Уже глубокой ночью, сидя за компьютером, в бесплодных попытках работать, я всё ещё оставался в соседней квартире, с чашкой чая и своими мыслями. Я вспомнил, как мог напиться с друзьями при Кристине, по-хамски вести себя. И действительно, первое время, пока я был влюблён в неё, я не позволял себе грубости, наглости и какой-либо непристойности, вовсе не из-за того что хотел добиться её или произвести впечатление. Мне была противна одна мысль о том, что Кристина увидит меня с худшей стороны, что я могу разочаровать и расстроить её. Тогда мне казалось это занимательной игрой. Кристина тоже всегда была при макияже, в красивой одежде, очень сдержанна, кротка, аккуратна и вежлива со всеми. Я видел, как искренне ранят её грубость и хамство. Мне хотелось оградить это невероятное высокое создание от всего низменного, злого, пошлого, жестокого. Она была так восхитительна. Пока старалась быть лучше. Я вспомнил, как мы только начинали жить вместе. Всё же домашний наряд – неплохой показатель. Первые месяцы совместной жизни Кристина носила дома исключительно красивые вещи. Если покупала пижаму или пеньюар, только что-нибудь восхитительно очаровательное и сексапильное. Гостей она встречала в приятном наряде, чем вызывала восхищение и уважение. И как же всё изменилось.
Я упустил тот момент, когда моя жена перестала следить за пятнышками, дырочками и потёртостями на одежде. Домашние тапочки на игривом каблучке превратились в оборванных зайцев, сексапильные пеньюары и наряды для гостей превратились в бесформенные, нередко рваные пижамы и туники. Но и я сам хорош, я мог сильно задержаться без повода после работы, прийти домой пьяный и с друзьями, мог начать разбираться с кем-либо в грубой форме при ней. Нередко и в общении с женой вёл себя очень грубо, вольно, недостойно. Я никогда её не бил, даже желания такого не было, но то, как я стал позволять себе с ней говорить, как вёл себя.
Перестав стремиться приятно удивлять, мы день за днём всё больше разочаровывали и разочаровывались друг в друге. Нет, мы не расслаблялись, желая деградировать, мы отдавались этому в полной мере, как в начале отношений мы всех себя отдавали нашим чувствам, в итоге опустились на уровень «обида за обиду». И парадокс: я полюбил её не за красивые слова, накрашенные реснички-ноготочки и не за наряды, но как мне было приятно видеть в ней желание показывать мне то, что я хочу видеть. И как же сладко было от того, что в ответ я могу быть для неё тем, с кем ей приятно находиться. И как было больно видеть её растратившей всё это стремление, не боявшейся больше вести себя неприлично. Меня действительно ранило то, что моя жена стала материться, драться, что начала себе позволять, грубить людям. И мне в ответ хотелось причинить ей такую же боль.
Почему-то, слушая Анну понимаешь, что она не лукавит и не лицемерит. Своими попытками убедить меня не флиртовать с ней, и ограничиться одной лишь дружбой, она всё глубже проникает мне в душу, в память. Всё чаще я думаю о ней, и что-то внутри меня переворачивается и раскрывается в новом свете. И всё мне кажется, что это какая-то игра в кошки-мышки. Насколько счастлив был её муж имея такую супругу? Выходит Кристина и не была верна мне, как и я ей. Но зачем же Анна рассказывает всё это мне? Быть может, стоит просто проявить настойчивость?
На работе надо мной уже стали подшучивать особо колкие дамы: «Алексей Николаевич, а Вы часом жениться не надумали? Ходишь в себе замкнулся, задумчивый, кофе пить уже не ходишь, в кабинете целый день, и слова из тебя не вытянешь…» конечно мнение сплетниц с работы мало меня волнует, но то что моё увлечение стало заметно со стороны – это повод для беспокойства. Только этот повод не сделал мою жизнь легче, Анна из головы так и не выходит. И порочным кругом в голове мысли о Кристине и нашем с ней семейном несчастье, и мысли об Анне. Как же я был глуп, когда женился, как же я был глуп всё это время.
Вечером, не заходя домой, я отчаянно звонил в соседнюю квартиру. Огромный букет едва умещался у меня в руках. И через полчаса мне это начало надоедать, но решительности это не убавило. Уже месяц все мои мысли вьются вокруг одной женщины, не давая спать и работать.
Сзади послышался скрип лифтовых дверей и удивлённый голос:
- Алексей?
- Анна, прошу, не разбивайте мне сердца, - без ненужного вступления начал я монолог, который полчаса прокручивал в уме. – Я не могу думать ни о ком и ни о чём, кроме Вас. Я люблю Вас. Это сильнее моего желания, - и тут я выдал то, в чём боялся признаться даже себе, - Прошу, будь моей женой. Я не пожалею ни дня и ни минуты об этом предложении, и обещаю, ты не пожалеешь…
Я осёкся на полуслове, увидев, как следом за Анной из лифта вышла Ирина.
- Ух-ты! Анька!
Ирина набрала полные лёгкие воздуха, приготовившись выдать бурную поздравительную речь, но Анна её опередила:
- Ира, исчезни, - железным тоном произнесла она, и Ирине не оставалось ничего, кроме как раствориться в лифте где-то в направлении первого этажа.
- Алексей, я Вас уже просила, и пыталась объяснить, что так не стоит делать. Но видимо, в порыве чувств, вы были увлечены не тем, чтобы понять суть моих слов, а тем, что они в Вас вызывают. Вы слушали меня, а слышали то, что хотели. Извините, но о какой любви в таком случае может идти речь? Простите ещё раз, но я не принимаю Вашего предложения, и даже не испытываю радости на этот счёт. Мне не льстит и не забавляет эта ситуация. Мне очень грустно и больно, что мы так и не смогли достичь понимания, что дружба наша оказалась незрелым порывом чувств, и что всё это я должна говорить Вам на лестничной площадке в подъезде. Прошу меня извинить.
Выдав эту длинную речь, Анна поспешила скрыться в квартире, прежде чем я пришёл в себя.
В этот день я впервые позвонил друзьям с момента переезда. Утешал тот факт, что сегодня пятница и можно не заботиться о том, что завтра на работу. Мы сидели в баре, и я понял, что не хочу с ними делиться тем, что гложет. Не потому, что беспокоюсь о своей репутации, которую может омрачить столь разгромный отказ, а скорее из-за того, что сам я не окончательно ещё смог осознать всё то, что говорила Анна ранее, о любви, о верности, о счастье… Наши с ней взгляды всё же больше совпадают, чем расходятся, от того, мне так легко принимать её слова, но в парнях я настолько не уверен. Я знал, что стоит им сказать, что причиной моей боли очередной раз является женщина, как они начнут занижать её образ, говорить, что оно того не стоит, пытаться выставить её в скверном свете, чтоб уменьшить мою боль. Я не мог позволить им даже произносить её имя в неосторожной беседе.
Парни расценили мою боль, как очередной приступ горя о разводе, и невольно возвращали меня к замкнутому кругу бесконечных сравнений «Кристина – Анна».
Мысли об Анне оказались сильнее алкоголя и шумной компании. Напиваться до беспамятства я никогда не любил, и не считаю это достойным, но надеялся, что смогу отвлечься. Мой мозг не был согласен с этим, и подчёркивая бесполезность данной затеи, память зациклено повторяла одни и те же моменты общения с Анной.
Мучительно тянулись пустые дни, складываясь в такие же пустые недели. Я старался загрузить себя работой, дома бесконечно находил себе занятия, читал, старался освоить искусство кулинарии, перебрал все свои вещи и безжалостно выкинул всё, что хоть немного вызывало подозрения, решил больше времени уделять спорту, но что бы я ни делал – за спиной невидимым призраком всегда стояла Анна. Её светлые пронзительные глаза, смотрели мне в душу, задавая один вопрос: «Зачем ты это делаешь? Для кого?»
Так ли я глуп, что не в состоянии выполнить просьбы этой странной девчонки, или же всё гораздо сложнее…
Мне захотелось извиниться перед Анной за мою выходку, но попадаться ей на глаза желания не было. Мы встретились на первом этаже, по пути домой, с нами в лифт забежала шустрая старушка, с верхнего этажа, и, сдержанно поздоровавшись, мы ехали молча. Но едва лифт с протяжным скрежетом продолжил движение я заговорил:
- Анна, прошу Вас, позвольте мне извиниться за мою выходку. Пожалуйста, постарайтесь простить мне…
- Я не злюсь, равно, как и не хочу играть вашими чувствами и ранить Вас. Я не уверена, что Вы полностью осознавали свои действия, Вас заполнил восторг, который Вы приняли за желание создать со мной семью. Я Вас давно уже предупредила, что это не возможно.
- Я много думал над Вашими словами. Я и вправду был весьма эгоистичен, понимая Ваши слова лишь так, как мне самому этого хотелось, - начал я и понял, что сильно смущён, удивительно спокойной и сдержанной реакцией Анны. Ожидая возмущения, скандала, игнорирования, но никак не спокойного общения, я забыл всё, что хотел сказать. Мысли разбились фейерверком, и отказывались складываться в слова.
- Не поймите это превратно, но, похоже, у Вас это входит в привычку – обсуждать столь серьёзные темы в подъезде. Давайте зайдём в квартиру, и поговорим за чаем? – спокойно предложила Анна, и мне показалась в её голосе тень усталости.
И я снова устыдился своей торопливости и нетактичности. Женщина идёт с работы, а я заставляю её стоять в холодном подъезде.