Ну, дамы и господа, я вам сейчас такое расскажу! События в настоящем разворачиваются так захватывающе и стремительно, что рассказы о прошлом отложим.
Сегодня после обеда позвонил участковый (конечно, фамилию я не запомнил) и сказал: «Ваш сын подозревается в поджоге машины. Поэтому нужно, чтобы вы подошли в полицию вместе с Богданом». «Хорошо, - говорю, - как уроки у него закончатся, мы придем, куда скажите?» А участковый такой замер где-то там на другом конце соединения, а потом выдал: «А вы уверены, что он в школе?» Я говорю: «Не знаю, сейчас позвоню учительнице и спрошу». «А потом мне перезвоните, пожалуйста, и скажите, был он сегодня на уроках, и, если был, то – с какого времени».
Звоню учительнице Богдана, выясняю, что Богдан был на занятиях с первого урока, никуда не отлучался и до сих пор в классе. Предупредил, что заберу сына после уроков. Перезваниваю участковому, сообщаю всё, что рассказала учительница. На том конце удивлённая тишина. Спрашиваю: «а во сколько машину подожгли? Может Богдан был уже в школе» В ответ: «Я не имею вам право это сообщать, это тайны следствия». Ладно, договорились, что я подъеду в полицию к 18:20.
В 18:00 я возле класса Богдана. Выходит учительница, и говорит, что всё знает и готова ехать с нами в полицию, если нужно, защищать Богдана. В любом случае характеристику напишет положительную. Я ничего не понимаю. Откуда она всё знает? Тут ещё педагог-психолог подходит, спрашивает, не нужна ли помощь. Я говори, что- то вроде того, что разберемся, и опять удивляюсь, она-то откуда знает? Оказалось, что приходил полицейский и разговаривал с Богданом. Богдан плакал и говорил, что он ничего не делал.
А тут и Богдан выходит из класса. Обнимаю его, говорю, чтобы ничего не боялся, я с ним и всё будет хорошо. В любом случае, виноват, не виноват, в обиду его не дам. Успокаивается, серьёзен, но не плачет. Вот, что значит, не врёшь человеку, и он тебе верит.
Приезжаем к 18:20 в полицию. Ждем у окошка дежурного. В 18:30 к нам спускается парень, молодой, в сером свитере. Зовет с собой. Поднимаемся на третий этаж. Входим в кабинет. Там ещё один паренёк, тоже в сером свитере, с кобурой.
Начинают разговор. «Давайте говорить, как мужчины». Мы не против. «У нас большой опыт. Мы видели всякое, в том числе и детей. Сразу скажем, все доказательства указывают, что поджог автомобиля совершил Богдан, ваш приемный сын. Поэтому, давайте не будем усложнять друг другу жизнь. Богдан, ты признаешься, что это сделал, подписываем бумажки, и мы вас отпускаем. Даже дела заводить не будем. И не бойся, ничего тебе не будет».
Богдан говорит: «Я этого не делал» На глазах слезы, но держится, мужик же.
«Хорошо, - говорю, допустим, мой сын поджог машину, какие есть доказательства?» «Есть свидетельские показания, видели мальчика в синей куртке и черной шапке, как у вас» «Могу ознакомиться с показаниями?» «Нет, не можете, тайна следствия». «Хорошо, - говорю, - но свидетели могут и ошибаться, мало ли мальчиков в синей куртке и с черными шапками. А кроме свидетелей, что еще есть?» «Возле машины найдены следы только хозяина и вашего сына» «Могу взглянуть на фото следов?», - спрашиваю, а сам думаю: когда они успели отпечатки обуви сделать у Богдана?» «Я же вам объясняю, тайна следствия». «Хорошо, - говорю, - то есть я вам должен поверить на слово?»
Следователи (или кто они?) говорят: «Пусть Богдан выйдет, мы с вами поговорим». Богдан выходит в коридор. Ырысту и Мансур (назовем их так) говорят: «Вы понимаете, что чем быстрее он признается, тем меньше будет подозрений? Зачем вам эти допросы, очные ставки, суды. Из-за какой-то мелочи. Все равно ущерб минимальный, ничего Богдану не будет, да и вам тоже». А я думаю про себя: а разве я не должен буду заплатить за ущерб хозяину машины? Хотя это не самое главное. А самое главное, я не знаю, врёт Богдан или нет.
Выхожу в коридор, беседую с Богданом. Говорю: «Если ты это сделал – скажи, не бойся. Никто тебя не будет наказывать, не эти дяди, ни я. Сейчас главное узнать правду». Богдан смотрит мне в глаза: «Папа, это не я, правда, правда, это не я!» «Эх, - говорю, - Богдан, Богдан, если бы ты мне раньше не врал. Если бы не врал, что не брал забор от сарая, а потом выяснилось, что его потерял именно ты, если бы не врал, что найденный у тебя чужой телефон дал тебе твой друг, если бы еще тысячу раз ты не врал по большим и малым поводам. Я бы тебе сейчас верил безоговорочно, и защищал бы тебя всеми средствами. Но я, честно тебе скажу, я сомневаюсь. Понимаешь?» Кивает. «Я спрошу ещё раз, и ещё раз поверю, но, пожалуйста, подумай, прежде чем ответить, хорошо?» Кивает. «Ты поджигал машину?» «Не я, не я, честное слово, не я».
«Ох, доколе мне прощать брату моему? До семи ли раз?» «Не говорю тебе до семи, но до семидесяти семи».
«Ладно, верю. Хотя… сомнения всё же есть». А дальше, простите, не удержался от банальностей, но уж больно к месту пришлось. «Помнишь, мама читала тебе про мальчика, который пас овец и обманывал всех?» Кивает. «Помнишь, он первый раз обманул всех закричав: «Волки!» люди прибежали на помощь, а никаких волков. А потом он поступил так и во второй раз. И люди снова прибежали, а оказалось, мальчик опять обманул. А потом, когда пришли настоящие волки и напали на стадо, мальчик звал на помощь, но никто не пришел. Потому что не поверили. Ты понимаешь, что нечто подобное происходит с тобой? Ты столько врал, куда там Пиноккио! И не так-то просто поверить тебе теперь… Но я поверю».
Возвращаемся в кабинет. Опять уговоры: да ничего не будет, да простая формальность, признание, подпись и идите домой. И еще, говорят: «Мы вообще-то не очень умеем с детьми разговаривать, должна инспектор по делам несовершенно летних прийти, вот её и ждем». Они постоянно по очереди куда-то звонили, выходили, консультировались, призывали приехать. Инспектор не приезжал. Уговоры продолжались: «Ты, пойми, Богдан, ты облегчишь жизнь всем и родителям, и нам и себе. Мы точно знаем, что это сделал ты». «Это не я», - стоит Богдан на своем. Инспектора всё нет. Богдана снова выпроваживают в коридор.
Мне говорят: «У нас большой опыт, мы видим, по его глазам, по тому, как он руками теребит шапку, что это сделал он, помогите нам его уговорить признаться, и всем будет легче». «А когда говорю, вы нас отпустите? Ребенок после пяти уроков в школе, ему надо кушать». Добрый дядя протягивает плоский пирожок в пакете: «Вот, покормите. Если надо в магазин сходим, купим, что нужно. Но отпустить мы вас не можем, не имеем права». «Как так? Мне нужно еще жену забрать с дочкой с работы, они нас ждут». «Пусть едут домой на такси». «А мы сколько будем у вас находиться?» «Пока не приедет инспектор и не поговорит с ребенком. И ребенок не признается». «А если он этого не делал?» «Ну как не делал, делал, - улыбаются, и показывают на черную папку, - тут все зафиксировано». «Всё же хотел бы посмотреть…» - говорю. «Не положено».
«Хорошо, - говорю, - допустим, он виновен. Но если он ни вам, ни мне не признается?» «Улыбаются: «Ну, как не признается, нам и не такие признавались. Вы думаете, мы первый раз с такими разговариваем? Все поначалу всё отрицают. А потом рассказывают. И ваш расскажет». «Ну а если не расскажет? Он у меня стойкий. В углу может час простоять, и не признаться». «Да поверьте нашему опыту, все рассказывают, доказательства неопровержимые». А я вот привык во всем сомневаться. Почему я им должен верить на слово.
Предлагаю: «Давайте, мы завтра утром к вам придем. А сейчас сыну надо отдохнуть» «Нет, мы не можем вас отпустить». «Мы задержаны?» «Ну что вы, вы свободны». «Значить мы можем идти?» «Нет, вы не можете уйти, пока мы не доведем дело до конца» «И сколько вы нас будет тут держать?» «Пока не признается». «То есть неограниченное время? Хорошо, тогда я вынужден позвонить уполномоченному по правам ребенка». А сам думаю лихорадочно, у меня же и номера-то нет, да и на часах уже 19:30, время не рабочее, но должны же быть какие-то круглосуточные горячие линии. Ищу в интернете. Нахожу только телефон уполномоченного по правам ребенка РФ.
И тут звонит Катя, жена. «Скоро нас заберешь?» «Ты не поверишь, я мы всё ещё в полиции». Катя возмущена. «Пусть едет на такси», - говорят мне обладатели серых свитеров. Ну, видимо другого выхода нет.
Набираю номер уполномоченного по правам ребенка РФ. Хозяева кабинета, конечно, многое видели, но такое всё же их пробирает. Женщина принявшая звонок, выслушивает и говорит: «Вашу ситуацию поняла, сейчас передам её юристу и с вами свяжутся». Сейчас 0:30. До сих пор никто не позвонил, не связался. Но там, в кабинете в полиции я этого еще не знал, не знал, что будет так.
Ырысту и Мерген говорят: «Зря вы это сделали, теперь будут тяжелые последствия». «А пускай, - говорю, - лучше пусть будут последствия, чем все время их ждать, как ждем вашего инспектора». Вы вообще не имеете права звонит тут». «Почему?» «Потому что здесь особая зона, тут нельзя просто так по телефону разговаривать». «Даже по своему?» «Да». «Простите, не знал. Тогда мы пойдем домой». «Нет, мы не можем вас отпустить». Представил картинку, как мы с Богданом возле решетчатых железных дверей стоим, пытаемся уйти домой, а нас держат за руки, не пускают.
Меня просят выйти. Ждем с Богданом в коридоре. Приходит какой-то солидный мужик, более плотный, суровый, в толстом темно-зеленом свитере. Меня приглашают в кабинет.
Весь разговор почти повторяется. С маленькими вариациями. Я настаиваю на том, чтобы нас отпустили. И тут мне помогает Богдан, заходит в кабинет и говорит: «Папа, я устал, я хочу домой». Начальник сдается. Он соглашается нас отпустить с условием, что мы подпишем бумагу, что претензий не имеем, и вторую, что явимся завтра. Соглашаюсь. Начальник уходит.
И тут начинается процедура списывания паспортных данных, потом свидетельства о рождении. Потом я подписываю бумаги, внимательно читая, а почерк у товарища в сером свитере прямо скажем нечитабельно-таинственный. Но я и не такие видел у студентов. Вроде ничего криминального нет. «Всё?», - спрашиваю. «Нет, - надо еще ксерокопию снять со свидетельства о рождении». Хорошо, идем за господином полицейским, спускаемся на первый этаж, проходим за железную дверь, попадаем в коридор, а оттуда в еще один, где за прозрачными пластиковыми дверями и решетками лежат люди на нарах, все бомжеватого вида. Запах сногсшибательный. Я говорю: «Богдану тоже сюда обязательно идти» «Да», - говорит наш полицейский». Но я чувствую сыну сейчас станет плохо. «Иди, говорю, в том коридоре подожди». Богдан вылетает пулей. Дежурный что-то записывает в журнале. Расписываюсь. Время фиксируется 20:15. «Всё?» «Нет не всё». Оказывается еще надо сфотографировать подошву ботинок Богдана. Ну пусть фотографируют. Только мне непонятно, как же тогда они до этого были уверены, что именно Богдан оставил следы возле подожжённой машины? И напоследок, вишенка: «Вы приезжайте завтра не к восьми, а пораньше, ну в семь тридцать». «Как смогу, мне ещё дочь в школу отвозить». «Отвезите пораньше». Ну это-то им зачем понадобилось? Что я не успел никуда позвонить до начала рабочего дня? Он у нас в городе с 8 утра начинается. Простите, но я уже начинаю подозревать худшее.
Сейчас 0:49. Сижу и пишу эти строки. Слышу Богдан в соседней комнате говорит во сне «Ну и что, это не я!» Уф! А после полиции он держался хорошо. Не плакал, не истерил, говорил спокойно (ну старался так говорить). Верит, что я на его стороне, слава богу.
Выясняю у него последовательность событий. В 11:27 (у Богдана наручные часы) он вернулся после тренировки домой. В 11:50 ушел за Ангелиной, сестрёнкой в школу. В 12:30 они были уже дома. Приехала Катя. К 14 часам Богдан ушел в школу. Идти примерно 15-20 минут. В 14:00 начались занятия, школу Богдан не покидал. То есть проходит мимо машины подожжённой он мог, но в какой момент она была подожжена? Когда мы приехали домой, я увидел эту машину. Стоит у забора соседей. Капот помят, низ под капотом отвалился, ничего себе незначительные повреждения. Нет, я не против торжества справедливости. Но я против того, чтобы следствие строилось только на признательных показаниях моего сына. Я против того, чтобы мы полтора часа ждали инспектора по делам несовершеннолетних. Я против того, чтобы из Богдана выдавливали показания против себя. Когда мы ехали домой он тихо спросил: «Папа, может мне сказать, что это сделал я? Но я этого не делал». А я сказал, что врать не надо. «Я вот, - говорю, - тебе не вру, и ты мне веришь, а если бы я тебя обманывал, что бы было? Если бы вранье могло спасти человека, или облегчить его тяжелые страдания, я бы первый соврал, но это исключения. Да, конечно, чисто с практической точки зрения, оговорил себя, и ничего страшного, ты же несовершенно летний, и дела никакого не будет. Только есть два момента: нам, родителям придется платить за ремонт машины – раз, а второе – когда ты вырастишь, представь, ты пройдешь мимо какой-нибудь другой машины, тебя увидят люди, а потом эта машина по каким-то причинам сгорит. И на кого первого подумают в полиции, как ты думаешь?» «На меня», - отвечает сын. Вот именно. Да, ничего страшного в признании, в оговоре на себя в таком возрасте нет, но это только на первый взгляд. Так что, если ты прав, держись, сынок.
А поздно вечером, когда Богдан уже спал, я нашел много интересных номеров, например телефон доверия по делам опеки и правам ребенка в Республике Алтай, телефон горячей линии следственного комитета Республики Алтай «Ребенок в опасности», ну и на горячую линию прокуратуры Республики Алтай. И по всем номерам позвонил. И вкратце пересказал то, что написал тут для вас. Везде зафиксировали мои показания, мой звонок, везде дали много дельных советов. Например, оказалось, что допрашивать Богдана без педагога-психолога и инспектора по делам несовершеннолетних нельзя, и никаких признаний без них тое требовать нельзя. Держать нас в полиции тоже было без нашего желания нельзя. Никаких повесток нам не вручали, и то, что мы явимся завтра в полицию утром – наше добровольное решение. А в отношении ребят с кобурами в серых свитерах, у которых мы провели в кабинете и около - более полутора часов, будет проведена проверка. Я не хотел никого подставлять и наказывать, но просто, если выбор они или мой ребенок, я буду защищать ребенка, уж простите, господа полицейские, при всем моем понимании и уважении к вашей работе.
Что еще сказать? Простите за опечатки и ошибки. Нет сил вычитывать, 1:22, а завтра явно непростой день предстоит. Буду рад любым советам и словам поддержки. Да и просто прочтете – спасибо. Если интересно – буду держать вас в курсе. Простите немного чокнутого папашу, если что.
Сергей Решетнев ©