- Ты ж намедни деньги мне дал, почто переплачиваешь? - спросил Тимофей Васильевич.
Художник кивнул на окно, в котором сиял тонкий месяц, и засмеялся:
- Так то на медный было, а теперь золотой да острый!
- Во как, - поддержал его шутку слабым смехом старик, но к деньгам на столе, рядом с собой, не притронулся.
- Я тебя нонче вспоминал, утром, - ласково продолжил он.
Глаза у Тимофея Васильевича на удивление были синими, вовсе не выцветшими к девяноста шести годам.
- Хочу картину твою увидеть, с прииском...
Художник изменился в лице, не понравилось ему желание старика: будто тот умирать собрался.
- Я на Сокольем камне работал , больно тени прозрачные сегодня там были. Кто к Вам сегодня заходил? - перевёл разговор художник.
Он знал, что старика каждый день проведывали родственники и женщина из сельсовета.
Был он в чистой рубашке, синей в чёрную клетку, редкие белые волосы на розовой голове коротко подстрижены ножницами, а на лице волос-то и не видно уже было.
Слух подводил старика, хотя глаза не нуждались в очках, а пищу он жевал своими зубами.
Самое обидное таилось в ногах - не ходили они вовсе, уже второй год. Давным-давно, застудил в речной воде, когда мыл золото.
Вопрос художника понял, потому что смотрел ему прямо в лицо, с чистой, не стариковской, а детской улыбкой.
Знакомы они были лет семь, когда художника к Тимофею Васильевичу привёл на постой Иван, муж почтальонки Стеши.
- Так вот почто я тебя даве вспоминал, - повторил старик. - Камушек Иван взял у меня и про твоего брата спросил.
" Ну и память у старика до сих пор, "- с уважением подумал художник. А вслух произнёс:
- Иван, наверно, вещицу какую-то хочет сделать с камнем.
Старик засмеялся дробно, без слов. Потом сказал:
- Отдал я Ивану камушек, на что он мне. Иван обещал мне домовину новую выдолбить, раздался я в теле, не войду в ту, что долбил сам. Вот и пригодился камушек.
Старик спокойно, синеглазо улыбался...
Иван, муж Стеши, занимался охотой, заготавливал кедровый орех, ягоды.
Художники ему были интересны, потому что в юности он немного поучился в институте, но родина потянула к себе, и промысел лесной оказался привлекательней, хотя во многие разы труднее и нестабильнее.
"Вот скажи мне, Иван, - смеялся как-то художник, - правильно будет написать: "С камушка на камушек воробушек скакал"?
Иван косился на товарища, ожидая подвоха, бормотал что-то и умолкал, насупившись.
"Правильно ты выбрал себе дорогу в жизни, - улыбался художник. - Лесную. Молодец, тёзка!"
- Тимофей Васильевич, - камешек тот откуда был у Вас? Вместе с золотом нашли?
Старик покачал головой:
- Проделка то детская была, вместе с Клавдией из шкатулки тётушки достали да спрятали. Больно чистые и зелёненькие камушки были. Играли да играли. Клавдия хотела все камушки себе забрать, а я взял да и спрятал один!
- И вы, дети, сумели их в тайне сохранить? - изумился художник.
- Тётя Соломея умерла и не успела хватиться. А другим невдомёк было про камни, золото разграбили из шкатулки!..
- А кто разграбил шкатулку, неизвестно? - проявил любопытство художник.
Старик смотрел на него грустно, молча. И вдруг сказал:
- Восетта я Ивану камушек отдал, на что он мне. Домовина новая нужна...
В окно два раза легонько стукнули.
Старик не слышал, продолжая говорить:
-... и на прииск камушек меня привёл, вот как.
Художник на стук поднялся с табурета, подошёл к окну: от дома быстро удалялась фигура в тёмной куртке с надетым на голову капюшоном.
- Ну, Тимофей Васильевич, - сказал художник, поворачиваясь к старику. - Давайте помогу Вам лечь в постель.
Тот посмотрел пристально на гостя, слабо приподнял руку, с узловатыми кривыми пальцами.
Укладывая старика, художник сказал:
- Завтра Клавдия Ивановна к Вам придёт, пельмени обещала.
- Ну так, - тихо засмеялся старик, прикрывая глаза.
Художник задумчиво посмотрел в передний угол ,на тёмные иконы в золотых окладах, вспомнил дневной рассказ женщин о фигуре с капюшоном и лёг на жёсткую кровать, у противоположной стены от постели Тимофея Васильевича.