ХЛIБ

Виктор Румянцев
Записано со слов моей мамы Надежды Михайловны

      Смотрю я на детей нынешних и сердце радуется – всё у них есть! Магазины забиты продуктами, не хочешь в магазин - иди в киоск или в булочную. Конфет миллион сортов на любой вкус, бананы и другие заморские вкусности. В «Детский мир» зайдёшь, глаза разбегаются, походишь, походишь и так ничего не купишь. И не потому, что денег нет, а потому, что выбор огромный.

       Мы такого не видели и даже мечтать о таком не могли. Одним днём жили. Чувство голода нам было больше знакомо, чем чувство сытости. Летом как-никак перебивались, а вот зимой голодали очень часто. Про голод в тридцатых годах даже вспоминать страшно. Столько людей умерло не в свой срок! Мы ведь родились почти вместе со страной, поэтому все муки послеродовые с ней и переживали.

       Мы в деревне жили, а отец до войны в городе на конфетной фабрике работал. Деньгами помогал, но в город нас не хотел забирать. Вернее, не хотел хату продавать, она ему по наследству от отца досталась и он очень ею дорожил.
Корова у нас была , мы на неё молились всей семьёй. Без неё не выжили бы. К хате нашей  комора была пристроена. Вход в комору был из сеней, ну и снаружи ворота были.

       В неспокойное время мы жили: грабежи, воровство, а то и убийства. Корова стельная была в ту раннюю весну, мы её в комору и определили. Нам спокойней и от лишних глаз подальше. А под коморой погреб был, мама всё боялась, что доски проломятся и корова в погреб упадёт..

       Как-то ночью мама проснулась от шума какого-то в коморе и испугалась, что корова всё-таки в погреб провалилась. Дёрнула дверь, что из комнаты в сени, а дверь не открывается… У нас в сенях две двери было: одна из комнаты, а вторая с кухни. Мы осенью кухонную дверь закладывали брикетами из соломы, чтобы тепло в хате сохранялось, а к весне брикеты выламывали. Вот и пришлось выломать дверь из кухни, забежали в комору, а коровы-то и нет! В общем, увели кормилицу бандиты, а дверь из сеней в комнату какой-то тряпочкой завязали. Мама осмотрела эту тряпочку и спрашивает у старшего сына:

      - Iване, ти часом не пригадуешь чия це ганчiрка?

      У мамы была швейная машинка старенькая, она полдеревни обшивала, чтоб семью прокормить. А машинка своенравная, только мама могла с ней справиться. Как-то Иван пришёл со своим приятелем Петром, а у того лоскут ткани. Попросил он маму подшить этот лоскут так, чтобы он выглядел как носовой платок. Мама как всегда занята была и разрешила ему самому на машинке подшить. Петр начал подшивать, а машинка заедает и заедает. Пётр только и знает, что на узелки оборванную нитку завязывает. Мама освободилась и быстро подшила лоскут, как Пётр просил. Вот этим платочком и завязали они дверь. Со всеми узелками и швом неровным.  Быстро нашли и Петра, и подельников его. А корову они успели заколоть. Суд был, а Пётр прямо на суде сказал:

       -  Тiтко Ганна, пам'ятайте, що я через два рокi повернуся, а може й ранiше.

       Мама очень сильно испугалась. Ведь вернётся и что тогда делать?
Папа продал хату и забрал нас к себе в город. А тут и война подоспела. Всё для фронта, всё для победы… А нам опять голодно. По карточкам продукты выдавали, папа уже по инвалидности не мог работать, а мама по деревням моталась. Там наберёт заказов, в городе накупит товаров и везёт назад, а в деревне уже за это с ней расплачивались кто яйцами, кто салом, кто молоком.

       После войны опять карточная система. Неработающим по двести граммов хлеба, детям по триста, а тем, кто на производстве, по пятьсот или по шестьсот выдавали, я уже и не помню точно. Папа всегда хлеб очень строго делил, чтобы никого не обидеть за счёт другого. Свою долю и он, и мама на весь день растягивали, а мы свои куски проглатывали, почти не жуя. И что ведь интересно, никто из нас и думать не думал, чтобы у кого-то попросить или, не дай Бог, украсть лишний кусочек хлеба! Даже Лёня, самый младший наш братик, знал, что брать можно только у самого себя. Конечно же, папа или мама иногда давали ему чуть больше, чем нам, но только лишь чуть-чуть.

       Как-то однажды папа, видя голодные лёнины глаза, не выдержал и отщипнул кусочек хлеба от своей мизерной доли. Лёне тогда лет девять было, худющий… Ему бы и крошка хлеба в радость, а тут целый кусочек! Но он замотал своей головой:

       - Нi, тату, нi! Я вже свiй хлiб з'iв!

       Плохо, трудно мы жили, но были честными.
Дай вам Бог, дети мои, внуки и правнуки никогда не пережить того, что пережили мы! Пусть у вас будет всё и всегда, только будьте честными перед собой и перед людьми!

11.12.2017
Днепропетровск (Днiпро)