Л. Хаусмен. Сказка о Принцессе на клумбе. 1

Олег Александрович
   Перевод 1-й главы сказочной повести Лоренса Хаусмена (Laurence Housman) “The Bound Princess”, 1898.
   © Перевод. Олег Александрович, 2017
   Иллюстрации: Клеменс Хаусмен (Clemence Housman).
   ***

   1. Огнеядцы

   Когда-то очень давно жил-был человек с очень большой головой — ни у кого из всех живущих на земле людей головы такой громадной не было. И набита была под завязку голова его такая самыми разнообразными знаниями, какие только сумел собрать он со всех четырех краев белого света, и всякий называл его мудрейшим человеком из всех, кого знает и знал во все времена наш мир. «Если б смог еще и жену подыскать я себе, — говорил иногда этом мудрец, — столь же мудрую средь женщин, каков я средь мужчин — какой же чудный род головастых, многоумных людей подарили бы тогда мы с ней этому миру!»

   Долго, очень долго искал он себе в жены подходящую ему в пару невесту, и наконец сыскал: девицу, чья голова одарена была всею премудростью, какую только можно было насобирать со всех земель под небесами.

   Хотя и жених, и невеста были уже очень старыми, на их свадьбу съехались все короли из ближних и дальних стран — чтобы предложить себя в крестные отцы их ребенку: первенцу нового рода человечества, начало которому они положат.

   Но увы, к огорчению отца и матери, родившийся у них мальчик обещал, по всем приметам, вырасти вовсе не мудрецом, а недалеким простаком, а другое дитя, которое могло бы стать надеждой на исправление ошибки с первым, так у них и не родилось.

   Что из первенца вырастет простак и тупица, сомнений не было: головой природа его оделила маленькой, а руки и ноги были у него большими и крепкими; и бегать выучился он гораздо раньше, нежели решать арифметические задачки. Едва не убитые горем отец с матерью нарекли своего сына Неумником, не прибегнув в том к помощи ни одного из крестных отцов королевских кровей, после чего, отставив в сторону все заботы о его воспитании и обучении, умыли свои мудрые руки.

   Неумник же благополучно подрастал и был по-своему вполне доволен своим житьем-бытьем. Но когда отец его, а за ним вслед и мать умерли, остался он на белом свете один-одинешенек — без друзей и близких.

   Некое время кормился Неумник припасами еды, какие можно было еще сыскать в доме — пока наконец не остались в нем лишь мебель да голые стены.

   Однажды, когда холодной зимней ночью сидел он перед огнем у очага, гадая, где и как сможет он завтрашним утром раздобыть себе пищу для завтрака, послышался вдруг снаружи топот чьих-то ножек, и в дверь — невысоко от порога — кто-то постучал. Донеслось до его слуха и слабое шипение с потрескиванием — словно от языков пламени, лижущих снаружи древесину стены.

   Неумник открыл дверь и вгляделся в ночную темь. У порога стояли перед ним, тесно прижавшись друг к другу, семеро человечков: ростом не более трех футов, с острыми морщинистыми лицами яркого оранжевого цвета, а в глазах их, казалось, мерцало пламя свечей — как под порывами ветра.

   Завидев Неумника, человечки зажмурили глаза, широко распахнули рты и стали указывать в них своими оранжевыми пальцами, — давая, по-видимому, понять хозяину, что они очень голодны. Всех их с ног до головы трясло от холода, хотя юноше показалось, что от гостей исходит тепло — как от слабо горящего костра.

   — Увы! — сказал им Неумник. — В доме моем и корки хлеба не осталось, чтобы хоть чем-то вас угостить. Но вы можете зайти все ко мне и хотя бы обогреться!

   Он коснулся плеча человечка, стоявшего к нему ближе прочих — и сразу одернул руку.

   — Ох! — да это что ж такое!.. И кто вы такие? Я палец себе обжег — едва лишь коснулся тебя, друг!..

   Ничего ему не отвечая, гости трясущимся в ознобе клубком перекатили через порог и едва заметили огонь в очаге, завизжали как стая гончих псов. Разом все бросились они прямо в очаг — лицами к пылающим дровам — и принялись жадно лакать и глотать языки пламени. Дров в очаге было немного; огонь скоро сошел на нет и в конце концов погас. Тогда своими пальцами — которые тоже у них светились как уголья — человечки спешно разворошили горячие головни и угли; из них стали пробиваться ленточки и завитки истощившегося было пламени, и гости затеяли за ними охоту — словно за ускользающими от них, вьющимися синеватыми рыбками-угрями.

   Когда диковинные эти человечки поглотили наконец все до единого язычки огня, они облизали и обсосали свои пальцы, сохранившие, очевидно, вкус съеденного лакомства, но, казалось, оставались они после такого угощения более голодными даже, чем прежде.

   — Еще! Еще! О премудрый Неумник, дай же нам еще чего-нибудь поесть! — закричали они, и Неумник бросил на дотлевающие угли все остатки дров.

   Человечки тотчас принялись неистово раздувать их. Сильное пламя в очаге скоро запрыгало в пляске почти до перекрытий потолка; и пришельцы спешно пожрали его — до последней искринки и до последнего клубочка дыма. Когда и это их не насытило, Неумник разбил и изломал табурет — чтобы бросить его для них в очаг. Вновь раздули они пламя — и поглотили его. За табуретом последовали в очаг обеденный стол, платяной шкаф, большой дубовый сундук и оконные рамы вмести с подоконниками.

   Человечки ели и ели — и никак не могли наесться досыта. Неумник же схватил в руки топор и изрубил на дрова входную дверь, затем выворотил из пола все доски, а из крыши балки и стропила; все было разрублено и брошено в очаг, — но гости оставались голодными.

   — Ничего деревянного у меня здесь не осталось больше, — сказал им Неумник, — кроме самого дома; но если уж так вы голодны — так и быть, угощайтесь!

   Он разбросал все, что оставались в очаге, горящие головни и уголья по углам комнаты; и едва успел выбежать он наружу, как стены и крыша его дома обратилась в огромный трещащий сноп огня. В середине его мог он различить фигурки семерых его гостей: лежа на животах, разгребая руками жар, жадно лакали они языками своими пламя. «Уж теперь-то, — подумал Неумник, — наверняка наедятся они вдоволь!»

   Вскоре огонь поглощен был весь без остатка; на месте дома тускло дотлевали немногочисленные черные головни. Забрезжило морозное утро. Потерявший свое единственное жилище, Неумник сидел и с благодушием взирал на семерых пришельцев, доедающих крупицы его непомерно щедрого угощения.

   Наконец все они поднялись на ноги и подошли к Неумнику, и тот ощутил сильный жар, исходящий от их тел — словно от семи печек.

   — Вот теперь-то мы сыты, о мудрейший Неумник! — воскликнули гости. — Того, чем ты нас сейчас угостил — достаточно!

   — Это, пожалуй, последнее, в чем бы я теперь усомнился, — ответил им Неумник. — Можете ступать с миром своим путем, но прежде дайте же мне ответ: кто вы такие?

   — Мы — огнеядцы. Путь свой держим из очень дальних земель, поэтому о народе нашем никто здесь у вас ничего не знает. Ты сослужил нам великую службу, спасши нас от голодной смерти, и за нее не прочь мы все чем-нибудь тебя отблагодарить.

   — Подайте же тогда совет, как мне самому избежать теперь голодной смерти: где и как добывать можно будет мне с сегодняшнего дня для себя пропитание; и это будет лучшей из лучших от вас для меня платой.

   Тогда тот из пришельцев, кто казался их вожаком, снял с пальца перстень с большим огнестойким камнем, бросил его в снег и сказал:

   — Подожди три часа, пока перстень не остынет, и затем надень его на палец; и пусть мой этот подарок — Перстень-Прелучшатель — остается всегда на твоей руке.  Отныне будет давать тебе он все, чего ты только теперь ни заслуживаешь. Ибо перстень этот облагородит, наделит новыми, лучшими свойствами все, к чему лишь только прикоснется он: простой хлеб превратит он в сытные мясные блюда, воду — в крепкое вино, неудачу — в успех, тяжкий труд — в крепость тела. И еще: всякий раз, когда потребуется тебе наша помощь, подними руку с перстнем вверх и помаши ею; и где бы ты ни был, мы заметим блеск его камня и тотчас явимся к тебе.

   Распрощавшись, гости наклонились и пригнули головы к самой земле, — и кувырком проворно покатились вдаль своим путем; на месте, где минуту назад они стояли, остались семь пар лунок в снегу, со дна каждой излучала свет раскаленная земля.

   Неумник подождал, пока пройдут три часа, поднял перстень, надел его на палец — и тоже отправился в путь, оставив навсегда место, где прожил он до сегодняшнего дня всю свою жизнь.

   В первой, попавшейся ему на пути хижине, он, постучавшись в дверь, попросил для себя корку хлеба и, коснувшись ее Перстнем-Прелучшателем, обнаружил у себя в руке кусок сытного мяса — искусно приготовленный и отменного вкуса. А вода, которую черпал он пригоршнями из придорожного ручья, оборачивалась крепким добрым вином.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2017/12/13/1678