Хлопанье складных столешниц, чем-то похожих на старые ученические парты, шелестящий «белый шум», производимый множеством подошв, вынужденных двигаться медленно, именно потому что их много, обрывки реплик, еще соотносящихся с услышанным и чей-то искренний смех, уже не имеющий к этому никакого отношения, наконец возвестили об окончании лекции. Вадим и его неожиданная спутница медленно и молча продвигались к выходу в общем потоке. На пороге аудиториума она наконец повернулась к Вадиму и сказала, в очередной раз наградив его пристальным изучающим взглядом больших серых с зеленоватым оттенком, глаз.
- Я думаю, вам лучше присоединиться ко мне. Тем более, если я права – выбор у вас, кажется, небольшой.
- Ну если уж вы так много обо мне знаете, объясните где я нахожусь.
- Идемте. Ну что ж, простой и ясный вопрос выдает скорее ясность ума, а не болезненную «неадекватность», а главное дает возможность так же просто и ясно ответить. Вы находитесь в Израиле, в южном Негеве, во Всемирном институте Изучения Временных Аномалий (ВИВА), созданном примерно сто лет назад блестящим ученным, непревзойденным гением Зеэвом Сукерник, на базе одной из лабораторий Института Судьбы. Аудиториум, в котором мы только что были носит имя его родителей: Йорама и Ребекки Сукерник. А это моя лаборатория.
Сделав неопределенный жест рукой у центра прямоугольного в человеческий рост углубления в стене, она провела его через открывшийся проем в небольшой уютный кабинет. Столь же странным движением включив компьютер и торопливо пролистав почту, она наконец открыла файл со старой, явно отсканированной с бумажного оригинала, чёрно-белой фотографией. Вадим узнал ее раньше, чем успел разглядеть. Это было неправдоподобно давно. На следующее утро после первого знакомства с Гончаром, когда они уже собирались ехать в аэропорт, Йорам вдруг обратил внимание на старый дагерротип в гостиной, рядом с каминной полкой, разбитой столь благополучно-неудачным, но от этого не менее роковым выстрелом. Заметив его удивление, Гончар широким жестом предложил им задержаться.
- Еще минуту, господа. Не буду утомлять вас историей этого артефакта, но смею уверить – он не только аутентичен, но и в прекрасном рабочем состоянии.
Последовавшее далее предложение это проверить, странным образом ни у кого не вызвало возражений. Даже у Ури. Выйдя на террасу, они с удовольствием подставили лица яркому солнечному дню, на фоне, стилизованного под Венский Бельведер легендарного Евгения Савойского, пейзажа …
* * *
Приближался канун нового 1934 года. Позади остались суматоха поспешных сборов, перебранки с поставщиками, доставлявшими снаряжение для экспедиции, неожиданно неторопливое, как некая передышка, плавание через Атлантику, наполненное томительным ожиданием и уже несколько месяцев тяжелой изнурительной работы на раскопках в южной оконечности подмандатной Палестины, под палящим зимним солнцем Тимны.
Все это время Йорама не оставляло ощущение, что он оказался в каком-то старом кино-нуар в стиле Хамфри Богарта. Но он оказался не в кино. Он оказался в городе Цинциннати, штат Огайо, в начале осени 1933 года. Растерянно озираясь по сторонам в попытке осознать, что же произошло, где, а главное – КОГДА, он очутился, Йорам увидел приближающихся к нему спортивно-энергичной, походкой двух мужчин что-то ожесточенно доказывающих друг другу. Нечто неуловимо общее было в их облике, что в то же время отличало их от остальных. Явно «нездешний» загар покрывал явно «нездешним» ветром обветренные лица, увенчанные шляпами «а-ля Богги», а «ожесточенность» спора, как следовало из долетавших до него обрывков фраз, была формой выражения согласия. Йорам невольно улыбнулся этой особенности ведения диалога, напомнившей ему жанровые сценки из рассказов Шолом-Алейхема.
- А скажите, юноша, - вдруг спросил, поравнявшись с ним и заметив его улыбку, один из «спорщиков» - вы давно были в Палестине?
- Вы хотели сказать «в Израиле» ?! – С вызовом ответил Йорам, еще не совсем осознавший координаты места-ВРЕМЕНИ.
- Слушай, – обратился тот к своему собеседнику – мне положительно нравится этот молодой человек. А хотите вернуться в свой «Израиль»? – Снова обратился он к Йораму.
- Да! – Совершенно искренне ответил Йорам, невольно вкладывая в этот ответ категоричность смысла, недоступного, но очевидно угаданного его неожиданными собеседниками.
- Ну что ж, если ваше деловое расписание не слишком загружено на ближайшие полгода, присоединяйтесь к нашей экспедиции – у нас как раз осталась вакансия. Меня зовут Нельсон Глюк, а это – он указал поворотом головы в сторону своего собеседника – мой друг и коллега, Сайрус Гордон.
Выражение лица Йорама теперь заставило улыбнуться их. Эти имена были частью повторяемой с почти мистическим благоговением мантры - Олбрайт-Петри-Гордон-Глюк, «вдавленной» в сознание на «генетическом» уровне еще в школьные годы. С этими именами были связаны ВСЕ, или почти все, сколько-нибудь значительные археологические находки в «Библейском» ареале, сделав их заслуженно легендарными еще при жизни.
В экспедиции ему досталась роль «помощника»: помощника начальника экспедиции, помощника администратора, помощника кладовщика, а иногда и «помощника» грузчика. На раскопках он выполнял обязанности помощника фотографа, составляя из находок «инсталляции» для фотографий, наиболее полно отражающие результаты их работы.
- Можно категорически утверждать, что ни одно археологическое открытие ещё никогда не противоречило данным Библии. – Глюк обвел присутствующих своим «фирменным» взглядом, содержащим одновременно и усталую готовность к драке, и наивную детскую надежду наконец-то быть услышанным. – Было проведено множество исследований, которые в общих чертах и в деталях подтвердили библейский взгляд на историю.
Неправдоподобно яркие звезды на пугающе низко нависшем над долиной небесном своде, просвечивали сквозь ткань шатра. Окружающее пространство было наполнено таинственными шорохами, отдаленным криком гиен, слишком резко сменившим дневной зной холодом зимней ночи, да еще ощущаемой на физическом уровне бесконечностью ВРЕМЕНИ, которым дышала, которым жила загадочная, прекрасная, по-язычески «порочная» Тимна.
- Одним из результатов научного подвига Шлимана – подхватил эстафету Гордон – является то, что он сломал снобистское отношение академической науки к СЛОВУ. Не рукописи, как «предмету материальной культуры», а ее, рукописи, СОДЕРЖАНИЮ, как историческому артефакту. «Илиада» привела Шлимана к развалинам Трои, но президент Соединенных Штатов Америки приносит присягу не на «Илиаде». Он приносит ее на Библии. Так почему же наши коллеги академики так яростно отрицают само право археологии подтверждать Библейские сказания? Неужели эпос полумифического грека заслуживает больше доверия, чем Святая Книга? Только потому что Ветхий Завет описывает историю евреев?!
Внезапно полог шатра приподнялся и на его пороге, подобная ночному видению Тимны, появилась женщина. Даже широкая полевая форма не могла скрыть ее по-юношески стройную фигуру и одновременно зрелую женственность форм, увенчанных красивым смуглым лицом с «филигранной работы» гармоничными чертами. Встреченным на улице, вслед таким женщинам оборачиваются, почти невольно.
- Эмма?! – С искренним удивлением воскликнул Глюк. – Мы ждали тебя только завтра. Как ты добралась?
- Благополучно. – Печально улыбнувшись, ответила женщина, названная Эммой, в которой, с неприятным холодом где-то под ребрами, Йорам узнал Ребекку.
- Знакомьтесь, господа – Глюк широким жестом обвел присутствующих – Эмма Блюм, египтолог. Да вы наверняка о ней слышали – именно ее непревзойдённой интуиции я (да и не только я) обязан многими из своих находок. Откуда ты? Слышал ты была в Европе.
- Из Германии. – К «встроенной по умолчанию» грусти в ее огромных миндалевидных глазах, добавилась мрачная тяжесть недавно пережитого. – Надвигается что-то страшное.
- Да, мы слышали о погромах.
- А теперь представьте, как эти животные запускают проект «Аненербе» - «наследие предков». Практически, это попытка милитаристской утилизации мистических знаний.
- Ну это, скорее, хорошая новость, чем плохая. Ни о чем, кроме патологического идиотизма, она не свидетельствует.
- Не разделяю вашего оптимизма. – Эмма обвела присутствующих напряженно сосредоточенным взглядом. – Я не нахожу рационального объяснения охватившей целую нацию тотальной истерии. Мы знакомы? – Вдруг спросила она, повернувшись к Йораму, который все это время, как завороженный, был не в силах отвести от нее глаз.
- Вы очень похожи на одну мою знакомую. – Почти выдавил из себя Йорам. – Ее зовут Ребекка.
Эмма с вежливым безразличием пожала плечами.
- У нашего юного друга – заговорил Глюк, посчитав себя обязанным разрядить возникшее напряжение – очень своеобразная система ассоциаций. Не думаю, что где-то существует женщина, хотя бы отдаленно похожая на тебя, - его глаза, обращенные к Эмме непроизвольно наполнились восхищением и нежностью – но что касается археологии, его идеи бывают весьма любопытны.
«Значит это не Ребекка, - лихорадочно проносилось в голове Йорама – но это ОНА. А точнее ее воплощение, соответствующее «перезагрузке» ЭТОГО времени».
- Не поделитесь? – В глазах Эммы наконец возник предметный интерес. Она будто увидела его впервые.
- Ну я думаю, наш многоуважаемый шеф несколько преувеличил сенсационность моих догадок. Добыча здесь меди в промышленных масштабах связана со становлением 18-й династии египетских фараонов. Взаимоотношения «труда и капитала» в те времена были простые: капитал зависел не от труда, а от умения угодить фараону, а труд был рабским.
- Логично, но банально. Во всяком случае – пока. – Из взгляда Эммы наконец ушла та пугающая угрюмая тяжесть, а глаза засветились «драчливым» задором.
- Согласен. Пока. Итак, труд был рабским везде. Кроме Тимны. Это место – аномалия и не только геологическая, но и социальная. Я думаю, мы имеем дело с первым в истории «предприятием высоких технологий». По тем временам, разумеется. Основанная на наших находках, реконструкция «производственной цепочки» указывает на сложный технологический алгоритм с применением совершенно уникальных инженерных решений, которых не было ни на одном другом таком руднике. Участие в таком процессе требовало мастерства и навыков, приобретаемых с опытом, а значит не могло быть построено по принципу «человеческой мясорубки». Это требовало совершенно иной «кадровой политики». У нас есть основания полагать, что количество одновременно находившихся здесь людей в два-три раза превышало количество «рабочих мест», а это значит, что они работали посменно и скорее всего – ночью. Об этом говорит обилие найденных нами светильников, что тоже укладывается в мою гипотезу: стоять в пятидесятиградусную жару, под палящим солнцем у пылающей печи – занятие не очень полезное для здоровья. Остатки жилых помещений больше напоминают «хостел» чем барак. А главное – «председатель совета директоров» этого предприятия, с самого начала имел точную «технологическую документацию», совершенно нехарактерную для той эпохи. Если бы нам удалось ее найти – это стало бы ключом к пониманию многих тайн того времени. А может быть – лишь еще одной тайной, но очень красивой. Как бы то ни было, все это позволило маленькой Тимне почти полностью удовлетворять потребности в меди огромной империи. Даже на пике ее расцвета, в правление Аменхотепа III – фараона ИСХОДА.
- Упс. – Глаза Эммы наконец засветились совершенно неподдельной радостью, которую она как бы предлагала разделить всем присутствующим. – Господа, из какого культурного слоя вы раскопали этот артефакт?
- Аменхотеп III – фараон ИСХОДА?!! – Воскликнули хором Глюк и Гордон. – Молодой человек, из каких комиксов вы почерпнули это «откровение»?
- Ну почему же «комиксов»? – Заговорил молчавший все это время фотограф экспедиции, невысокий, лет сорока, несколько замкнутый человек, суровое лицо которого оживлялось лишь, когда он говорил об истории или о Святой Земле и становилось совсем одухотворенным, когда речь заходила об истории Святой Земли. – Найти бесспорный артефакт, подтверждающий Библейскую историю Исхода – мечта любого археолога. И если этого до сих пор не произошло – может быть не там искали, а не потому что его не было? Предлагаемый на эту «должность» Рамсес II, видимо был выбран по принципу «королей и капусты»: в истории его правления есть все, что угодно, кроме соотношения с Исходом, даже по датам правления. Фараон Исхода погиб, преследуя евреев при чудесном переходе через Ям Суф (Красное море). Дату смерти Аменхотепа III мы знаем достаточно точно – 1351 г. до н.э. Масоретская традиция определяет дату Исхода, как 1312 г. до н. э. Но текст, на основании которого исчисляется эта дата, допускает разночтения, так что сорок лет вполне укладываются в «погрешность вычислений».
- Спасибо. – Йорам посмотрел на него с искренней благодарностью. – Но я исходил из ассоциаций гораздо более дилетантских и общедоступных. Старший сын фараона умер еще при его жизни – проклятие первородных сыновей. А младший, Эхнатон, был так потрясен увиденным, что, придя к власти, затеял «амарнскую реформу», т. е. переход к монотеизму, хотя не имел к тому ни сил, ни достаточной харизмы. А главное – понимания сути «предмета»: затеянная им реформа была попыткой заменить многих идолов одним, а это не совсем то, что он ВИДЕЛ. К Единому и Живому Богу это отношения не имело, потому его затея изначально была обречена.
- Но во второй книге Пятикнижия, Исход описывается как явление космогонического масштаба. –Заговорил Гордон. – Простите за банальность, но представляется маловероятным, чтобы такое событие не оставило следа хотя бы на клочке папируса.
- Ну это, как раз объяснить проще всего. – Задумчиво ответила Эмма. – Вы когда-нибудь видели триумфальную стелу или «хотя бы клочок папируса», описывающие поражение или неудачу фараона, любого фараона? Говорить об этом, а не то что – писать, было опасно для жизни. В данном же случае речь идет не просто о поражении, а о поражении УНИЗИТЕЛЬНОМ, при том, что самообожествление Аменхотепа III и наследовавшего престол Эхнатона принимало просто болезненные формы. Но «какое-то» упоминание все же есть и относится оно именно к этому периоду, смене власти, воцарению на престол Аменхотепа IV или Эхнатона. Подобные события всегда сопровождаются волнениями завоеванных провинций, пытающихся «воспользоваться моментом». Но есть одно упоминание, которое в эту схему не укладывается. Говорится в нем о некоей загадочной общности, неизвестно как и откуда возникшей у синайской границы империи и двинувшейся не НА фараона, а ОТ него (что и позволило писцам зафиксировать это событие) – в древний Ханаан, т. е. в точности по Библейскому маршруту Исхода. Называется эта общность хапиру – презренные, или абиру –рабы. Евреи, согласно книге «Исход», действительно были рабами, но у древних египтян были и другие, гораздо более употребительные слова, обозначающие раба. Судя по всему, они подобрали фонетический аналог, наиболее близкий к самоназванию этой общности. А теперь вспомним о взаимозаменяемости звуков «б» и «в» в семитских алфавитах и мы получим «авиру», что пишется практически так же как «иври» - евреи, которые могли «появиться» у синайской границы империи, только выйдя из самой империи.
- Поздравляю, господа. Мы не решили проблему, но только что сформулировали теорию, не противоречащую существующим фактам. Совсем неплохо?
- Как вас зовут? – Спросила Эмма, повернувшись к Йораму.
- Йорам.
- Ну что ж Йорам, добро пожаловать в клуб. Поздравляю.
- Поздравляю, господа! – Воскликнул завхоз Барух, все это время, как завороженный, слушавший участников беседы. – Поздравляю с новым, 1934-м годом. Теория ваша, как я понимаю, спорная, а вот мое шампанское абсолютно настоящее.
«Сухой» хлопок и холодное кипение золотистой жидкости, разливаемой в алюминиевые кружки, создали тот эмоциональный контраст, ту «химию», то волшебство физически ощущаемого истечения ВРЕМЕНИ, что называется праздником «НОВЫЙ ГОД». Впереди их ожидали … Впереди их ожидал новый день, наполненный тяжелой изнурительной работой на раскопках под палящим зимним солнцем Тимны и томительным ожиданием ЧУДА.
Беседа. Фрагмент двенадцатый.
- С новым годом, господа!
- С наступающим …