Город Николаев, с самого своего рождения был и, надеюсь, останется столицей судостроения военного надводного флота. История, правда, помнит, когда со стапелей сходили и подводные лодки. Но это было давно и не очень долго.
Практически все большие корабли Советского Союза созданы мозолистыми руками николаевских корабелов. Заводы, буквально, кишили от военных кораблей, которые строились здесь, ремонтировались и модернизировались.
Командир бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей, с подчиненным ему штабом, делали все, чтобы экипажи, заселявшиеся на новые корабли, могли грамотно, без аварий и поломок, эксплуатировать новое оружие и технику, а на ремонтирующихся – не разучился это делать.
Бригада готовилась к приему личного состава с Северного флота для нового авианесущего крейсера. Кораблей такого проекта еще не было. А это, естественно, требовало изменений в системе работы штаба, методике подготовки экипажа по специальности и разработке абсолютно новой документации. Поэтому вызов командира бригады в штаб Военно-морского флота был закономерен и ожидаем.
Надо сказать, что у самых высоких военных начальников штатом предусмотрены адъютанты, у начальников же рангом пониже, типа командиров дивизий или бригад, таких преимуществ нет. Поэтому они вынуждены (слово-то какое жалостливое) брать с собой в дальние командировки здорового, крепкого и надежного мичмана. А как без него? Он и отнесет, и принесет, и организует, и сбегает, и приведет, и отведет, и еще много чего, что не поручишь офицеру. Офицера в училище учат думать. От этого из них часто и получаются вольнодумцы. А это - криминал. Потом они способны к анализу. На службе такое вообще недопустимо. Так что мичман – лицо незаменимое. И живет он одним днем, и не думает, и, тем более, не анализирует.
Москва встретила героев-черноморцев пронизывающим ветром и минусовой температурой, что у южан считается почти стихийным бедствием. Уши сворачивались в трубочку, а кончики носа медленно превращались в сосульку. Фуражки, одетые для форса, пришлось нести в руках, ибо бродяга-ветер все время пытался сорвать их с головы и покатать по заснеженному летному полю.
Получив вещи, моряки вышли на привокзальную площадь. Сизый смог из отяжелевшего пара и выхлопных газов висел над толпой, ожидающей транспорта.
Из толпы вынырнул шустрый, вертлявый мужичок. Такие сразу видят своих клиентов.
- Отцы – командиры, до столицы с ветерком, не желаете? Вам куда ехать? – скороговоркой проговорил он.
- Гостиница «Украина», - выдохнул клубы пара, пророкотал комбриг.
- Четвертной, и вы не заметите, как приедем.
- Не многовато ли?
- Командир, если довезу плохо, денег можешь мне вообще не давать. А понравится, еще червонец добавишь. Договорились?
- Поехали уже. А то тут у вас можно замерзнуть насмерть.
Комбриг сел рядом с шофером (этим как раз отличается военные начальники, от начальников гражданских, Последние располагаются только на заднем сидении), сзади, с «дипломатом» и огромным тубусом, напичканным картами и схемами, разместился мичман.
В машине было жарко. Комбриг, устроившись поудобнее, вытянул ноги, расстегнул шинель, а фуражку и кашне передал назад мичману.
Выйдя на трассу, машина стала набирать скорость. Когда стрелка спидометра стала приближаться к ста тридцати, комбриг прохрипел, - А чуть тише, никак нельзя?
- Если я буду ползти, как черепаха, моя семья умрет с голоду, - засмеялся водитель, вдавливая педаль газа до отказа. Стрелка стала ползти дальше. Комбриг съежился. Кисть, сжимающая ручку над дверью, мертвенно побелела. Он закрыл глаза, прощаясь с жизнью и, казалось, перестал дышать. Мичман сполз на пол, накрывшись тубусом и «дипломатом».
В салоне пел Боярский про скрип потертого седла, старую рану и безнравственность путешествия. Шофер искусно насвистывал, а порой и подпевал певцу.
Жутко взвизгнув тормозами, машина остановилась.
- Товарищи военные, просыпаемся. Гостиница «Украина».
Комбриг с большим трудом оторвал кисть от ручки.
- Слава Богу, не разбились, - проворчал он, – Вот тебе обещанные двадцать пять и еще четвертной за отличную езду. Сейчас ты сбегаешь в магазин, купишь хорошего коньяка, грамм двести колбаски и лимон. Про стаканчики не забудь. Сдачу заберешь себе. А то ноги у меня что-то не слушаются.
Через пять минут тягучий напиток возвращал черноморцев к жизни. А еще через минуту они стояли на пронизывающем ветре и с наслаждением курили, хотя к курению комбриг относился очень отрицательно.
- Обратно на автобусе поедем. После такой езды жить жутко хочется. Ну, все, - комбриг глубоко вздохнул ледяной воздух, - пошли устраиваться. Завтра весь день таскаться по кабинетам и говорить об одном и том же. Надо выглядеть респектабельно.