В суд я отправился только после третьей повестки, как посоветовал мне мой новый друг Леонардо из Винчи, с которым мы за это время успели подружиться. Я подошел к зданию суда не с главного фасада, мне пришлось обойти его вокруг, чтобы найти главный вход, и тут я стал свидетелем следующей безобразной сцены: местные служители Фемиды за ноги спускали по широкой мраморной лестнице какого-то человека, выкрикивавшего: «коррупция», «нет независимого суда», и затем швырнули его прямо на тротуар. Я подошел к несчастному, чтобы помочь ему подняться и узнал в нем знаменитого ванн Рейна. Чтобы как-то облегчить его страдания, я усадил его за столиком на набережной одного из каналов города и заказал пива. Не желая тревожить раны, я не стал расспрашивать его о случившемся, однако, он сам рассказал мне свою историю.
- Когда-то я написал групповой портрет жителей города, - начал он свой рассказ. - Хотя картина была в длину более пятидесяти метров, всех уместить не удалось, и не поместившиеся подали на меня в суд, - всем хотелось быть увековеченными в моей бессмертной картине. По правилам здешнего судопроизводства иски рассматриваются от каждого потерпевшего в отдельности. В то время в городе проживало, согласно данным статучета 285741 человек, и очередь растянулась на мили. Весь город следил за процессом, в очередь стали вклиниваться и поселившиеся в городе после написания мною картины, хвост ее уходил за невидимые горизонты. Я уже умирал от усталости повторять тысячи раз одно и то же: фамилию, имя, отчество, другие данные моей личности и обстоятельства заключения договора. В конец, чтобы прекратить эти мучения, я признал себя виновным. Прокурор просил «вечное», аналогичное нашему «пожизненное", но суд принял иное решение: написать картину заново, разместив в ней всех стоявших в очереди.
- Сначала я закрашу все ранее написанное.
- Вы уничтожите «Ночной дозор»?
- Придется, у меня нет средств купить новый холст.
- Все великие люди умирали в нищете, - утешил я художника, - и как Вы видите будущее полотно?
- Композиция будет построена в виде пяти ярусов по принципу церковного иконостаса в сильно сокращающейся перспективе. На первом ярусе я изображу пару сотен моих истцов, на втором – около тысячи, на третьем – тысяч пятьдесят, а на последнем – весь остальной миллион, включая туристов.
- Чтобы уместить такое количество, Вам придется изображать их очень маленькими, не смогут разглядеть себя не только с ослабленным зрением, каких сейчас большинство, но и сохранившие полноценное.
- Это их трудности. Пусть ищут себя хоть в подзорную трубу.
- Идея, как мне кажется, не плохая. Желаю Вам успеха.
Я расплатился за обоих, понимая, что у моего нового приятеля нет денег, и вспомнил о повестке. Поняв, что я опаздываю в суд из-за затянувшегося разговора и, чтобы меня не считали опоздавшим , или, не дай бог, не явившимся, я передвинул указанный в повестке срок явки точно на время, затраченное на беседу.
Не зная причины вызова меня в суд, я стал беспокоиться после услышанного от ванн Рейна. Однако, эта беседа безусловно была мне полезна, так как я составил себе некое представление о том, что меня ждет. «В конце концов, - рассуждал я, - какое имеет значение, где коротать бесконечность: в камере или в каком-либо ином месте, ведь местной Конституцией, не зависимо от тяжести содеянного, мне гарантировано «блаженство». Если поверить Платону, то мир таков, как мы его представляем, поэтому сидя в камере, можно представить себя на Багамских островах. Успокоенный своими рассуждениями, я поднялся по ступеням, с которых только что спустили моего нового друга. На месте истца я увидел Перекусихину, и мне все стало ясно.
10 декабря 2017 г.