Гоша Редькин хандрил. Он лежал на кровати в отутюженных было штанах и рубахе, но поход на дискотеку сорвался: мать уходя во вторую смену, не оставила обещанную «трёшку». Он лежал, в отчаянье гоняя из угла в угол рта замусоленный «бычок», и старая, видавшая виды «Волна», выдавала на слух Гошин и без того хриплым голосом Высоцкого, мелодию:
«Жил я с матерью и с батей
На Арбате, здесь бы так…»
Отца у Гоши, как бы, не было. Он был, конечно, но слонялся по городским пивным, и ночевал дома только, когда привозили «менты», подобранного на улице. В городском вытрезвителе уже не принимали его, надоел всему персоналу. Поэтому Гоша рос без отца. После окончания ПТУ, взяли слесарем 1-го разряда и даже выдали трудовую книжку, где гордо было записано: Редькин Георгий Иванович, слесарь 1го разряда.
Сегодня была пятница и Гоша, ещё с утра подбитый друзьями на дискотеку, летел домой как на крыльях. Своих денег от получки уже не было, а мать толи забыла оставить «трёшник», толи у самой тоже не было: она работала на том же заводе и получали они зарплату в один день. Короче дискотека накрылась, а друзьям он сказал, когда зашли, что заболел. Гоша и впрямь заболел, захандрил, музыка не радовала, окурок давно потух, пёстрый галстук, стильная штука, казалось, дразнил его со спинки стула, словно высунутый язык. А тут ещё вспомнился утренний нагоняй от бригадира. Как же: Гошка и лодырь, Гошка и тунеядец, на материной шее. Только отца ещё не припомнили до кучи. А Гошка как все из его ровни: никто не разбежится вкалывать за сто р. Обещали повысить разряд к Новому году, так до него еще полгода. Считай, дискотека накрылась, а выходные теперь сиди дома, хворай. Вот такие невесёлые Гошкины мысли и прервал вдруг звонок в квартиру. «Кто бы это?»- подумал Гоша, даже икнул от внезапности. «Отец?»- он всегда стучит спьяну. «Мать?» -так ей ещё работать полсмены. Пошёл открывать. И, надо же: в открытой двери стоял бывший его наставник по бригаде – Пахомыч. Картина маслом, да и только! «Ты чего, Пахомыч?» - невольно вырвалось у Гошки. «Не ждал?»- нашелся с ответом, а точнее с вопросом Пахомыч и продолжил. «Ты вот что, Егорий, ты меня за дверью то не держи, а дай пройти, в гости я, как бы, к тебе». Гоша как столб остался стоять в дверях, а Пахомыч, обойдя его, не спеша прошёл в залу. «Ишь воздух – то у тебя какой прокуренный, да и музыка пошто незнай орёт, аль празднуешь что?». Гошка бросился к магнитофону и первым делом вырубил Высоцкого на полуслове, а затем бросился открывать окно: дым стоял коромыслом. «Стул бы предложил сначала, ведь с дороги я, да и этаж у тебя не первый» - продолжал «клепать» Пахомыч. Гошка и вовсе растерялся, а в голове одна мысль: «пошто старый припёрся?», а стул, подвернувшийся под руку, так и брякнул посреди комнаты. Пахомыч сел, снял засаленную фуражку, огляделся по сторонам и начал тихо и спокойно: «Ты вот что, Егорий (он частенько так его звал, чтоб поднять Гошин статус в глазах слесарей), ты не думай, что я доругивать тебя пришел. Это дело не моё, а бригадира. А я такой же слесарь, как и ты, только постарше тебя втрое, да и разряд повыше. Я всю свою жизнь - «рабочая кость», и горжусь этим, как орденом, или медалишкой какой. А «рабочая кость» она весит больше, да, и не гниёт дольше. Так-то брат! А пришел я к тебе вот зачем. В обед вызвал меня начальник цеха, а у него смотрю уже и бригадир и подшефная наша из детского садика, забыл я как её звать. Да и не в имени суть, а в деле с коим она к нам напросилась. Нужно ей к осени подремонтировать, да и покрасить малые архитектурные формы - ну качели там, карусели, а мужиков-то, сам знаешь у нее нет, одни ребятишки голов сто. Вот и вспомнил про тебя, да про меня бригадир, и поручили это дело нам с тобой: наставнику бывшему да подопечному. Поработаем в выходные, а начальник обещал приплатить по линии оказания шефской помощи. Я думаю тебе трудовая копейка карман не прохудит. А? Как ты на это смотришь?». Гошка на это пока смотрел «никак». Он как стоял, обалдело глядя на старшого, так продолжал бы стоять, но Пахомыч взял его за руку и продолжил речь. «Руки-то у тебя рабочие, смотри какие кувалдометры натрудил на молотках, да на гайках. Руку жмёшь, как клещами давишь. Поработаем у подшефных, напишу ходатайство о повышении разряда прямо начальнику цеха, мне не откажет. А ты завтра оденься по-рабочему, да подъезжай к 8-ми часам к садику, а инструмент я с собой нужный привезу. Договорились? Поработаем до обеда, а потом и на танцы можно! Небось, тянет на танцульки-то? Знаю, сам когда-то по ним бегал. Давно это было. Ну, прощевай пока. Да не забудь дверь закрыть, вишь она у тебя по сию пору отверзтая». Только тут Гоша и пришел в себя, когда напомнили про дверь. Проводил Пахомыча, запер дверь аж на два оборота и долго ходил по квартире. Вот так поворот! Всю хандру как рукой сняло. Только кулаки сжал крепко-крепко, будто в каждом кулаке по молотку держал. И радость, и гордость прилились к груди. И так захотелось, чтоб поскорее наступило утро!