Никто не знает, какую роль в самом существовании окружающего мира играет такая простая вещь, как домашняя библиотека. Конкретно — наша библиотека, ну, нашей семьи... Она у нас в доме была почти всегда... Правда, дом появился не сразу.
Первое московское жилье нашей семьи была комната, снимаемая в большом деревянном доме в Сокольниках. Об этом обиталище у меня нет никаких личных воспоминаний по вполне уважительной причине — меня еще не было даже в проекте. Я явился миру лет через восемь. Но вот что странно. Когда я в возрасте лет четырех впервые оказался с мамой в Сокольниках я удивительным образом узнал пожарную каланчу. Она и сейчас читается среди многоэтажной застройки напротив метро, а в те далекие годы она была архитектурной доминантой посреди в сущность сельского пейзажа тогдашних Сокольников. Видеть я ее никак не мог даже на фотографиях ввиду их полного полного отсутствия в первые годы существования нашей семьи. Но узнал... Это странно. Но не старанен кто ж...
Первая известная мне квартира семьи была на Арбате. Комната была всего одна, но с двумя окнами по одной стене, то есть кубатура была не самая ничтожная. Статус этой комнаты мне по малолетству был неизвестен. Она с равным успехом могла быть съемной, а могла быть одной из комнат квартиры, в который жили какие-то чьи-то дальние родственники. Причем именно дальние, так как, близких я бы запомнил. А так — пусто... Два окна, круглый стол с нависающей над ним лампой, скорее всего, под оранжевым с бахромой абажуром. Про абажур — это чистая фантазия: уж больно у многих давних знакомых были именно такие... Какие-то сидяче-лежачие места вдоль стен и огромный игрушечный самосвал — моя первая московская игрушка. Сделанный из стального листа и покрашенный в ярко синий цвет, он был в половину меня ростом и совершенно неподъемен, но зато имел вращающиеся колеса, открывающиеся дверцы и под кузовом хитрый механизм с рукояткой, вращение которой приводило к тому, что кузов со скрипом вставал на дыбы из него могло вывалиться все, что я до этого в него положил. Короче он был почти как настоящий, только поменьше, но все равно огромный. Смутно припоминаю, что он переехал с нами и на следующую квартиру, но прежней роли в моей жизни он уже не играл, поэтому в памяти почти не оставил тени. Арбатская же комната так навсегда и осталась для меня наполненной жестяным скрежетом любимой игрушки. Собственно, единственной.
С Арбатом связано некое семейное воспоминание, которое изустно передавалось долгие годы и только поэтому сохранившееся во мне. Первые годы моего земного существования прошли, скажем так, далеко от Москвы, но семья, хотя и составилась из приезжих, уже была московской. Во всяком случае дальнейшая ее жизнь полагалась быть связанной именно со столицей. Поэтому мама, желая меня подготовить к возможному шоку от встречи с большим городом, показывала мне — совершенному еще несмышленышу — открытки с видами Москвы. Ну, а что было на этих открытках? Ну никак не сельскохозяйственные Сокольники. Был кремль, были совсем свежие высотки и… не знаю... возможно, безликая серая лента реки. Во всяком случает из воспоминаний участников известно, что особого рвения к изучению открыток с видами будущего места жительства я не проявил. По крайней мере, всем так показалось. И вот... Живем мы в Москве уже несколько долгих месяцев. Прошу заметить, в самом центре, на Арбате. Гуляем с мамой по переулкам и дворикам. С высоты своего роста я вижу только серый в трещинках асфальт, да уходящие ввысь стены домов. И вот однажды мы вывернули из своего переулка, повторили вслед за улицей ее плавный поворот, и я оказался в точке пространства, из которой я до этого не видел этот серый каменный кусочек мира. В рассказах взрослых это выглядело так. Я поднял глаза и увидел возвышавшуюся в устье Арбата высотку Министерства иностранных дел, и мой мир изменился. Конечно, мне говорили, что мы теперь живем в Москве, но я не видел тому никаких подтверждений. Конечно приходившие в дом дяди и тети наверняка спрашивали меня, ну как, мол, тебе Москва нравится, но я был слишком занят своим жестяным самосвалом. И вот... я вижу одно из тех зданий, которые видел на открытке, во всяком случае - похожее. Я в изумлении раскидываю ручки, поворачиваю лицо к маме и почти шепотом, чтобы не вспугнуть видение, говорю: «Мама! Вот она — Москва!» С той поры я начал жить в Москве и долгие годы прожил... Однако, дома еще не было.