Очарование

Галина Андрющенкова
Люди в офисном лифте не очень-то смотрят друг на друга. А если я сама не смотрю (а я очень стараюсь не встретиться взглядом), то ощущаю. Если кто-то необычный, тем более не смотрю. А если любопытство слишком сильно гложет, наклоняю голову к плечу и как бы поправляю волосы на затылке или шарф. То есть, почти отворачиваюсь, чтоб уж наверняка. Это в том случае, если я и правда всецело еду в лифте, ни в какой телефон не смотрю, ни о чем не думаю. Заходит на очередном этаже женщина-птица-колобок, низенького роста, чуть округлая фигура, серая куртка, волосы пепельно-бежевые, голова чуть повернута в сторону и вбок, в мою сторону, а взгляд пришелся куда-то мне под левый локоть. Естественно, я сразу начинаю интересоваться, как отражается моя куртка в стальной стенке лифта (давно известно, что нисколько не отражается). Но от этой тётушки меня окутало непередаваемым чувством: мне сразу стало так же по-птичьи, совино, не как всегда. Да, как никогда мне стало… Выходим на первом этаже – я впереди, тётушка сзади. Я, в совиных чувствах, придерживаю дверь на выходе, оборачиваюсь, а она стоит, чуть руки подобрала, вертится вправо-влево и смотрит, и не смотрит. Говорю ей, мол, для Вас держу! А она словно того и ждала (ну вот же он, выход, а то сразу сходу не определить!), посеменила к двери и защебетала, откуда она идет и как не сообразит чего-то. Такую беседу обычно дольше выхода и не поддерживают, расходятся. А я иду с кофе, словно плыву, а не иду, в морозный ясный день. И тётушка рядом идёт. И я иду. И мы идём вместе, и она журчит – о том, что похудеть трудно, а может и не стоит, о том, что готовка у неё получается очень-очень шустро, что ей уже 70 лет, а муж всю-всю жизнь ей пенял, что она такая-сякая, а теперь, стоит ей уехать с дачи, пишет, что у него без неё словно душу отняли, что прическу она сделала, хотела мелирование, а сделали непонятно (я смотрю на шапку причёски, мелирование есть, но не «пёрышками светлыми», а плавными переходами), что прическа – к ужину, они в четыре часа с дочкой и внуками идут на ужин, что вот так она всю жизнь и вертится как волчок и что столько всего надо успеть, а живёт она тут рядом, на Колокольной, и, мол, спасибо, что не послали… Не успеваю удивляться: как же она такое добавила! Иду по пути, отвечаю складно, а сама совершенно улетаю, будто меня пригласили в гости на эту Колокольную, где на одном из верхних этажей рядом с изразцовой печкой висят сушеные яблоки, в буфете – ваниль и мельхиоровые вилки, хрустальная ваза для фруктов с мельхиоровой же ручкой, черный рояль с бежевой салфеткой, на которой брошь и пара колец, а из окна видны стены и окна соседних домов, а ты – ты всю жизнь знаешь, какие они летом и зимой, в солнечную и вьюжную погоду, утром, днём, вечером, ночью… И это всё поколениями знали: каково пить чай с вареньем тут, в гостиной, за столом и вприглядку обсуждать юмор классики, перипетии жизненные научно-зимние и огородные, поездки… Но это и не слова даже, и не кто чем занимается, и не кто откуда, это такой параллельный мир, который не связан с описаниями классической архитектуры, выдающейся профессуры, грации театра и балета, времен и властей… Все эти явления – только производные. Это измерение – такая тонкая, незримая паутинка здешнего мира, где всегда есть квартирные домовые и кружевные кокетки на платьях, которые нужно стирать совсем-совсем бережно. И ещё – это мир, в котором никогда-никогда не чувствуешь себя чужим, никто никого никак не делит, нет пропасти низших, куда падаешь от неудач, и нет небес честолюбия, куда возносит головокружительный успех. Потому что рукоплескать и поддерживать мудрым советом – естественно, а человеческий ум, доброта и простота – те качества, которые только и нужны. И если встретишься с людьми из этого мира в других обстоятельствах, хоть в Париже, хоть на почте, всё равно будешь с ними едино. Тётушка упорхнула к себе во двор, а я всё ещё стою на Колокольной, солнце рядом, колокольня рядом, мороз рядом, в голове всё мутятся какие-то паутинки, трамвайные сети, скрип на поворотах, звенящие сосульки, а я как бы ногтем по ним постукиваю и от звона уносит… Надеюсь, если очень-очень захотеть, я смогу повторить это путешествие, для чего надо ночью спать не больше трёх часов и втайне, в обед, на Колокольной, постучать ключом по сосульке или что-то такое, мол, очарование, вернись ко мне обратно…