Комплекс Электры

   
    
        Лера не выдержала и обернулась, но  Вадим уже скрылся за углом. Где-то в глубине души таилась досада, что свидание их закончилось так быстро. Время-то детское, всего половина одиннадцатого. Но завтра первое сентября, им обоим с утра в институт. Казалось бы, что тут такого, подумаешь, в институт! Но как говорил папа, первый студенческий день – это как первая брачная ночь. Ну, или почти.
   Девушка вошла в тёмный подъезд. Опять лампочка не горит! Держась левой рукой за шершавую стену,  двинулась к лестнице. Вдруг на лицо ей легла потная ладонь, зажимая рот, другая ладонь сдавила хрупкую девичью шею. Лебединую, как говорил папа…

 - Всё равно ведь сознаешься.
 Говоров смотрел на Вадима даже с некоторым сочувствием.
 - Что, пытать будете? – с вызовом спросил Вадим.
- Пытать – это не актуально, - улыбнулся дознаватель. – Посидишь в камере с подследственными. Знаешь, как они к таким как ты относятся?
 - Откуда мне знать? Я в камере не сидел.
- Вот и узнаешь. Дежурный!
 - Не слишком ли ты палку гнёшь, а Сергей? – спросил Говорова, сидевший за соседним столом сорокалетний Косырев после того, как парня увели.
 - Да вроде не в детском саду работаем. Это тебе, Степаныч, полгода до пенсии, а мне ещё пахать да пахать.
 - А причём тут пенсия?
 - Близость пенсии расслабляет.
 - За себя говори Серёжа. Я расслаблюсь, когда работать перестану.
 - Ты чего, Степаныч, обиделся?
 - На обиженных воду возят. Я тут давно работаю, всякое повидал. Чутьё моё мне подсказывает, не мог пацан этот такое сотворить. Ну, задушить в состоянии аффекта, ещё, куда ни шло. А потом  тело покромсать на части мог только больной на голову. А парень этот с виду нормальный.
-  С виду мы все нормальные, - усмехнулся Говоров. – А чутьё твоё к делу не пришьёшь.
 - И много ты к делу пришил? У тебя же улик никаких! Кроме того, что этот Вадим Селиванов проводил девушку до дома. Стояли под окнами целых полчаса, родители девушки их видели. Ну, скажи, зачем убийце так светиться? Мог и в парк завести и сделать своё дело в кустах. Парк недалеко, да и мест там укромных полно.
 - А у меня кроме этого Селиванова больше никого нет. Так что буду работать с тем, кого имею. Вернее, кого в камере сейчас поимеют.
  И засмеявшись собственной шутке, Говоров вышел из кабинета.

Через неделю Вадим Селиванов трясущимися руками подписывал протокол.
 - А ведь это не первое твоё убийство? – спросил Говоров.
 - Что? – парень поднял на оперативника красные глаза.
 - Ничего, первый раз признаваться всегда страшно, - похлопал тот его по плечу. – Потом идёт как по маслу.

- Приговорить подсудимого Селиванова Вадима Викторовича, обвиняемого по статье сто пятой, глава шестнадцатая, пунктам А и Д…
  Вадим стоял и слушал приговор, но мыслями был далеко. Вечер 31 августа прошлого 1995 года. Они стоят с Валерией и держатся за руки. В серых глазах девушки отражается свет уличного фонаря…
 - К исключительной мере наказания - смертной казни!
 Ничего этого он не слышал. Не видел, как съехала со стула, схватившись за сердце мать. Как побледневший отец трясущимися руками пытался привести её в чувство.
 
 Косырева вызвали к начальству.
 - Ты что же, Алексей Степанович всё не успокоишься. Говорову работать мешаешь. А он, между прочим, большое дело сделал. Маньяка поймал, многих девушек спас.
 - Товарищ полковник, судмедэксперт сказал мне, что убийца левша. Девушек он душил левой рукой. И когда трупы кромсал, тоже бил слева направо. А подозреваемый подписывал протокол правой.
 - Какой судмедэксперт тебе сказал? – нахмурился полковник. - Петров? Это когда он тебе сказал? На вашей очередной попойке? А ты должен знать, что есть люди, которые одинаково владеют обеими руками. Всё – успокойся! На тебя, между прочим,  приказ уже подписан. Так что, сдавай дела и на заслуженный отдых.

 - Заключённый встать! Лицом к стене! Сел на табурет!
 Щёлкнули наручники, пристёгивая руки Вадима к трубе. Такая процедура совершалась почти каждый день. Либо шмон, либо ответ на кассационную жалобу, либо…  О третьем «либо»  думать не хотелось.
  Но сегодня было именно третье. Ему сообщили, что президент подписал указ о приостановке смертной казни, и его этапируют в исправительную колонию особого режима номер пятьдесят шесть. И уже на этапе он узнал, что везут в известный в узких кругах «Чёрный беркут».
  - Чёрный беркут что ж ты вьёшься над моей головой, - стучали колёса. Хотя, кажется, в песне было про ворона.
 Вот так для  Вадима Селиванова началась взрослая жизнь. И хорошо, что хоть началась!

 Косырев сидел в старом, рассохшемся кресле перед телевизором и дремал. Показывали вечерние новости, и Алексей Степанович уже собирался перебираться в кровать, как диктор индифферентно сообщил, что на Северном Урале из-за технической неисправности железнодорожного полотна сошёл с рельсов поезд, перевозивший заключённых. К сожалению, не обошлось без жертв. Косыреву почему-то расхотелось спать. Он смотрел на экран, где среди скал и огромных хвойных елей лежали на боку два вагонзака. Кроме мысли о всероссийском бардаке, закралась другая; что авария эта каким-то боком коснётся его.

  Вадим что есть силы, вцепился в решётку. Скрежет был такой, что хотелось заткнуть уши, вот только руки были заняты. Он не знал, сколько раз перевернулся вагон, потому что потерялся в пространстве. Затем он почувствовал сильный удар, и через какое-то время наступила тишина.
  Немного придя в себя, Селиванов увидел, что острый скальный выступ пробил крышу вагона. В большую дыру заглядывало голубое июньское небо. А Вадиму вдруг до дрожи захотелось туда, к этому небу. Почему он должен целых двадцать пять лет сидеть в камере, гулять по узкому каменному коридору и видеть над головой небо сквозь решётку? Неужели он заслужил такое?  В детстве бабушка рассказывала ему, что дети могут страдать за грехи своих родителей до третьего поколения. Но он уже получил свою долю страданий. Убили девушку, к которой он только  начал испытывать чувства. И его же обвинили в  убийстве. Жизнь пошла наперекосяк, так и не успев начаться. Он ещё не знал, что мать слегла с инфарктом в больницу, из которой она уже не выйдет.
  Но сейчас ему хотелось одного – свободы! И он полез в эту дыру, разрывая одежду, в кровь, раздирая плечи и бока.
  Прохладный июньский воздух Северного Урала ожёг горло и лёгкие, словно он выпил неразбавленного спирта. Голова закружилась, и он чуть не свалился с трёхметровой высоты на острые скалы. Рядом стояла большая ель, приглашающе протянув к нему свои мохнатые лапы. Из поверженного вагона раздавались ругань и стоны, а Вадим, оттолкнувшись, прыгнул в густые, пахнущие хвоей, объятья.



Пять лет спустя.

  Капитан Говоров вышел из автобуса. Асфальт плавился от жары, пахло бензином и чебуреками.
 - «А дома-то как хорошо!» - подумал Сергей, закуривая сигарету. – «И самое главное – не стреляют».
  Закончилась его вторая командировка на Кавказ. Будут ещё командировки, потому что холостого капитана посылали чаще других. Да и он ехал не то чтобы охотно, но без ропота. Даже внутреннего.
 После того, как он взял «районного маньяка» убийства прекратились. Но ненадолго, даже года не прошло. Примерно в то же время, когда Вадиму Селиванову вместо расстрела «впаяли четвертной», случилось третье убийство молодой женщины. Почерк тот же; смерть от удущения, глумление над уже мёртвой жертвой, следы спермы на истерзанном теле. Затем ещё два. Оперативники сбились с ног, но Левшу так и не поймали. А Говорову стал часто сниться этот Селиванов. Ничего не говорил, просто смотрел просяще. И всё это после того, как Сергей узнал про катастрофу на железной дороге, в которой среди погибших числился и Вадим.
  Но на Кавказе Селиванов ему не снился. Снилась мать, маленькая сестра, которой уже нет, а Селиванов не снился. Наверное, поэтому и ехал Сергей под пули.
  Идти в пустую квартиру не хотелось, хотя за три месяца вроде бы должен соскучиться по родным стенам. Но сейчас душа требовала, чтобы её владелец утолил голод, а в квартире из еды кусок заплесневелой колбасы в холодильнике. И то, если мыши не съели.
  Эту дешёвую закусочную на железнодорожном вокзале Говоров знал лет десять. В своё время здесь часто собиралась районная «братва».  Сергей вместе с другими оперативниками участвовал в облавах, когда ещё никакого ОМОНа и в помине не было. Он вспомнил, как на него с ножом бросился восемнадцатилетний отморозок. Косырев одной рукой перехватил вооружённую руку бандита, выкрутил так, что раздался хруст. Нож со звоном упал на кафельный пол, а следом и его обладатель.
  А когда он последний раз видел Степаныча? Где-то полгода назад несколько минут поговорили по телефону. Капитан подозревал, что не очень хочет его видеть старый опер. И знал, что из-за того же Селиванова.
  Сергей заказал салат, котлету с гречневой кашей, бутылку водки. Решил посидеть здесь часов до десяти. Ну, а дома принять душ и на боковую, завтра с утра ему в отдел.
  Наполнил стограммовый стакан до краёв. За тех, кто не вернулся, подумал про себя, поднося водку ко рту. Но перед глазами почему-то встало лицо Селиванова. А тут через столик от него сидел бородатый мужик и смотрел не мигая.
 - Я тебе денег должен? – зло обратился к нему капитан.
 Бородач, молча, встал и подошёл к его столику. Сел, не спрашивая разрешения.
 - Деньги – это бумага. А ты должен мне жизнь.
- Селиванов! – вгляделся Сергей. – Я слышал, ты погиб.
- Я тоже, - парировал Вадим. – Похоже, слух был ложный.
- Если бы ты ко мне не подошёл, - после некоторого молчания произнёс Сергей, - я бы тебя ни за что не узнал.
 - Из-за бороды?
 - Не только. Лицо у тебя стало другим.
 - Ещё бы, - горько усмехнулся Вадим, - у меня сейчас другое не только лицо, но и жизнь.
 И он посмотрел на Говорова тем взглядом из снов.
 - В той жизни я, наверное, должен был стать мужем убитой Леры, а ты сделал меня её убийцей.
 - Давай выпьем.
 Сергей попросил у официанта второй стакан.
 - Я не пью, - ответил Вадим.
 - Со мной, или совсем?
 - Только чай и воду. Я жил в деревне у староверов, а алкоголь у них под запретом.
 - А я выпью.
 Говоров залпом опорожнил свой стакан.
 - Ты должен, - тихо произнёс Вадим.
 - Я знаю! – рявкнул капитан. – Я должен тебе жизнь.
 Он вновь наполнил стакан, но Селиванов отодвинул его.
 - Ты должен…  мы должны найти настоящего убийцу.
А капитан вдруг без вожделения посмотрел на полный стакан.
 - Ты давно в городе? – спросил он.
 - Два часа назад приехал.
 - Значит, наша встреча – случайность?
 - Ты знаешь, последние пять лет я не верю в случайности.
 - Куда пойдёшь?
 Сергей знал, что идти Селиванову некуда. После смерти жены его отец продал квартиру и исчез из города.
 - Лето на дворе. А я за пять лет, где только не ночевал. Но всё больше на свежем воздухе. Так что – не привыкать.
 - Пошли, - поднялся Говоров из-за стола.

 - Зацепка у нас одна, - Сергей затушил в пепельнице уже третий за этот утренний час окурок, - дом, где убили Валерию Злотникову. Вся надежда на то, что кто-то видел убийцу.
 - Пять лет прошло, - произнёс Вадим, а в этом доме уже тогда больше половины пенсионеров жили. Может кто-то  Богу душу отдал, а кто-то по старости и не вспомнит.
 - Ладно, я поехал в отдел командировочные документы сдавать. А ты сиди в квартире, на улицу ни ногой. К пяти, думаю, вернусь, пойдём опрашивать.
  Решили сначала обойти квартиры, окна которых выходили на улицу, где Вадим в тот злополучный вечер прощался с Лерой. Если всё это не даст результатов, то и остальные квартиры. Дом был трёхэтажный и с двумя подъездами, по девять квартир в каждом.
  Первый визит Говоров решил нанести в квартиру Лериных родителей на втором этаже. Вадим ждал его сидя на лавочке.
  Дверь открыла молодая женщина. Сказала, что квартиру с мужем купили более трёх лет назад через агентство. Прежних хозяев в глаза не видели и ничего о них не знают.
 На первом этаже Сергей долго звонил в первую квартиру, но дверь ему так и не открыли. В соседней квартире дверь открыла шестнадцатилетняя девчушка. Кроме неё дома была 85-летняя старуха, прабабка девушки-подростка, которая по её словам  вот уже лет семь не встаёт с постели и страдает старческой деменцией. Слово деменция девчушка произнесла с явным удовольствием.
Минут через сорок Говоров вышел из девятой квартиры на третьем этаже. Там проживал старичок, имеющий в наше время редкую профессию; он ремонтировал раритетные часы. В окно, естественно, смотреть ему недосуг, да и видна из его окна только противоположная сторона улицы.
 - Да вы бабу Сашу спросите, - посоветовал часовых дел  мастер. – Александру Егоровну. Она в первой квартире живёт.  Всю войну в разведке прослужила, так что её наблюдательности любой позавидует. Да и с памятью у неё лучше, чем у молодых. Только она в деревне сейчас до сентября.
 Вадим Селиванов всё это время сидел на лавочке.
  Говоров присел рядом, закурил.
 - Обошёл восемь квартир, результат нулевой. А во втором подъезде, думаю, шансов ещё меньше.   Так что вся надежда у нас на эту разведчицу, бабу Сашу. Мне жилец из девятой квартиры её деревенский адрес дал.
  Говорову после командировки дали три дня отгулов, и на следующее утро они с Вадимом пылили по дороге на стареньком капитанском БМВ. Деревня Черемисовка находилась в юго-восточном «углу» области. По российским масштабам ехать было недалеко, всего-то девяносто пять километров. Уже в десять утра они остановились у скромного, но добротного деревянного дома. В огороде увидели и бабу Сашу, Вадим сразу узнал старушку.
 - Здравствуйте! – поздоровался он через забор.
 Пожилая женщина разогнула спину, взглянула на Селиванова, приложив ладонь козырьком.
 - Здравствуйте, коли не шутите. Вы по мою душу?
Подойдя к забору, она цепко оглядела обоих мужчин.
 - А тебя я знаю, - обратилась к Вадиму. – Ты с Валерией из четвёртой квартиры встречался, Царствие ей Небесное.
 - Вот об этом мы и хотели с вами поговорить, - вступил в разговор Говоров.
 Вскоре они сидели в гостиной комнате, где баба Саша угощала их чаем с вареньем.
 - Как же, помню я тот вечер! Они как раз под моими окнами и стояли. Ничего не могу сказать – вели себя прилично. Потом, вот он, попрощался, завтра, говорит, в институт. Я ещё на часы посмотрела, половина одиннадцатого было. А Лера, по лицу видела, ещё постоять с ним хотела. Ну, стало быть, он направо, она налево. А утром, вот, нашли её девоньку.
  Голос у бывшей разведчицы задрожал и она всхлипнула.
 - Александа Егоровна, а не заметили вы ещё кого-нибудь? Может до того, как Вадим с Лерой расстались, может сразу же после.
 - Ну, до того никого постороннего я не видала. А после? А после спать я пошла.
  - Вспомните, пожалуйста, может, слышали что? – попросил капитан.
 - А чего мне вспоминать, я, чай, память ещё не потеряла! Минут через десять, слыхала сквозь дрёму-то, как подъездная дверь хлопнула. Но тот, кто вышел, мимо моих окон не проходил. Он, должно быть, вышел, да и направо повернул. Ой! - прикрыла старушка рукой рот. – Так это, стало быть, убийца!
 - Но должен же он был с улицы в подъезд войти!  Подъезд ведь не сквозной!
 - Да не было никого посторонних! Милиционер в штатском часу в девятом приходил в девятую квартиру.
 - А почему вы решили, что это был милиционер, - насторожился Говоров, - раз он был в штатском?
 - Так наш часовщик Кирилл Палыч из девятой его и вызвал. Кто-то в его квартиру дверь пытался взломать, а он этого милиционера давно знает. Мужик, говорит, толковый и честный, не то, что нынешние.

 - Какой работник милиции был у вас в тот вечер, когда убили Валерию из четвёртой квартиры? – накинулся на часовщика Говоров, ещё не переступив порог.
 - Оперативник из вашего райотдела. Мне, понимаете ли, показалось, что кто-то пытался влезть в мою квартиру, а у меня тут часов на сотни тысяч. Долларов, разумеется.
 - Назовите его фамилию!
 - Косырев Алексей Степанович.
 Капитан прислонился к стене.
 - Вам нехорошо? Может воды?

 Они сидели в квартире Говорова, пили чай.
 - Степаныч вышел из квартиры часовщика в начале одиннадцатого, а баба Саша слышала стук двери где-то в десять сорок…
 - Подожди, капитан! – остановил его умозаключения Селиванов. - Убийца левша, а ты говоришь, Косырев писал правой.
 - В том кафе, где мы с тобой встретились, как-то брали мы ребят бедовых, которые в розыске были. Так вот, один, пацан совсем, с ножом на меня бросился. Степаныч его своей левой за руку перехватил, да так выкрутил, что тому гипс на лучевую кость накладывали. Но в любом случае с тем, что у нас есть, к следователю не пойдёшь, засмеют.
 - Я где-то читал, - неуверенно начал Вадим, - что маньяки выбирают жертв по какиму-то общим признакам.
 - Значит, эти признаки надо найти, - подвёл итог Сергей.
 Левшу искали вот уже пять лет, и капитан все пять жертв знал, как бы знал, наверное,  своих дочерей, если бы они у него были.  Самой младшей, Валерии Кретовой исполнилось восемнадцать за две недели до гибели. Старшей, Оксане Назаренко, должен был исполниться двадцать один год, но ровно за день до дня рождения её убили. Три девушки учились в вузах, две окончили техникум,  и работали. Так что же у них общего?
  Вечером они пили чай на кухне и Говоров рассказывал Вадиму о четырёх убитых девушках. Парень с напряжённым вниманием слушал, что-то помечал у себя на листке бумаги.
 - Я ведь тогда в медицинский поступил, - тихо произнёс он, когда Сергей закончил, - психиатром хотел стать. Может быть бред, конечно. Но ты слышал что-нибудь о «комплексе Электры»?
 - Нет, - признался капитан.
 - Это из древнегреческих мифов. Электра отомстила своей матери за убийство отца – царя Агамемнона.
 - Да вроде из всех пятерых никто в таком замечен не был.
 - Но термин в психологии остался. Девочек влечёт к отцу. Вот ты тут про допрос отца Людмилы Шевырёвой рассказывал. Он говорил, какая она была любящая дочь. Когда отец с аппендицитом в больнице лежал, приходила к нему два раза в день, а жена только по выходным. А мне Лера тоже только о своём отце и рассказывала, и говорила, что я на него похож. Потом, Оксана эта Назаренко до шестнадцати лет отдыхать только с отцом ездила, а мать её со своей сестрой отдельно.
 - Так ты хочешь сказать, что всех убитых объединяет этот комплекс?
 - Похоже на то.
 - Ну, а Степаныч тут причём?
 - У Косырева возможно тоже в детстве был комплекс. Только называется он «комплекс Эдипа».
 - Тоже древние греки придумали?
 - У греков есть миф про Эдипа, который убил своего отца и женился на матери.
 - Тьфу, извращенец! Но Степаныч когда-то давно был женат. И уж явно не на своей матери.  Хотя как-то слышал, что с отцом у него отношения были не очень.
 - Интересно, а родители его живы?
 - Вот уж не знаю! Им сейчас, должно быть, под восемьдесят. А вот с его бывшей женой поговорить бы надо.

 - Да он отца на дух не переносил! А матери звонил по сто раз на дню!
 Вероника, бывшая жена Косырева затянулась сигаретой.
 - Когда у  неё онкологию нашли,  отца обвинял. Я всё в ум взять не могла, причём тут Степан Фёдорович? Он жену тоже по-своему любил. А Алексей на похоронах скандал устроил, отца гнать стал.
 - А отец его жив?
 - Не знаю я. Через полгода после смерти жены он в Казахстан уехал к какой-то женщине. Я с тех пор о нём не слышала.
 - А с Алексеем Степановичем, когда последний раз виделись?
 - Да я и не помню! – хрипло рассмеялась женщина. – Лет десять назад. А зачем для статьи о легендарном опере нужны  отношения  пятидесятилетнего мужика с родителями?
 - Мои статьи читаются взахлёб именно за то, что я пытаюсь показать внутренний мир героя, - ответил Вадим, представившийся женщине корреспондентом журнала «Будни милиции».
 Говорову идти на беседу с бывшей женой было рискованно. Она могла сообщить Косыреву, и тогда старый опер  попросту заляжет на дно.
 - Ну-ну, - скривила ярко накрашенные губы Вероника. - Только меня в его внутренний мир не запихивайте.
 - Постараюсь, -  улыбнулся Селиванов.
 - Не пойму я, Вадим! – вслух размышлял капитан, когда они отъехали от дома Вероники. -  Если у Степаныча не было любви с отцом, причём тут девушки, совершенно посторонние.
 - Человеческая психика – вещь очень сложная.
 - Если с тебя все обвинения снимут, опять поступать будешь на медицинский?
 - Что-то расхотелось. Пожив на Северном Урале я природу полюбил. В природе везде Бог. В человеке тоже Бог, но и зло есть, а в природе зла нет. Вернусь я, наверное, на Урал. Построю себе домик в Мансийских горах, рыбачить, охотиться буду. Бог даст, семью заведу.
 - Если твоя теория про комплекс верна, то я, кажется, догадываюсь, кто с большой долей вероятности будет следующей жертвой.
 - Что же ты молчал?
 - Да уж больно мне твои общие признаки кажутся притянутыми за уши.
 - Но если у тебя есть вероятная жертва, то появилась возможность проверить, прав я или нет.
 - Короче, - начал Говоров, - вчера на утренней планёрке начальство представило практикантку – Ксению Зотову. Её папаша легендарный следак двенадцать лет у нас проработал, пока на повышение не ушёл. Ксюха эта души в отце не чает, решила идти по его стопам.
 - Ну, что ж, - горько пошутил Вадим, - подходящая кандидатура.
 - А тут как раз Степаныч в гости приходил. Вот я сейчас анализирую после твоих греческих мифов, уж очень он как-то по особенному на нашу практикантку смотрел. - Только сам понимаешь, - сурово посмотрел на него Сергей, - следить за ней ты будешь.

  Вот уже третий день Вадим Селиванов ходил за этой девушкой. Ксения добросовестно «топтала землю», так оперативники называют работу на участке. Ездила на вызовы, опрашивала свидетелей, потом до позднего вечера сидела в управлении и всё это документировала. Вот и сейчас он проводил её до входа в управление и ждал. Выйти она должна была не раньше семи вечера.
  Вадимом овладело отчаяние. Может быть, действительно появление Косырева в доме в день убийства Леры просто совпадение? И комплекс Электры, который он привязал к убийствам, яйца выеденного не стоит?
  В кармане завибрировал сотовый, тяжеленный Эриксон, который ему дал Сергей.
 - Кажется, клюёт, - услышал он голос капитана. – Зотова собралась в гости к Степанычу.
 - Зачем? – удивился Вадим. – Ты говорил, что они не знакомы.
 - Посоветоваться хочет по одному старому нераскрытому делу. Ты давай аккуратненько за ней. У себя дома он её не тронет, а вот после того, как она уйдёт…  В общем, проводишь до подъезда и ждёшь. На всякий случай, квартира его на втором этаже под номером шестнадцать.
  Степаныч жил в пятиэтажной «сталинке» до которой от управления, было, минут пятнадцать ходу. Правда, добирались они с ведомой им Ксенией целый час, так как девушка заскочила по пути в бутик, где у неё, как Вадим понял, работала подруга.
  Зотова зашла в подъезд, а Селиванов сел на лавочку у детской площадки, откуда был хороший обзор. Он думал об отце, которого не видел пять лет. Когда его забирали в тот злополучный день, он видел, как отец смотрел на него. Если в глазах матери читался ужас от непонимания происходящего, то во взгляде отца было что-то другое. Непонимания точно не было, скорее наоборот, взгляд отца будто подводил закономерный итог.
  А ведь он, Вадим, тоже страдает эдиповым комплексом! Он вспомнил, как его охватывало скрытое раздражение, когда Лера с восхищением рассказывала об отце.
  Селиванов взглянул на часы. Он сидит здесь уже полтора часа. А что, если подъезд сквозной, и Зотова вышла через другую дверь?
  Вадим решительно поднялся и направился к подъезду. Так и есть, другой выход вёл во двор, огороженный с двух сторон домами, а с третьей кирпичной стеной. Если бы девушка захотела выйти через два других подъезда, он бы её заметил. Не полезла же она через стену в короткой юбке и модных босоножках на шпильках!
  Парень зашёл в подъезд, где была квартира Косырева, поднялся на второй этаж. Приложил ухо к квартире под номером шестнадцать. Тишина.
  Сверху хлопнула дверь, послышались шаги, и Вадим тихо и быстро спустился на первый этаж и юркнул под лестницу, чтобы его не заметили. И чуть не вскрикнул от неожиданности, наступив на что-то мягкое. Глаза привыкли к полумраку, и он увидел, что это была Ксения Зотова. На её белой блузке во всю грудь расползлось тёмное пятно.
  Селиванов бросился к двери, выскочил на улицу и столкнулся с Алексеем Косыревым. Бывший опер, обладавший профессиональной цепкой памятью, тут же узнал Вадима, несмотря на бороду.
 За спиной Степаныча был рюкзак, в руках зачехлённая удочка.
 - Селиванов? Как ты узнал, где я живу? А ну, пошли!
 Он крепко ухватил Вадима за запястье левой рукой и потащил в подъезд.
 Косырев открыл ключом дверь, и они вошли в полутёмную прихожую. За окнами сгущались августовские сумерки, и хозяин щёлкнул выключателем.
  - Проходи на кухню, - сказал гостю, снимая трубку домашнего телефона. – Ильинична? Да, вернулся. Пусть твой Витька принесёт моего Марсика, да рыбу заберёт.
 - Вы на рыбалке были? – нашёл в себе силы спросить Вадим.
 - Целую неделю наслаждался природой и рыбной ловлей, - подтвердил Алексей Степанович, развязывая рюкзак. – Вот, смотри сколько рыбы.
 Он начал выкладывать на моечный стол из нержавейки рыбу. Двух щук, несколько линей, ещё какую-то мелочь.
 - Коту моему теперь дня три будет праздник.
 - А вы разве не заходили в родной отдел три дня назад?
 - Я же говорю, уехал в прошлую пятницу.
 А Селиванов, будто помимо собственной воли чётко произнёс:
 - Там в подъезде под лестницей лежит девушка. Мёртвая.
 Косырев уставился на него. Даже не отреагировал на дверной звонок. А Вадим отметил, что во взгляде была лишь профессиональная заинтересованность и ничего более.
 - Отпустите Виктора, и я вам всё расскажу.
 - Какого Виктора? Ах, да!
 Он сунул в полиэтиленовый пакет несколько рыбин и пошёл открывать. Вернулся через пару минут с вертящимся вокруг ног рыжим котом.
 - Рассказывай!
 И Вадим начал рассказывать всё и без утайки. Телефон в его кармане пару раз звонил, но Селиванов не обращал внимания. Странно, но он чувствовал облегчение.
  Алексей Степанович слушал внимательно. Его лицо напряглось лишь дважды; когда Вадим рассказывал об облаве в закусочной, и о визите к часовщику.
 - Значит, вы с Сергеем решили заняться частным сыском? – спросил он, когда парень закончил.
 - Все эти пять лет, когда я жил у староверов, - ответил Селиванов, - я понял, что  просто не смогу нормально жить дальше, пока этот Левша продолжает убивать. Там, в глухой деревне, мне объяснили, что Бог всё видит и знает. И нам может открыть, если хорошо попросить Его об этом.
 - Может и так, Вадим, но оперативные и следственные действия никто не отменял. Когда тебя обвинили в двух убийствах и приговорили к расстрелу – это сделал Бог или машина правосудия?
 - Но в итоге я сижу перед вами живой и здоровый. И последние пять лет я чувствовал себя свободней, чем когда-либо. Это уж явно не заслуга нашего правосудия.
 - Ты прости мне мой материализм, - по-стариковски вздохнул Косырев. – Пошли смотреть труп, пока его кто-нибудь не нашёл.
 Он достал из рюкзака фонарь, и они вышли в подъезд. Когда спустились вниз, Косырев передал фонарь Вадиму, а сам опустился перед телом на корточки.
 - Посвети.
 Он с пару минут осматривал убитую.
 - Так. Я не судмедэксперт, но с нашим Колей Петровым водки выпил много. Разрез аккуратный, похоже, горло ей перерезали скальпелем. Кстати, те пять жертв он тоже кромсал скальпелем. Его следовало прозвать Хирургом, а мы Левшой. Хотя Коля говорил, чувствуется рука непрофессионала.
 Вадима вырвало на пол. Ноги затряслись, и он привалился к стене.
  - Ты вроде на медицинский поступал, - посмотрел на парня Алексей Степанович.
  Вместо ответа тот опять содрогнулся в приступе рвоты.
 - Эх, девочка, девочка! А я ведь её отца хорошо знал.
 И в этот момент с улицы донёсся вой милицейской сирены.
 - Ну вот, даже вызывать не пришлось, сами приехали. Ты парень давай-ка через двор беги, пока не поздно. Через стену перелезешь, там два соседних двора и на улицу. Давай, пошёл!
 Вадим выскочил в темноту, бросился к лавочке, видневшейся в тусклом свете уличного фонаря. Вскочил на неё, подпрыгнул, уцепившись руками за прутья, венчающие верх кирпичной стены. Спрыгнул с другой стороны на мягкую землю. Лунный свет отразился в куске металла, и Селиванов машинально поднял металлический предмет. Эта была зажигалка из нержавейки с выгравированной чёрным надписью «Marlboro». Точно такую же он видел у капитана Говорова.

  - Ты почему трубку не брал?
 - Да я телефон выключил, когда в подъезд заходил.
- Я же тебе сказал, ждать на улице!
 - Зотова эта всё не выходила, вот я и решил подняться, послушать у двери. А потом менты подъехали. Пришлось дворами уходить.
  Вадим вытянул из капитанской пачки сигарету.
 - Ты же не куришь? – удивился Говоров.
 - Говорят, успокаивает. Дай огонька.
 - В бардачке пошарь, там зажигалка.
 Вадим открыл бардачок.
 - Нет никакой зажигалки.
 Сергей похлопал себя по карманам.
 - В квартире, наверное, забыл.
 - Странно, - спокойно произнёс Селиванов, - забыл в квартире, а нашёл я её недалеко от места, где убили Ксению Зотову.
  При этих словах Говоров даже головы не повернул, но Вадим видел, как напряглось его лицо. Но напряглось лишь на несколько секунд, а потом капитан зашёлся в смехе.
 - Вот лоханулся я с этой зажигалкой! И что, ты пойдёшь в милицию?
 - Зачем, Сергей? Почему ты это делаешь?
 - А то ты не знаешь? Сам же рассказывал мне про греческие комплексы. У меня папаня бухал беспробудно, а сестра моя Машка всё равно любила его. Он однажды перелил спирт в чайник, от матери прятал. Машке шесть лет было, она чайник на огонь и поставила. А чайник был старый, где-то там протекало. В общем, полыхнуло неслабо. У неё не то, что кожа, лимфа поражена была. Полгода в больницах, папаша к ней раз в неделю приходил, плакал, каялся, но бухать стал ещё больше. А эта дура малолетняя, всё папулечка, да папулечка!
 Лицо Сергея перекосилось от ненависти.
 - И кого же ты больше ненавидел, отца или свою сестру?
 - Обоих. Умерли-то они в один год, папаша Машку на полтора месяца пережил. У неё иммунитет нарушился, умерла от сепсиса, ну, а у него сердце не выдержало. Ещё бы, столько пить!
 - И тогда ты стал убивать?
 - Мне тогда пятнадцать было. И первая моя попытка наказать одну дуру за любовь к отцу-негодяю окончилась неудачей. Я поэтому в милицию и пошёл. Все промахи и ошибки преступников анализировал.
 - Но причём тут девчонки?
 - А ты кто такой, чтобы вопросы мне задавать? – зло взглянул на Вадима Говоров. -  Ты лучше беспокойся, что с тобой будет?
 - И что же со мной будет? 
 - Да сдам я тебя в органы! Ты у них до сих пор в убийцах числишься.
 - Меня, значит, сдашь, а сам продолжишь убивать?
 - Ну, кто-то должен лечить общество от комплекса Электры, - усмехнулся капитан. – К тому же, тебя сдам, доброе дело сделаю, Косырева отпустят. Он уже три часа в СИЗО парится. Зажигалку верни!
 - Да, конечно.
 Вадим потянул из правого кармана брюк небольшой нож в деревянных, покрытых лаком ножнах. Его ему подарил шестидесяти пятилетний охотник Савватий из глухой деревни, где сто с лишним лет жили староверы. 
  А Сергей Говоров будто нарочно развернулся к нему. Отточенное десяти сантиметровое лезвие вошло капитану  между рёбер с левой стороны груди, там, где сердце. Селиванов несколько секунд смотрел, как из серо-голубых глаз уходит жизнь.
 - Всё равно меня все считают убийцей, - прошептал он, выбираясь из машины в темноту улицы.

- Лицом к стене! Пошёл!
 Узкий коридор с выкрашенными в неприглядный цвет стенами, тусклые лампочки на низких потолках. А вот в комнате Косырева ждал не обычный следователь, а собственной персоной, важняк из Главка Кирилл Борисович Зотов.
 - Ну, здравствуй Алексей!
 - Здравствуйте гражданин Зотов.
 - Да брось ты, Лёша! Скажу сразу, в твою причастность к убийству, - голос дрогнул, - моей дочери не верю. Но почему в твоём доме? Может, у тебя есть какие предположения?
 - Предположений целый воз Кирилл Борисович. Да только, что толку?
- Расскажи мне всё, Алексей. Обещаю тщательное и беспристрастное расследование.
 - Интересно, а чем следствие занималось последние пять лет?
 - Сам понимаешь, сейчас для меня это стало моим личным расследованием.
 - Тогда из своего обещания уберите прилагательное беспристрастное.
 Некоторое время они рассматривали друг друга, усталые глаза Косырева напротив покрытых пеплом глаз Зотова.
 - Поверь, Кирилл, мне очень жаль твою девочку.
 - Расскажи мне всё, Алексей, - тихо попросил Зотов.

                ***