4.Колумбовы яйца.
– Как–то давненько, капитан Колумб со своей флотилией ехал к нашим бывшим братьям кубинцам, чтобы открыть их, а заодно и Америку, – начал свой рассказ Терипаско.
– Дай Бог тому Колумбу здоровья, а то чем бы я торговал в этой добропорядочной стране? – тихонько пробурчал Якоб.
Команда его через месяц взбунтовалась. Был выбран совет из офицеров, и они устроили сходняк.
Колумбу предъявили: он лох и никакой Америки нет. Что он «залечил» короля на крутые бабки под будущие проценты от торговли с америкозами. А теперь, пока его самого не замели, делает ноги, куда глаза глядят. Добром это не кончится, поскольку шамовка лажовая, без вина в глотку не лезет. А с гнилой воды опять же, что за чифирь? Пить такой западло. Короче есть предъява - отвечай братве. У Колумба в запасе прикол один был. Вот он и втирает им в уши - берет яйцо, что ему на завтрак принесли, и прикалывает уважаемых из братвы, тех, что в Законе: «Ништяк, пацаны. Если кто яйцо на острый конец на этом столе поставит, тот и паханом будет. А кто возьмётся, да не сумеет, тому перо в бок».
Короче, один из братвы, погоняло «Штурман», весь на понтах, типа «я зону прошел, все дела знаю», взялся за это яйцо. Часа два ставил он это яйцо, а оно на бок валится и не стоит, ни в какую. Тогда он опять решил рога на Колумба развернуть, типа «сам-то поставь, а то за гнилой базар ответишь». Колумб взял яйцо в левую руку и ударил им об стол, оно, конечно, стоять осталось. Пока все его разглядывали, типа яйца битого не видали, он правой засадил перо тому баклану, что зря предъяву ему сделал. Пёрышко, что он в глотку засадил, капитан Христофор всегда при себе открыто таскал, ему король подарил. Мариманы такое перо кортиком зовут.
А потом объявил братве: «Если через три дня к земле не пристанем, можете меня на правилку тащить и приговор выносить».
– Короче, все по понятиям сделал.
Вот с тех пор, как он просто и лихо разрулил базар, в народе и пошла поговорка: «Просто как Колумбовы яйца».
5. Задумка Теда.
– Интересно. Но при чем тут эта байка. Для чего ты в историю ударился?
Там дальше, если не помнишь, через два дня земля показалась. Сначала на Кубе они с братвой по полной оттянулись, с телками ихними накувыркались, а потом к америкозам подались. Рыжьём разжились, табаку нагрузили за гроши буквально, и «коксу» попробовали.
Про это он только королю сказал, а тот велел затихарить тему. Опасная вещь – уж очень затягивает.
– Торговал Колумб табаком, «травку» и «кокс» в Европу доставил, а уважаемым человеком был. Через пятьсот лет после этого, опять вспомнили за него. Это потом, когда «Кока-колу» стали придумывать, так «кокс» на рынке и понадобился. Реально шахтёры работали целый день от стакана кока–колы без обеда. Потом кто-то сдал секретный рецептик – вот он и пошёл по миру гулять. Лет тридцать торговали «Кока-колой", в которой «кокс» было высшего качества. Сыпали его не жалея – сотню граммов на ведро. Я сам рецепт читал. И все были уважаемыми людьми. А что менялось? Законы. Что вчера было можно, сегодня вдруг стало– нельзя.
Так вот, милый Яша. Значит нужно найти такое средство, которое в Закон не укладывается. И я уже примерно прикинул как, но пока не знаю что...
– И как?
– Давай позовём юриста. У меня есть один замечательный. Ох, и голова! Кличка у него Плевако. Говорят, до Ленинской революции в России был такой, плевал на всех и на прокуроров и на суд и на присяжных, так его Плевакой прозвали. Этот такой же, почти все процессы выигрывает.
Терипаско сделал знак в сторону стола у двери. Подбежал коротышка:
– Слушаю, босс.
– Плевако позови.
– Понял, – и исчез из зала.
Вскоре он появился с молодым, слегка полноватым человеком, в пенсне, что делало его похожим на портрет Грибоедова, только в современном костюме табачного цвета и светло-коричневых щегольских туфлях.
– Звали, Фёдор Матвеевич?
– Ответь нам, Плевако. У нас тут спор вышел. Ответственность наступает как за запрещённую продажу всего вещества, так и его частей?
– Видите - ли, безусловно, если это обозначено в законе. Ну, например: если вы кому- то продали боевую гранату, то, безусловно, вы совершили преступление. Если при этом, вы продали гранату отдельно и взрыватель отдельно, то ответственность та же поскольку это части взрывного устройства, даже если каждая из них будет продана отдельно, но их можно соединить.
– Но ведь есть вещества, которые каждые само по себе, можно сказать, лежат на всех углах. Вот порох возьми. Что меня привлекут если я кому- то селитру продам, или серу, или уголь?
– Нет, конечно, если только в больших количествах, то штраф за торговлю без лицензии дадут.
– Вот мы и подобрались, Яша к самому главному. Торговать мы конечно будем, но не той дурью, что раньше, а такими составами, за которые ответственности в Законах нет и нас не смогут привлечь.
– И какой же дурак эту муть покупать будет?
– Я буду торговать одним, ты другим, а кайф будет наступать только когда сольёшь их вместе.
– А что это за компоненты такие?
– Я же сказал, что я еще не знаю. Это Яша твоя задача. Найди хороших химиков, я знаю, что у тебя один такой есть. Пусть ищет. Каждый, компонент при этом, хоть килограмм его съешь, будет не в кайф и безвредный напрочь. Если же соединить их вместе, то вставлять должно похлеще, чем от «кокса» или «герыча». Смешивать должен сам клиент. Вся маза в том, чтоб ни меня, ни тебя было бы не взять. Мы же должны о детях думать, хотя бы о своих, – хохотнул Терипаско. Интересно, что они сейчас делают? Скучают, поди?
– Да, вот это действительно ты круто задумал, – очнулся от своих мыслей Янкель.
– Ну, давай, Яша, думай. Ищи компоненты. За успех нашего предприятия.
Они подняли рюмки с коньяком, звякнули хрусталём и Зильбервальдт с подручными, которые не забыли вооружиться в гардеробе, удалился из казино.
6. В кафе «Лонжерон».
В то время как в казино «У Дюка» Якоб Зилбервальдт здоровался с Тедом Терипаско, открытый спортивный «Ягуар» катил к известному в городе кафе «Лонжерон». На его кожаных сидениях из кожи крокодила восседала мадам Марьяна Терипаско рядом со своим сыном Остапом. Уверенно и не без шика её сын держал руль автомобиля и подкатил к кафе, скрипнув тормозами двумя минутами позднее, чем было обозначено в приглашении.
Кафе это было известно в городе тем, что, конечно же, там можно было съесть и элементарный европейский «стейк» с яичницей, но такого кофе по-варшавски с взбитыми сливками, да еще с киевским тортом не подавали больше нигде, а это, смею вас уверить, весьма вкусно.
Двери перед столь уважаемыми посетителями услужливо распахнул швейцар У входа гостей встретила одетая изысканно и строго Двойра Зильбервальдт, окинув взглядом богато разнаряженую Марьяну и при этом глазом не моргнув.
Дамы расцеловались, вполне искренне. Тем более что они не виделись уже двадцать лет, и им было о чём вспомнить. Опять же их дети могли составить неплохую семейную пару, если отцы семейств затеют совместный бизнес.
Остап был близок к криминальной молодёжи, хотя совсем не дурак. Колледж окончил и диплом бакалавра получил. Софочку воспитывали в строгих правилах патриархальной еврейской семьи, где добывает средства отец, а в доме всем руководит супруга.
Двойра Моисеевна это понимала очень хорошо. Софочка знала всё, что положено молодой девушке достигшей совершеннолетия, но без глупостей, которым подвержена современная молодёжь. Когда Софочке было уже четырнадцать, она дала понять маме, что больше не нуждается в её мелочной маминой опеке, Двойре заскучалось. Она поплакала Янкелю в жилетку, и тот купил ей небольшую кафешку.
Стараниями его жены она вскоре преобразилась и стала излюбленным местом времяпровождения небедных дамочек, которые зарабатыванием на жизнь не были обременены, а детки их или учились, или были под присмотром прислуги. Теперь она предпочитала, чтобы её называли не Двойра как на Привозе в родной Одессе, а по–европейски: Дебора.
Впрочем, Марьяна последние пять лет тоже своё имя произносила с местным прононсом: Марианна.
Пока Дебора и Маринна беседовали, попивая кофе из мейсенских фарфоровых чашек и дегустируя изысканную кондитерию, Софочка весьма искусно по просьбе мамы музицировала на пианино от Беккера. Остап посидел с ней рядом, оценил взглядом её формы, но музыка классического направления его не привлекала. Так он и сказал юной Зильбервальдт, когда она поинтересовалась. что бы ещё он хотел услышать. В ответ он спросил, не может ли она сбацать что–нибудь из «Битлз», а ещё лучше «Цеппелин», впрочем, если она знает хэви–метал, то можно и это. Софочка вспыхнула, закрыла пианино и сказала, что ширпотреб - это не её стихия и присоединилась к дамам. Остап заявил матери, что у него дела и если она соберётся быстро, мигом доставит её в особняк. Двойра заверила его, что маму доставят в лучшем виде, как только они наговорятся.
Остап откланялся и его «Ягуар», рванув с места, помчался навстречу друзьям и приключениям.
Дамы, позднее, с удовольствием вспоминали о прошедшей встрече, хотя каждая считала, что показала себя выше и умнее другой. Дети друг другу не понравились. Слишком разные у них были интересы.
5. Цыганская наваха.
Хосе Буеноночес и не подозревал, чем может закончиться для него этот день, когда он начал свой обычный обход города. Хосе был колоритный мужчина. Смуглая, цыганская кожа его лица была всегда на подбородке и щеках покрыта щетиной, а ухоженные черные усы затейливо изгибаясь, переходили в пышные бакенбарды. Богатая фетровая шляпа с большими полями была слегка надвинута на глаза. Буеноночас не боялся ни полиции, ни бога, ни черта. Благодаря своим некоторым выдающимся качествам он был вторым в цыганской диаспоре славного города. Вторым после барона Шандора Миклоши и с перспективой занять его место – не так уж плохо для безродного испанского цыгана тридцати пяти лет от роду.
Нет, он уже не торговал «травкой» или «коксом». Это дело для начинающих, его дело порядок в районе. А порядок Хосе держать умел. Для провинившихся у него всегда был наготове плетёный кожаный кнут, который слегка торчал из-за голенища начищенного сапога. Нерадивым юнцам, которые толкали «травку» и «черняшку» приходилось порой испробовать на себе силу удара этого оружия. Хосе был мастер своего дела и от его удара часто кожа лопалась на спине у наказуемого. Но самым страшным оружием, которым владел Буеноночес, была его дедова восьмидюймовая наваха. Она всегда была у него за спиной, засунутая за широкий кожаный ремень под короткой курткой. Хосе редко пускал её в ход, но если уж доставал, то дело кончалось печально для его противника.
Всем премудростям работы ножом он овладевал в разных местах. Приходилось молодому цыгану в родной Испании побывать в помощниках у настоящего матадора. Преподал ему первые уроки ножевой драки знаменитый Алехандро Гуэрра. Он же научил его метать наваху из любого положения, в том числе завещал секрет своего знаменитого броска из-за спины. Хосе им овладел как своим и ежедневно поддерживал себе форму Особенно эффектно и беспроигрышно он применял его в поединке. В этом случае, держа обе руки за спиной, слегка пританцовывая и покачиваясь телом как во время фламенко, он готовил коронный удар. Противник пытался угадать, в какой руке у цыгана окажется нож и никогда не успевал. Короткий полёт, мелькнувшей в воздухе навахи, глаз заметить не успевал. Смертельный толчок клинка, всаженного по самую рукоятку в сердце или самый верх живота, и человек падал, обливаясь кровью, как подкошенный, не успев даже застонать. Дважды в этом городе на Хосе открыто покушались конкуренты, не желавшие воспринять его превосходство. Это тоже были парни, которые прошли свою жизненную школу. Как скажем, бразилец Мануэль, мастер капоэйры. Он повздорил с Хосе из-за Кончиты. Эта девушка могла, кого угодно свести с ума, исполняя пачангу. Они оба положили на нее глаз. Честно говоря, у негра полукровки и ламбада, и пачанга получались лучше. Его бронзовое, гибкое тело, словно из каучука, казалось, обвивает партнёршу как тело удава. Мышцы на его спине и ногах при этом переливались не хуже змеиных. Но когда, гордо вскинув голову, Хосе и Кончита танцевали аргентинское танго, фанданго или фламенко, то площадь замирала и слышны были только звон гитар, ритм тамтамов и слаженная дробь от каблуков танцоров. Короче, Мануэлю не повезло. Похоронили его достойно.
4. Каждому своё и перестройка.
Оба партнера в созданном альянсе не любили терять время и кидать слова на ветер.
Ровно через день они встретились вновь и определённо договорились кто, что делает.
С учётом уже имеющегося танцзала Терипаско взял на себя организацию клуба элиты, который должен затем реорганизоваться в клуб продвинутой молодёжи. Во главе он, конечно же, видел, своего сына.
На Зильбервальдта возлагалось получение формулы вещества, его апробирование, а затем изготовление и поставка в клуб в нужных количествах.
Боевики Якоба становилась при этом его собственной службой безопасности и безопасности производства, а также охраны учебных заведений.
Свою боевую гвардию Терипаско делил на три основных группы: одна осуществляла безопасность семьи и охраняла клуб, другая составляла вооружённую основу отряда правопорядка, третья всего из пяти человек, оставлялась им для выполнения деликатных задач по нелегальному физическому воздействию на противника. Естественно, что в случае осложнения обстановки усилия всех трёх легко быдло объединить.
В «Зильберштейне», (а это ни что иное как «Серебряная звезда» по-еврейски), глава этой славной организации имел вышеуказанную высокую награду Соединённых Штатов за личную храбрость, повоевав в Ираке в окрестностях Дамаска и трусов не терпел. Собственно и название банды возникло частично из-за того, что он надевал эту награду по праздникам, а отчасти «потому, что это красиво», как сказала его родная тётя Хана.
Возглавлял его боевиков парень не менее храбрый - Моисей Борхес. Он раньше служил в спецподразделении израильских войск по обезвреживанию палестинских террористов.
Но вы же понимаете, что никто лучше специалистов по борьбе с терроризмом не в состоянии организовать серьёзный террор. Кто лучше специалиста по борьбе с наркотиками сумеет организовать дело по их распространению?
Начиналась непростая работа. Прежде всего, нужно было перестроить сознание тех, кто был в их рядах. Особенно, когда речь шла, по крайней мере, в первое время, о падении доходов. Но два главаря не были бы главарями, как истинные вожаки, если бы не умели построить свои войска и усмирить недовольных. При чем, так, что открытым бунтом и не пахло. Иногда, это было похоже на ворчание тигров перед щёлкающим кнутом укротителя, но не более того.
Непростым шагом был, естественно, поход на переговоры к шефу полиции города.
За день до встречи была достигнута договорённость о её процедуре, хотя это было совсем не просто. Альберт Марвин прослужив в полиции более тридцати лет понимал, что к нему на разговор просятся не просто уважаемые бизнесмены, один из которых владеет казино и танцзалом, а второй сетью кафе и ресторанов в доброй половине города. В подчинении Марвина была не самая плохая полиция страны. Поэтому он знал и о делах в городе, поделённом на зоны влияния и теневой стороне деятельности обоих визитёров. Однако за руку ни того, ни другого пока никто не поймал, стало быть, предъявить было нечего.