Все мужики – кобели и сволочи?
Нет, это все бабы – дуры. И я вам это докажу.
Каждый раз, для нового творческого рывка, мне нужна новая женщина. Новая Муза. И чем более разными они будут – тем лучше.
Зарядился, получил вдохновение – можно забыть. Выработался, выдохся – ищи новую вдохновительницу. Что поделать, если я таков? И ничем не гнушаюсь ради получения «доступа к телу». Как Зощенко. Или – Чехов. Чем я хуже классиков? Творческое вдохновение превыше всего, а потому цель оправдывает средства.
Вот идёт рослая, крупная представительница из породы Муз, бальзаковского возраста. Дама вся в себе, в мрачных раздумьях. Муж изменяет? Сын развёлся? С работы погнали? Пьют? Бьют? Климакс раньше срока? Неважно. Взбодрим, утешимся взаимно. Итак, идём на вы. Как раз мимо выставки Шишкова – вот и тема для начала разговора, кстати.
- Весна не очень-то спешит. В отличие от людей. Не так ли?
Заторможенный взгляд искоса, медленный разворот. Весьма артистично. Усталый выдох: - Да-а-а… Люди всегда спешат.
- А что, по-вашему, лучше: неспешная весна или неспешный человек?
- Смотря когда и смотря кому.
- Мне сейчас больше по душе неспешная одинокая женщина. Ведь вы не спешите?
- Как сказать. Через пятнадцать минут мне возвращаться на работу. Так что времени у меня особо нет.
- У вас неважнецкое настроение?
- С чего ему быть хорошим? С работы выгоняют, мать болеет, сын хулиганит.
- О, у вас сын есть! Замечательно!
- Да уж…
- Да нет, поверьте мне, замечательно. У меня тоже сын. Мы с ним часто спорим. Вот, повздорили по принципиальному вопросу. Он утверждает, что Шишков гениальный художник. Что он глубоко психологичен, беспредельно трудолюбив и способен видеть красоту во всём. А я ему противоречил.
- И что же вас в нем не устраивает? Мне кажется, ваш сын прав.
- Ну, трудолюбие – вещь относительная, заставь дурака, как говорится, богу молиться – и результат на лбу. Психологичность тоже бывает чрезмерной, до слащавости, лично меня от его психологичности тошнит. А красота мелкой детализации сомнительна, да и никаких глубин своих персонажей он не вскрывает, сплошной мармелад.
- Шишков – талантливейший человек, зачем так огульно? – возразила она, и её глаза, наконец, посветлели.
- Да? – искренне удивился я. – А вы давно были в его музее?
- Э… не была, - призналась она. – Совсем. Некогда. Хотя каждый день хожу мимо… И очень хочу!
- Так сходите – и увидите мою правоту. Этот человек погряз в гордыне и устроил культ собственной личности, и создаёт он некие идеальные кукольные персоны.
- А заказчикам нравится, и они выстраиваются в очередь!
- Еще бы этим Дорианам Греям не нравилось, ведь их портреты не показывают истину, - бросил я язвительно.
Попутчица нахмурилась, и я отругал себя за опрометчивое высказывание: нахмуренный лоб ей не шёл.
- Давайте сходим вместе? Я готов ради вас на этот подвиг.
- Да нет уж, не надо ради меня лезть на амбразуру. Молодой человек, я спешу, извините. Наш разговор интересен, конечно, но бесперспективен. Нет, ну смотрите, что они делают! – гневно прерывает она разговор.
- Что делают?
- Ну смотрите, для них дорожки нет, они со своей собакой прямо по середине газона прут! Безобразие! Все посадки затоптали и загадили.
И как теперь продолжать?
- Действительно, безобразие, - соглашаюсь я. – Бескультурье. А я провожу вас до ворот… или до калитки, как вернее?
- Молодой человек, ну что вам от меня нужно? Смотрите, у меня седина в волосах. Я намного старше, обременена семьёй, заботами и тяжкими раздумьями, как найти работу. Неужели вокруг не найдётся помоложе?
Она отговаривает меня с таким жаром, что это рождает противодействие.
- Ну что вы во мне увидели такого?
- Женщину! – страстно отвечаю я, пожирая её взглядом.
Собственно, женщины подобных габаритов были не слишком-то по мне. Честно говоря, они для меня великоваты. Но в тот момент я был абсолютно искренен. Я нашёл Музу на время создания повести! Именно такую, какая к нему подходила. Полная скрытой, вернее, не раскрытой в полной мере женственности. Полная неожиданностей, которые обычно проявляются вдруг у женщин увядающих и уже не верящих в свою привлекательность. Они способны дать такой взрыв эмоциональности, страсти, одержимости, на какой не способны бывают молоденькие свистушки. Правда, это таит в себе определенную угрозу, но я научился справляться со всевозможными угрозами.
- И если сейчас партия и правительство настоятельно зовут на трудовой подвиг, может быть, мы сможем встретиться после подвига? Я живу тут, недалеко, великолепно готовлю, и содержу обиталище в чистоте. Моё имя – Сергей. Я смею надеяться, что мы познакомились?
- Познакомились. Аля, - она протягивает крепкую сильную руку. – Но не слишком ли сильно и откровенно – сразу звать домой?
Меня осадили. Нормально. Она, похоже, знает себе цену.
- Я просто описал свои явные и неявные таланты, - потупился я. – Простите, если я назойлив. Но вы мне очень нравитесь. Как вы смотрите на поход в кафе?
Моя настойчивость подкупает. Мои откровения – шок. Вот и сейчас, новая знакомая явно кайфовала от признаний. Мы договорились, ура!
- «О-о-о детка, конфетка, иди со мной, иди со мной! Стонет в теле каждая клетка…» - напевал я, ожидая новую Музу у входа в парк. Мне и впрямь с трудом удавалось сдерживать нетерпение: давненько у меня не бывало новенькой. Я увидел её издалека – и заулыбался, почувствовав, как лицо у меня надувается парусом : ещё одна дурацкая песенка из репертуара Надюхиных любимых. Никогда особо не замечал в себе пристрастия к крупным габаритам, но это был особый случай: моя новая знакомая не толста до безобразия и отнюдь не толстомяса. Просто этакая крепко сколоченная, высокая штучка с совершенно замечательной попой. Благодаря ей мои хилые мослы будут ощущать себя весьма комфортно, ведь после проклятой болезни я ощутимо потерял в весе. Впрочем, да не станем занудами: болезнь отступила, и рецидива врачи не прогнозируют, спасибо им!
Я увидел её издалека – её нельзя было не увидеть. Она неспешно прогуливалась, изредка озираясь по сторонам. Одинокая фигура в распахнутом бежеватом плаще, и какая фигура! Представьте себе женщину Майоля, но почти баскетбольного роста. Я ничего не мог с собой сделать, засиял, точно начищенный самовар и поспешил к ней.
- Аля?
Она вздрогнула и быстро обернулась ко мне. Улыбнулась. Улыбка была из тех, что украшают женщину, даже если она походит на крокодила или на лошадь. Забавный полумесяц, ровные зубки, ямочки на щеках. Вот только на губах – неумело наложенная помада, слишком яркая и слишком тёмная для таких узких губ. Надо будет намекнуть ей на красоту естественной плоти. Либо подарить помаду более бледного оттенка. Тю, стащу у Надюхи, она и не заметит – ей клиентки иногда подкидывают кое-что из косметики, которой она пользуется редко: у неё свои строгие принципы в этой области, за что я её уважаю.
Справиться с новой Музой удалось без особого труда. Я уже видел, как загораются предчувствием и надеждой её глаза, как она расслабляется и даже начинает улыбаться. Я мысленно аплодирую себе и потираю руки. Остаётся разобраться с Надюхой и продумать, как оформить свидания. Самый сложный вопрос, всегда встающий выше моего взыскующего фаллоса – это как обустроить встречи и заставить Надюху верить в свою относительную непогрешимость. Какая удача, что Надюха ещё пару дней будет в отъезде!
Есть такая замечательная птичка – шалашник. Продемонстрировал свой великолепный шалаш и себя, понравился, трахнул её – и разбежались. Так и я. Когда меня переполняет желание, я готов на любые подвиги. Поэтому первым делом я повёл её в самое ближайшее и недорогое кафе, заказал две пиццы, себе - кофе, и ей – кофе и пятьдесят грамм ликёра. Серьёзная жертва для безденежного ухажёра, а для неё – сильное ощущение своей значимости, от которого она давно отвыкла. И если выгорит – то, что я от неё поимею, будет куда дороже и ценнее любых денег.
- А вы не пьёте – такая принципиальность?
- Мне… э… не вполне можно, - смущённо пробормотал я. – Увы, после серьёзной лечебной процедуры пить категорически… увы… А как я бухал раньше – любо-дорого. Но всему когда-нибудь приходит конец. Вот и сейчас… Завязал. Что еще остаётся? Можно сказать, я и на променад вышел после большого перерыва. Увидеть свет. И я его увидел.
Она ахнула и сочувственно покивала, однако задала довольно неожиданный вопрос.
- Долго болели?
- Долго…
- Да, сейчас время такое… все болеют. Бесконечный грипп. А вы одиноки?
- Ну, не совсем, - я улыбнулся. – Был небольшой роман с сиделкой. По такому печальному стечению обстоятельств. Исключительно платонический. А так… С женой в разводе, но на сиделку не поскупилась. Сын у меня оболтус, каких мало. Можно сказать, предатель. Подсел на наркотики, из института выгнали, пошёл в торговлю, нашёл себе девчонку лёгкого поведения. Мать переживает, но ему родители не нужны. Или мы, или девчонка. Так стоит вопрос.
Я говорил фактически голую правду. Важно умело её подать.
- Да? Но вы же говорили, что часто спорите по вопросам искусства!
- Ммм… ну да, спорили, пока учился и пока не бросил родителей.
- Ну что же, в конце концов, у него своя жизнь. Может, вы его чрезмерно гнули. А девочка не так уж плоха, как вы воображаете. И торговля – дело хлебное.
- Вы абсолютно правы, - вынужден был согласиться я, - я ни на что не претендую, просто скучаю. Родная кровь. Единственный сын. Так что… возможно, Аля, вы окажетесь моей последней Музой-вдохновительницей.
- И на какие-такие подвиги? – довольно ядовито заметила она.
- На литературные. Вам разве не знакома моя скромная физиономия?
- Не совсем…
- Правильно. Сейчас слишком много писателей и слишком много книг. Полки ломятся. Порою сложно отыскать единственную необходимую тебе книгу.
Воцарилось молчание. Ничего – пусть переваривает.
- А почему – последней? – наконец осторожно и немного смущённо спросила она. – Вы завязали с… писательством?
- Напротив, думаю, главное и лучшее – впереди. Когда я увидел вас – то понял, что новая повесть будет. Я пишу на исторические темы, приходится перелопачивать много материала. Но никто не знает, сколько на неё, повесть, отпущено. Моя болезнь весьма коварна. Может ждать, а может немедленно ринуться на приступ. Онкология, увы.
Это слово обычно оказывает магическое действие. Если потенциальная муза не ускользает в испуге сразу, то задерживается надолго и позволяет собою пользоваться. В данном случае я сразу понял, что она будет моей. Почему понял? Внутренним чутьём. Её монументальное сердечко дрогнуло. С самого первого момента я уловил в её глазах вселенскую грусть и одиночество. Которые выталкивают из самых глубин существа готовность на роман. А добавить туда возможности сочувствия – самую капельку – и…
Шалашник – романтик и творческая натура. Он строит любимой хоромы. Я – тоже. Практического толку от хором шалашнице – никакого, одна иллюзия, да и остаётся она потом в гордом одиночестве, зато – ухаживание на грани искусства. Так и у меня. Денег – не густо. Обременён семьей и уважаю свою жену. Зато вербализация моего ухаживания – что вдохновенное творение шалашника. И повести я непременно посвящаю им, музам.
Я не стал напирать, но взял обещание непременно повторить свидание завтра! Я клятвенно заверил, что не стану докучать и вылавливать её в обеденный перерыв, но после работы буду ждать, ждать неповторимого вечера, ждать, когда она скрасит моё одиночество, станет путеводной звездой…
Насчёт путеводной звезды я не врал нисколько, именно женщины – мои путеводные звезды, именно они подкидывают мне новые идеи, сюжеты, эмоции и драйв.
И мне остается дождаться вечера и выполнить своё опрометчивое обещание накормить. Терпеть не могу готовить, но потерпеть придётся – повесть не ждёт. Так, что у нас в запасе? Три часа и жалкие остатки последнего гонорара, поделенные строго на количество дней до аванса под новую книгу. Её, этой доли остатков, хватит на пару грудок, сыр, винцо в пакете для сока, кетчуп и свежий хлеб. Возможно, наскребётся на пирожные. В конце концов, я не жмот, но мне надо время от времени еще и завтракать, и обедать. А поужинать иногда можно и у приятелей. А может, и моя новая знакомая расщедрится – ох, как я на это рассчитываю!
Вот и пятница. Наконец-то! Она уже не возражала и не артачилась, когда я галантно повёл её в своё обиталище. Накануне Надюха забегала и приготовила мои грудки, заодно притащила яблок и апельсин. Аля от вина не отказалась, не жеманилась и не строила диву, за что я её зауважал. Мы славно поужинали. После чего сдерживаться не было смысла. Я недолго держал её за руки, недолго рассказывал про свои будущие и бывшие сюжеты, пока не забормотал нечленораздельно про свою страсть, свою зависимость от женской ласки, которая творит чудеса – и лечит, и вдохновляет на писательство.
Это было потрясающе! Мой напор, моё дурацкое восторженное бормотание, мои поцелуи, мой кайф после долгого воздержания могли, наверное, возбудить статую. Как же было удержаться женщине? Я её завёл. Наверное, она тоже давно не кончала, и потому проявила чудеса изворотливости и фантазии, удивительные для такого монументального создания.
Мы распрощались тепло и нежно. Начало положено. Мы начали встречаться, повесть возникла из небытия и стала продвигаться настойчиво, упорно, ритмично, как фаллос, долбящий женскую плоть. Пять дней я одержимо работал над текстом, перелопачивал груды книг, в выходные работал не менее упорно, но в других сферах. Я обхаживал свою новую пассию, рассказывал множество небылиц из своей жизни – ей-богу, если записать всё, что я рассказывал когда-либо женщинам, получилась бы супер-эпопея! Но всему рано или поздно приходит конец, и поверьте мне, лучше, если рано.
Новая идея пришла в голову, подобно молнии, и захватила в плен безоговорочно и грозно. Я понял, как именно необходимо закончить повесть. Это будет неожиданно и сурово, точно удар под дых. Тот самый необходимый экшн, на который намекал редактор. Повесть будет иметь успех!
Я вскочил, поспешно накинул халат и засел за комп. Только проработав не менее часа, я заметил вдруг с неудовольствием, что в комнате есть кто-то посторонний. Я потянулся. Повернул голову – и встретился глазами с её обожающим, восхищённым взглядом.
- Кажется, тебе пора, – заметил я, оторвавшись от компьютера. – Собирайся. Почему ты ещё не одета?
- Почему? Почему так быстро? Ты говорил, чтобы сегодня я взяла отгул. Я и взяла…
- Мне нужно работать, девочка, - нетерпеливо сказал я. – Работать. Время не терпит. Давай все выяснения оставим на завтра, к примеру. Или на послезавтра. Сейчас мне некогда. Понимаешь ты это слово? Не-ко-гда! Я хочу писать. А тебе пора домой.
- Почему? – снова повторила она, как заведённая, и мне даже показалось, что её глаза предательски заблестели. Этого ещё не хватало! Я начал раздражаться.
- Потому что потому! Потому что я ра-бо-таю!
- Я тоже работала, - пробормотала она. – Я очень старалась. Чтобы тебе было хорошо.
Я смягчился: - Конечно, ты замечательно поработала. То, что я хочу писать – лучшее тому доказательство.
Я встал, подошёл к ней, наклонился и поцеловал. Потом с поклоном подал блузу: - Умоляю, ваша светлость! Финал! Ударная, заключительная страница! Она должна быть безупречна!
Чтобы не обижать её и иметь возможность новой встречи, я позвонил ей на работу на следующий же день и пригласил в «гости».
- У меня есть дача, - сказал я, пока мы нежились в постели. – Лето… Ты любишь лето?
- Ещё бы.
- Неплохо было бы свалить туда на всё лето, на свою дачу. Она всё ещё в неплохом состоянии – Надежда проверяла. Ну, краска слегка облупилась – что ж с того? Купить новую и покрасить. Половицы скрипят. Такая досталась от предков. Я мог бы работать над романом. Ты жила бы рядом и вдохновляла. Мне хорошо с тобой, правда, я не шучу. Ты всё понимаешь. Ты женственна и тактична. Ты хороша – мужчины на тебя оглядываются. Наверное, думают – что такая женщина с большой буквы могла найти в таком тощем хлюпике, как я…
Она поспешно замотала головой и положила руку мне на плечо, уверяя, что я неправ. А я продолжал, серьёзно и грустно, и прожитая жизнь виделась мне в самом мрачном свете, а нынешняя – в самых радужных тонах: - А такого великолепного секса я не переживал давно. Надюху как сексуальный партнёр я давно не интересую, мы – друзья, и как друзья, ценим друг друга. Может быть даже, у неё кто-то есть. Очень реально. Почему бы и нет? Она моложе, живее, экстравертней. У неё есть надёжная работа, в конце концов. А мои заработки – под вопросом. Я же говорил – столько писателей, столько произведений… Да, я немного отвлёкся. Хочу немного помечтать, Аля. Ты мне позволишь?
- Я позволяю. Как и многое другое, - улыбнулась она призывно, и я ощутил желание.
- Мы с тобою всё лето в деревне. А? Каково? Свободное творчество! Гениальный роман, немыслимый тираж и, соответственно, гонорар, и следом – заказ за заказом, заказ за заказом! Всё это благодаря тебе. Мне кажется, теперь я осилю новую необъятную тему – эротический триллер. Давняя мечта. Масса наработок. Уезжаем в деревню. Я творю, ты вдохновляешь. Ну, и осуществляешь, так сказать, надзор за хозяйством. Мне кажется, даже Надюха возражать не станет.
- Не вполне уразумела. Я должна бросить работу, сына и рвануть в деревню, чтобы ремонтировать половицы и красить дом? И ещё – ты что, собираешься представить меня как любовницу?
- Ну и что такого? – вдруг распалился я. И тут же сник. – Да нет, кончено, нет. Зачем её так ранить? Она ведь мать моего сына. Пусть и непутёвого… Можно представить тебя как, скажем, секретаршу и сестру милосердия одновременно – уколы делать научишься… Ты же сама сказала, что с работы увольняют.
- Тебе не кажется, что этим ты обидишь меня?
Я немного опешил: - Чем? Уколами?
- Нет, ложью. А если твоя разведённая жена захочет вернуться, ей захочется нормального семейного житья? Простить и принять сына?
- Да она… собственно… хочет вернуться, ты права.
- Ну вот. А тут двойная ложь, лицемерие. А больно будет обеим. Ты подставляешь всех.
- И мне тоже будет больно, поверь, - я сказал это искренне и чуть не пустил слезу – во время работы над текстами я становлюсь сентиментален. – Я постараюсь… Шведская семья… в конце концов… что тут такого? Нормальная житейская ситуация.
Она обиделась. Я помог ей собраться. Время поджимало, я поглядывал на часы не без опаски, и это не осталось незамеченным, что обидело Алю еще больше. Мы распрощались с прохладцей. Я выждал несколько дней – она должна была соскучиться, потом позвонил и назначил встречу, сказал, что у меня офигенная новость!
- Мне заказали пьесу. Телевизионную, – сказал я ей, едва она перешагнула порог. – На эротическую тему.
- Ура! – воскликнула она искренне.
- Ура! – согласился я. – Ты открыла новую страницу в моей творческой биографии. Можно, я использую… э… детали наших с тобой интимных отношений?
- Ээ… даже не знаю, что сказать. Это интригует. Пожалуй…
Я обнял её и крепко поцеловал в губы. Плоть тут же отозвалась томительным призывом. Я потянул Алю за собой на диван. После того, как мы сбросили нижние детали одежды, мы в пылу страсти сползли со скользкого покрывала на пол. Так что в этот раз мы «экспериментировали» на ковре – Надюха как раз намедни проводила капитальную уборку и пылесосила во всех углах. Так что клубки пыли и сор нас не отвлекали.
- И всё равно, я не могу понять, почему ты исчезаешь надолго, - пожаловалась она. – У нас всё было так хорошо. Так замечательно. Душевно. Ты говорил, я тебя вдохновляю.
- Я уже закончил повесть, понимаешь? Закончил! Моя повесть дописана, твоё время закончилось. Скажи спасибо, что не рассказ. С рассказами я расправляюсь куда быстрее. Если бы это был роман…
- Почему же это не роман? – только и сказала она.
Роман? Почему бы и нет? Я чувствую себя великолепно. Новый секс после долгого воздержания буквально взбодрил и освежил, обострил чувства. Возродил к новым свершениям. Кажется, я готов на такой серьёзный подвиг, как новый роман. Как только найду новую музу, достойную романа. Как только найду – тут же засяду.
Я даже испытал лёгкое сожаление – кажется, я начал к ней привыкать, ужасное, ненужное обстоятельство.
- Роман будет, - обнадёжил я. – Непременно. А пока… мне нужна передышка. Я тебе позвоню, как только… передохну. Да и скоро новые процедуры, не хочу тебя впутывать в этот неприятный период, да и сил у меня будет… честно признаться, маловато… Пережди, пожалуйста…
Я слегка обнял временную музу, Аля поцеловала меня в губы, нежно и просто: - Пока, - только и произнесла она, без особой надежды. – Я верю тебе. Жду. Тебе позвонить… чтобы подбодрить?
- Не надо, что ты, - поспешно перебил я, еще не хватало давать всем подряд свой телефон. – Зачем себя утруждать. Я буду отлёживаться. И вылёживать новый роман, - натужно пошутил я. Она улыбнулась кончиками губ. Давай, скорее уж иди! Ты сыграла свою роль на «отлично», прекрасная получилась повесть!
Выходя из квартиры, она едва не столкнулась нос к носу с Надеждой, которая, как всегда, медленно шла пешком по лестнице с командировочным баулом. Надя была, как обычно, прекрасной актрисой. Аля выходила настолько рассерженная и убитая одновременно, что даже не поняла, почему Надя притормозила, поднимаясь по лестнице, прошла мимо, не повернув голову. А Надежда тихонько, чуть ли не на цыпочках, вошла в квартиру. Тихо прикрыла дверь. Она не любила объясняться с моими «музами», считая это ниже своего достоинства.
- Ну? – только и сказала она, стоя напротив, подбоченившись, легкая, худенькая, глядя так, что душа убегала в пятки и играла с ними в пятнашки. – Кавалер-писака, опять за своё?
- Надюха, ну что ты, дорогая, - забормотал я. – Ну, не принимай так близко к сердцу! Всё это временные… гм… неурядицы и закидоны… У меня отличные новые сюжеты, представляешь, мне даже заказали эротический сценарий!
Надюха смерила меня таким взглядом! Та-а-ким! Что сердце оборвалось. Всё, подумал я. Я теряю домашний уют и комфорт, относительную обеспеченность и домашнюю пищу. И ещё – привычный секс. Всё же Надюхе я многим обязан: именно она обеспечивала мне надёжный тыл. Когда я только писал, но не находил своего издателя.
- Не иначе, твой опус будет называться «Воспоминания Казановы: автостопом по жопам», - обронила она.
- Ну, зачем же так…ммм… грубо, сурово…
- А ты давно бывал со мной ласков? – в её голосе прорвалась такая усталость, что я понял: с новыми пассиями придётся завязывать, толком не развернувшись. А жаль, хороший был материал…
- Надюха! – бодро воскликнул я, делая вид, что не понял намёка. – Ну что ты, в самом деле? Ведь мой роман принят! Принят в первом чтении! Представляешь? Веришь? Мы с тобой живём! – и я, схватив её в охапку, закружил по комнате…