он делает.
На улице было довольно многолюдно. Из офисного центра неподалеку неторопливо и лениво начали выходить один за другим уставшие от тяжелых рабочих будней люди. Проходя мимо них, я посмотрел на свои руки – они дико тряслись. И вряд ли я мог понять от холода, или от того ужаса, что я увидел. Я не боялся смерти. Смерть – лишь последняя инстанция, которая не терпит сомнений и уж тем более права выбора. Она ждет всех и каждого. Но я все же отказывался до этого дня верить в то, что здесь, в Норвегии люди умеют так цинично и кровожадно убивать друг друга.
В кофейне на площади Сторторгет почти не было свободных мест. Посетители обсуждали последние новости о тяжелой болезни короля Харальда V. Вообще, его вряд ли назовешь популярной фигурой в Норвегии, но новость о его отважной борьбе с раком всколыхнула в последнее время все норвежское общество от юга до севера. Но мне лично он был совсем неинтересен. Теперь я знал имя убитого, и совсем нетрудно было догадаться, где он жил. Я знал, что у него осталась вдова, а также дочь, которая жила в Осло. Он, безусловно, хорошо знал убийцу, знал, где тот мог находиться. Но он боялся, и его опасения за свою жизнь не были напрасны. Вероятнее всего он понимал, что справедливость в наши дни не только не ценится, но и порой имеет необратимость наказания. И осознание своей полной беспомощности наверняка мучило его. Я всегда считал, что лишь глупое мимолетное наваждение заставляет человека считать, что знание и правота дают ему полную власть над ситуацией и над самим собой. Выпив глоток кофе я не выдержал, и выйдя из кофейни быстрыми шагами направился в сторону дома на Лангнесвиген.
Едва я обошел квартал от площади, как ощутил легкий морозец, пробежавший по всему телу. Странно, но когда я шел из участка то не чувствовал абсолютно никакого холода. Зима в Тромсё, по всей видимости, должна была быть суровая. Впереди по улице нависал большой баннер, принадлежавший известной в свое время сети магазинов оптики. На нем был изображен довольно массивный мужчина с огромной физиономией. Он держал в руках очки и улыбался, показывая всем скорее свои белоснежные зубы, чем рекламируя товар, и его улыбку ни в коей мере нельзя было назвать искренней – скорее он делал это из нужды и не от большого удовольствия. Этот баннер висел здесь еще до того, как я переехал в Тромсе. Компания уже давно обанкротилась и прекратила свое существование, но этот неприветливый мужчина с натянутой улыбкой продолжал все так же презрительно смотреть на жителей города. Дойдя до дома Йенса, я остановился. Какая-то странная атмосфера окутала эту улицу и этот дом.
Дверь мне открыла жена Йенса. На нее было жалко смотреть – худощавая, сгорбленная, щеки были покрасневшими от слез. Увидев меня, она вздрогнула, и сделала шаг назад. Я тут же поспешил представиться и сообщить цель визита. Несколько секунд она смотрела на меня, застыв будто статуя, и, видимо ожидая от меня дальнейших действий, но затем все же тихим голосом предложила войти.
- Простите, что побеспокоил вас, фру Ханна. Хочу выразить свои соболезнования в связи с убийством вашего мужа.
Она жестом предложила мне присесть, но ничего не ответила на мои слова. Я заметил, как по щекам Ханны прокатились две слезинки, которые она спешно вытерла. Комната была обставлена в светлых тонах в типично скандинавском стиле. Повсюду были разбросаны их с мужем совместные фотографии, и детские фотокарточки дочери. Я уже было собрался с мыслями, и вдохнул воздуха, чтобы начать, но она опередила меня.
- Может, вам что-нибудь принести?
- Нет, спасибо, не утруждайтесь, я совсем ненадолго.
- Что же вам угодно?
- Мне… Я хочу задать вам пару вопросов о вашем муже, хотя и понимаю, что вам сейчас очень нелегко. Поэтому мне немного неудобно…
В уставших и заплаканных глазах Ханны я заметил удивление. Она еще не знала, что я был одним из участников того инцидента на дороге, из-за которого убили ее мужа. Вероятно, она подумала, что меня направил к ней офицер Стьярнан, так как я сказал, что пришел от него. Глядя на Ханну не было ощущения, что она хотела бы отомстить за убитого мужа, будь у нее такая возможность. Она посмотрела мне прямо в глаза, затем повернула лицо в сторону окна.
- Я не знаю, как дальше жить… Это так тяжело осознавать, что его больше нет. Что я никогда его больше не увижу… Боже…
Она села и закрыла лицо руками. Я молча смотрел на нее и старался не двигаться. На мгновение мне показалось, что я ощутил на себе всю горечь и негодование, которое испытывает моя собеседница. В ее измученных глазах проглядывались лишь маленькие искорки жизни – той жизни, что была у Ханны до того, как не стало самого любимого для нее человека. Но все остальное ей уже не принадлежало. Руки тряслись, а слова она выдавливала так, будто ее к этому кто-то насильно принуждал. Хоть я совсем ее не знал, но было тяжело смотреть на нее такую. Мне почему-то пришло в голову, что в любой другой ситуации она производила бы впечатление достаточно жизнерадостной женщины, которая умеет познавать только радость от самой сути своего существования.
- Мой муж был самым добрым человеком, – продолжила Ханна. – Он никому и никогда не делал ничего плохого. Почти двадцать лет он проработал диспетчером в аэропорту нашего города…
Она попыталась продолжить, но внезапно навернувшиеся слезы снова не дали ей это сделать.
- Когда вам сообщили о его смерти? – спросил я.
- Три дня назад.
- Он что-нибудь говорил вам о том, что ему угрожают?
- Нет… не говорил. Но… я догадывалась об этом. Я знала Йенса двадцать два года, и мне нетрудно было понять, что он сильно напуган. После той аварии он стал слишком нервным, стал говорить о том, что нам стоит ненадолго переехать в Тронхейм. Там он родился, и там живут его родители, но мне не нравился этот город. После недолгих уговоров и споров я согласилась, и нам оставалось только найти билеты, но за день до отъезда он заявил мне, что передумал. В его голосе чувствовалась воля и твердость принятого им решения. Никогда до этого я еще не видела Йенса таким… таким решительным, и поэтому я не стала допытывать его о том, почему он постоянно меняет планы. Я просто вытащила обратно вещи из чемодана и пошла спать. Мне казалось, что все его мучения закончились, и мы, наконец ,снова будем жить как прежде, но оказалось, что самое ужасное ждало нас впереди.
- Вы имеете в виду его пропажу?
- Не только… За два дня до своей пропажи Йенс, придя домой, начал крушить все, что видел перед собой, стал бредить о том, что нам нужно бежать и сжечь этот дом дотла, забыть все прошлое, искать себе новое место, и так далее. Я очень испугалась и заплакала, просила его остановиться и успокоиться, но он меня даже не слушал. Только вглядевшись в его глаза и притронувшись к его рукам, я поняла, что он лихорадит... Его трясло так, будто он только-только пережил острый инсульт. Когда он обхватил двумя руками мое лицо, я заметила, что уголки его губ были опущены. Он стал делать мне больно, сжимая лицо все крепче, я закричала, но он никак не реагировал. Путем невероятных усилий я смогла оттолкнуть его от себя, после чего он быстро выбежал из дома. На следующий день он позвонил и каменным голосом сказал, что все в порядке, что он вечером будет дома, и мы спокойно все обсудим. После того, что произошло вечером, я ужасно боялась, и все равно стала ждать его. Но… в тот день он так и не пришел. И в последующие дни тоже.
Ханна тяжело вздохнула, давая понять, что каждое сказанное слово дается ей с особым трудом. Наступила тишина. Я сидел все так же, не в силах шелохнуться и пораженный ее рассказом, а Ханна предпринимала все усилия для того, чтобы не заплакать снова. Нам нечего было сказать друг другу. Все, что я хотел услышать, я услышал. Сильный ветер на улице нарушал нашу тишину, отбрасывая веточки от стоявших рядом деревьев на оконные стекла.
Наконец, Ханна встала.
- Мне нечего вам добавить, герр… простите, забыла вашу фамилию. Скоро должны приехать родители Йенса, я бы не хотела…
- Я понимаю. Крепитесь, вы должны выстоять. – проговорил я.
Она кивнула в ответ, чуть приподняв уголки губ, но улыбнуться так и не смогла.
Я шел по Лангнесвиген от Ханны с тяжелым сердцем. Домой совсем не хотелось. Все, чего я желал – уехать, забыться, найти себе другое пристанище, придумать другую судьбу. Я был удивлен и поражен тому, насколько сильно понимал Йенса в его стремлении найти себе новый дом.
Убежище… Нам всем оно нужно. Нам всем иногда нужно понять, куда мы катимся. Понять, изменили ли мы сами себе, своим принципам, в какую сторону мы меняемся или же просто застряли в прошлом. Нам нужно такое место, где мы никем не будем востребованы. Мы все имеем право на свое убежище.
Я прошел по небольшой тропинке в гущу деревьев, неспешными шагами идя в сторону улицы Нордслеттвиген. Листья еще массово не опадали, но приближение долгой зимы чувствовалось. Холод. Повсюду только холод. Он шел от моря, от близлежащих фьордов, от соседнего острова, из самой сущности этого города. Здесь все холодно и безжизненно, и, будто сами люди, зная это, стараются подражать клочку земли, раскинутому на нетронутом веками ледяном севере. Звонок по мобильному телефону прервал мои мысли.
- Да, Йеспер. Нет, не занят..