На грани полураспада, глава 7

Николай Лахтиков
    Величайшей отрадой для путников, измотанных после жуткой прогулки по ночным пространствам и уставших от неимоверного душевного напряжения, являлся столь желанный и продолжительный сон. Их раскалённые и взволнованные сердца приятно остывали, высвобождая знойный и жгучий эмоциональный пар. Тела подверглись наплыву лихорадки, что сотрясала вялые и поникшие физиономии, неимоверно одержимые жаждой приятного и безмолвного отдыха. Сбросив баулы с забитых спин, каждый, точно обессиленный, потерявший возможность идти и тащить что-либо, грохнулся на мягкий матрас и приятно вздохнул, прижавшись к мягкому полотну. Скоротечно поглощающий молодые и пылкие натуры, манящий сон олицетворял именно ту, самую достойную награду за содеянное путешествие, требующее логичного завершения. Раскачанное физическое и духовное состояние отряда мгновенно и нежно отдавалось в пьянящие объятия блаженного сна. Хотелось на время забыть обо всём: об бесконечных опасностях; о кровожадных мутантах, с лютыми обликами; о вероятности собственной смерти, что давно пытается и, к счастью, безрезультатно, завоевать очередных глупцов, наивно полагающих попасть в Москву и слепо верящих в неизбежность успеха, в путь, предначертанный судьбой; о вынужденном самосохранении, путём твёрдого и безжалостного истребления яростных каннибалов. В общем, о тех суровых условиях, что жёстко и агрессивно диктовала непреклонная воля зоны. Ведь иногда человек всесильно горит желанием сбежать из мира сего. От чужого и чаще всего безотрадного, в свой великолепный и переполненный совершенством, соответствующим воображаемым идеалам. Однако вершиной великолепия явится лишь тот сон, в котором индивид осознает всё происходящее в мимолётных и сладостных видениях, как реальное, и начнёт действовать, заранее понимая, что дремлет. Такие осознанные сновидения случаются довольно нечасто в насыщенной людской жизни, а если и происходят, то на зло личности стираются из памяти, сохраняя лишь незначительные обрывки. Большинство человеческих особей не придаёт снам какого-либо серьёзного и особого смысла, потому что в большинстве случаев, сны в их головах имеют форму быстро сменяющихся кадров, абсолютно не связанных между собой эпизодов. И человек находиться в роли своеобразного кинозрителя на очередном сеансе своеобразного фильма.
    Границу, разделяющую мир реальный с пространством сна, заметить и тем более ощутить практически невозможно, но изредка хочется её почувствовать. Физическое истощение оказалось настолько прогрессирующим, что юный разум мимоходом пронёсся за кордон потусторонней реальности. Химические и психические реакции, разыгрывающиеся в мятежном разуме Николая, сотворили такую оригинальную комбинацию и поместили его в будто бы экспериментальную камеру. Душа юноши очутилась на странной и неопределённой локации, изготовленной кипящей фантазией. Молодой романтик ощущал своё тело и владел им также, как и перед сном. Перед ним растворилась завеса тайны и юноша очутился посреди огромного бескрайнего поля, стоя по колено в океане ромашек. Цветы стелились ковром до самого горизонта и были поразительно душисты. Замечательная свежесть польстила замкнутую и стеснительную натуру очевидца. Вот только его сердце содрогалось неясностью от незнания главного режиссёра сказочной постановки, занимающего к тому же и должность сценариста. Сознание, оторванное от настоящего, с трудом, но всё же сообразило, что в этом спектакле Николай отведено место главного актёра. “Чью роль мне необходимо исполнить? – задумался юноша. - Может быть роль себя самого? А почему бы и нет? Хм, но откуда все эти декорации?” Пьянея от благоухания свежих ромашек, молодой человек ринулся по направлению своего взора. Как говорится, куда глаза глядят. На бегу срывал букеты прекрасных цветов, прижимал к себе и взмывал их ввысь, чиня великолепные салюты. Герой фантастического спектакля радостно лёг на мягкий ковёр и покатился вниз, точно скатываясь с холма. Смеялся и старался расслабиться, ощущая, как стынут забитые мышцы, точно после какой-то глубокой и опасной вылазки. Над ним возвеличивалось голубое и ясное небо, с летящими мимо гордыми аистами. Простор. Свобода. Свежий воздух. С неба посыпались тысячи белых лепестков роз, точно озаряя лучами блеска славы. Поднявшись на ноги, Николай, словно освободившись из тюрьмы, от рабских оков, тихо и спокойно брёл по чудесному цветочному приволью. На ромашковой лужайке порхали пары крохотных и узорчатых бабочек. И никого на горизонте. Восвояси сгинули недавно сопровождавшие его страсти. Искушения того злостного и сгнившего мира запропастились навеки. Счастье блаженство. Путь вдоль просторов раздолья привёл странника к подножию холма, вскарабкавшись на который он достиг вершины мироздания и взирал с небес на землю. Всё казалось ему маленьким и ничтожным, ибо тернистая дорога к желанному возвела на высокий жизненный пьедестал. Отныне, он обрёл совершенство. Страх, гордыня, ненависть и многие другие пороки затхлого человеческого общества погибли навсегда. Душа обновилась и вступила в фазу совершенства. Торжествующий Николай оглянулся назад. Вспять. Из недр коего, ведомый ориентирами судьбы, смог выбраться. А там, чёрной скалой возвышалась та безнравственная и аморальная система, членом которой он, к счастью, не стал. Юный ум незаметно и броско опустил занавес на сцене, закончив столь своеобразное и романтичное представление. Из ног пропала нежная лужайка и герой провалился в лоно пустоты. Происходящее содрогнулось под оглушающие раскаты грома и молнии, уши заложило от чьих-то громких криков, казалось, что перепонки вот-вот лопнут.  Анонимный режиссёр завершил сей концерт, на финал которого пришлось скорое пробуждение исполнителя главной роли. Несвоевременное и вынужденное возвращение к проблемам всё того же реального бытия, настигающие беглого мальчика даже по ту сторону мышления.
   С липкой неохотой лениво поднимался Николай, оторванный от чудеснейшего и более не повторного сновидения. Не погашенная усталость, поразившая всё тело, будто его тем самым отключив, коварно и беспечно науськивала подремать ещё минутку, но её злоумышленное поползновение разбилось о скалу тандема любопытства и благородства, ибо крики предвещали беду для некоего человека, угодившего в сети долговой кабалы, к которой юноша питал безмерную ненависть. Это подбросило ещё одну охапку сухих дров в бушующее пламя сострадания. А потому совесть взорвалась и уже удачно подчинила своей воле характер и душевный настрой. Как тогда, в Рузе, во время кулачных боёв. Николай приободрился, словно на его облили леденящей водой, помятый и взъерошенный отправился к месту конфликта. Покинув комнату, он вышел в широкий коридор, пролегавший между бывшими торговыми точками. У одной из них двое высоких и грубых парней выбивали, пока что наглым и повышенным тоном, огромную денежную недостачу у напуганного и забитого в угол мужчина, который превосходил кредиторов по годам. На первый взгляд ему можно было дать лет пятьдесят, поскольку лицо, как и ладони, достаточно покрылось морщинами, а волосы были седыми. К тому же и голос звучал отнюдь не юношеской или студенческой молодостью. Вот только заимодавцев это никак не останавливало и брало за душу, жалость им не присуща. Они орали на пожилого должника и всячески угрожали, усмехаясь описывая его незавидную участь. Поскольку, судя из ругательств, процентов накапало уже слишком много к общему долгу, то его придётся отрабатывать не один месяц по самым грязным и опасным указаниям. Неплательщик уповал на их нравственность и воспитанность, надеясь на уважение к старшим, но ожиданиям суждено было рухнуть. Ситуация действительно обещала ему весьма несладкие перспективы, поскольку взбешённые невыплатой займа могли с лёгкостью пристрелить его за стенами базы. Удручённый посторонним горем, Николай терпел слишком долго, тщетно пытаясь сдержать вихрь горячих эмоций. Всё-таки гвоздь напутствия от Алексея глубоко вклинился в сознание напарника и сработал, как стоп-сигнал. Однако душа с обострённым чувством справедливости сотрясаемая пургой переживаний не могла смириться с происходящим, не смотря на предостережение Алексея. Не прочные рамки, выстроенные его назиданием, были не в силах сдержать весь разъярённый пыл сожаления, который рвал в клочья все препятствия, крушил границы ограничений, заключивший юношу в тиски определённых правил поведения. Происходящее призывало не замечать данное недоразумение, проигнорировать сей казус, не лезть не в своё дело. Николай в Рузе дал своему компаньону вечную и нерушимую гарантию выполнения данного обязательства. Ведь за собственные обещания рано или поздно человек приходит к ответу. Доверием Алексея злоупотреблять было бы слишком неблагоразумно и даже глупо. За столь громадный и долгий пройденный путь вместе, Николай ни разу не позволил усомниться и разочароваться в своих клятвах, потому что каждое его слово подтверждалось и закреплялось смелым движением и преодолением трудных, иногда и невыносимых испытаний. Пройти и побороть которые юный идеалист вряд ли бы отважился, но верность чётко поставленному слову подталкивала на грандиозные решения и поступки. Неформально им был подписан запрет, разумно выказанный Алексеем, на невмешательство в какие-либо проблемы остальных обитателей зоны. Необычное соглашение о не гласном нейтралитете. Вот только спокойно лицезреть на творившееся зло и закрывать на него глаза означало поощрять типичному беспределу. Равнодушно проигнорировать, подавить обострённое чувство справедливости и жалости, смириться с происходящим, признать это проявление ненависти и жадности, как должное, и ничего не сделать. Отвернуться и подумать о своих проблемах и потребностях, а на самом деле дать согласие заимодавцем беспощадно вершить чужую судьбу, прикрываясь обыкновенной отмазкой. “Ну они же мне ничего не сделали. Сам виноват этот дядька. Нужно сразу платить по счетам,” – словно в уме Николая с трибуны вещал Алексей. Однако перспектива пустить судьбу, пускай незнакомого, но живого человека на самотёк и отдать её в когти жестоким стервятникам никак не могла прижиться в голове своего господина. Человеколюбивый принцип моментально сбросил её в бездну забытья. Перед Николаем проявился, казалось бы, лёгкий выбор: остаться верным слову или остаться верным принципам. Воистину выбор оказался довольно прост. Вытащить человека из долговой ямы и из лап алчных безумцев. Юноша сосредоточился и с грозным лицом, полным недовольства, пустился вперёд и громко бросил железную фразу: “Оставьте его в покое, ублюдки!” Те, кому предназначалась сии оскорбления, поначалу не обратили на спасителя никакого внимания. Наверное, они и не подозревали, что кто-то рискнёт воспротивиться их действиям, нарушая давний принцип: каждый сам за себя. Эти бандиты, судя по бездействию персонала базы, обладали высоким авторитетом, потому с ними решили лучше не связываться. Однако Николай здесь был впервые и не знал о сложившихся порядках, и не испытывал абсолютно никакого страха. “Стрелять они точно не будут, потому что в укрытиях так не принято,” – юноша был уверен в этом твёрдо и не ошибся в умозаключениях. До обидчиков всё-таки дошли слова со стороны, и они прекратили мучать должника, крайне удивлённые тем, что кто-то осмелился выступить против. Николай на всякий случай сжал кулаки, потому что эти парни могли запросто его побить, и, встав напротив, выдвинул им свой ультиматум:
- Отстаньте от него.
- Иди гуляй, мальчик, по-хорошему, - ухмыляясь брызнул один.
- Да, шагай. Не охота пачкать пол, - гнусно усмехнулся второй.
- Прекратите пытать его. Убьёте же!
- Не лезь в пекло, сынок. А то можем оприходовать также.
   Ситуация продолжала накаляться и двое оппонентов развернулись к заступнику. Всё шло к тому, что они вот-вот нападут и изобьют Николая, указывая ему своё место. И тот чётко понимал это, а главное ещё более осознавал всё безнадёжность своих методов, достучаться до совести этих мерзавцев. Поэтому, Николай посчитал единственно правильным вариантом спасения выкупить несчастного, не зная при этом размера долга. Весь товар, который имел боец, заключался в тех самых “коктейлях Молотова” и остатках топлива, предназначенный для покупки боеприпасов и провианта. Но в данный момент его это не интересовало.
- Я хочу его выкупить, - лихо заявил юноша.
- Ох. Знаешь, мальчик, мы не торгуем им. Так что отваливай.
- Помолчи-ка лучше и дослушай. У меня есть чуть больше десятка бутылок с зажигательной смесью, плюс немного бензина и пустых бутылок для изготовления новых бомб.
- Хм..., - прищурился первый. – Солидный товар для зоны. И ты готов его отдать за этого человека? Ты даже не знаком с ним.
- Мне нужен человек для одного дела срочно.
- Мм, дай подумать. А это не твоих рук дело, когда ночью кто-то сжёг тачки?
- Моих. Кстати, очень эффективное средство, чтобы отвлечь мутантов. Так что берите, не пожалеете.
   Ещё некоторое время двое кредиторов совместно обсуждали столь внезапное и заманчивое предложение.
- Годиться. Тащи сюда своё добро, тогда и обменяемся.
    Окрылённый таким непредсказуемым, но очень желаемым ответом, Николай мигом отправился обратно в спальный отсек за ранцем с бомбами. За этот, казалось бы, короткий и незначительный переход обрадованное текущим ходом событий естество успело обзавестись разумными мыслями, которые резко вцепились в сознание, словно агрессивная свора диких собак пронзила его своими клыками. Из глубины телесных изваяний доносился отчаянный ропот сердца, одолеваемое угрызениями совести и всесильно умаляющее прекратить и заглушить все эти геройские амбиции. Чувство вины, пропитанное и ниспосланное совестью, расползлось по всему пылкому телу и точно резкой и заслуженной пощёчиной, хлёстом кнута наказания, обрушилось на оживлённые приступы самолюбия и надменности, потому именно эти гадкие наклонности своеобразной и непростой человеческой натуры начали оказывать неблагонадёжное и вредное влияние на характер. Под острым воздействием высоких свершений, пускай даже из самых лучших побуждений, ведомый жаждой избавления человека, вовсе не знакомого, из долгового рабства, юноша фактически отвернулся от своих товарищей, предал всё общее дело, инициатором которого сам и являлся же. Клеймо изменника отныне и навсегда обещало закрепиться за ним, повсюду преследуя и терзая его, как и ярлык обманщика, что легко и цинично бросается не шуточными обещаниями, водя за нос остальных и на их снисходительности въезжая в рай. После этого наплыва сокрушительных обвинений последовало мерзкое отвращение к самому себе. Николай нисколько не помышлял причинить вред своим друзьям и отречься от сказанных клятв, однако и пройти мимо угнетённого и обречённого на вечное рабство человека тоже не мог. Несомненно, он понимал и представлял себе ответную реакцию Сергея и тем более Алексея в виде прямого и грубого порицания, справедливо осуждающее сей рыцарский и высоконравственный шаг, являющийся по факту ударом в спину и подлым плевком в лицо своих компаньонов. Не исключался и вариант изгнания неутомимого и безответственного благодетеля из командных рядов, ибо такая дорогостоящая благотворительность и пожертвование коллективным достижением не внушала доверия. Следовательно, данный героизм всего лишь тянул развитие путешествия ко дну, словно весомый балласт, от которого логичнее было бы избавиться. Вдобавок, волна стыда и критики оставила юноше для размышления интересную фразу: “В мире полно стеснённых и несчастных и всем помочь ты никак не сможешь. Тебя просто на всех хватит. Так жизнь можно загубить, а она у нас так коротка. Нужно сначала подумать о себе, потому что большинство не совсем правильно оценит твой похвальный жест доброй воли.” Все эти всплески и конвульсии горделивых амбиций и замашек твёрдо заслонили своим высокомерным строем мольбы и просьбы, посылаемые по адресу совести. Прорыв великодушных и чистейших чувств, поглощаемый скверными и лукавыми соблазнами ненавистной половины души, рьяно и гнетуще стремившейся доминировать полностью, начал ослабевать и высокое пламя медленно потухало. Возникли сомнения по поводу правильности совершаемого подвига, однако им суждено было расколоться, погибнуть и спасаться бегством вплоть до чёрного и беспросветного угла, чтобы на время угомониться и ослабить тщетный и безрезультатный натиск. Сомнения рождаются и крепнут под дурным воздействием и коварным влиянием низких и хитрых человеческих качествах, питаемые диким и страстным эгоизмом, который часто используется злыми и губительными язвами для добродетелей человека. И конгломерат заносчивых и самовлюблённых душевных дефектов является весьма искусным в развращении и подчинении непокорной натуры своим прихотям. Тем больше возрастает и зреет их зависть, бьющаяся в гневной истерике, пока имеется в людском сознании иная альтернатива. Неприступными крепостями для вредных и желчных полчищ чаще всего остаются надежда и вера, если, конечно, они расположены на позициях добра. Поскольку можно также верить и в свою исключительность, кичиться собой и превозносить свои взгляды, как истину высшей инстанции. Можно и надеяться на более неприятный для кого-либо исход, удовлетворяя потребность в самодовольстве и корысти. Демонический полюс души постоянно мечтает о таких превосходных союзниках, как надежда и вера. Вот только в данном случае, эта пара сильнейших и порой определяющих качеств внутреннего мира находилась по ту сторону баррикад от печальной тьмы. Николай всё ещё крепко и простодушно верил в абсолютное добро, которое лишено корыстного окраса. Человек обязан совершать честные благодеяния и ими же искупать свои ошибки и преступления. Юноша по сути являлся идеалистом и поэтому наивно верил в совершенство человеческого бытия и не ограничивался только пустыми мечтами. Он был готов приложить массу усилий и оторвать от себя последнюю рубашку, лишь бы принести кому-либо пользу, потому что убедился в том, что человека красят только благородные поступки. Постороннее и чужое горе воспринималось им, как личное. Ему не представлялось жить спокойно и дальше, равнодушно потребляя общественные блага, пока мир терзают лишения и беды. Николай никогда не был дураком, ибо хорошо понимал, что всему миру принести счастье не в состоянии, но осознавал возможность поддержать близких и окружающих, подавая пример в надежде, что кто-нибудь последует за ним и будет помогать другим или хотя бы сам измениться в лучшую сторону. “Предположим, я откажусь от этой затеи и вернусь к парням, но как жить потом в достатке, зная, что я имел шанс помочь дядьке, а сам испугался за свою шкуру? Трусливо смирился и отвернулся. Простота хуже воровства!? Правильно, пусть вокруг твориться беспредел, зато лишь бы не меня. Своя рубашка ближе к телу!? Нет уж. А то, спасение утопающего, дело рук самого утопающего. А, если я могу подать ему руку, то почему я должен игнорировать? Чтобы потом ходить и сознавать своё малодушие и нерешительность? Зато сохраню эти бутылки зажигательные. Дойдём до Москвы, вспоминая об этом, кичась своей жадностью? Наш путь не будет построен на этом,” – негодовал Николай, целеустремлённо устремившись на выручку к незнакомцу.
   Шурша стеклянными ёмкостями друг о друга, великодушный боец, одержимый осуществлением помощи и всем своим существом к ней стремящийся, могуче ступал к нетерпеливым мздоимцам. Те в очередной раз поразились благородству и отсутствию выгоды у, по их мнению, “странного паренька”, презренно взиравшего на них. Осмотрев полезный и ценный товар поближе, оппоненты полыхали от небывалого торгового успеха экономической операции, радуясь солидной и щедрой выручке, на которую можно прилично подготовиться к трудному рейду, запасаясь обильной амуницией и пышным провиантом. Им казалось, что сей обмен товарами есть ничто иное как изумительный обман Николая, принёсший им столь обильную прибыль. Для них юноша являлся всего лишь глупым и наивным дураком, который подвернулся очень даже кстати. Раз они так торопливо вытряхивали последние гроши из должника, значит деньги были необходимы, как можно скорее и явно не для какого-то бессмысленного дела. Однако юноша не в коей мере не считал себя в то мгновение “обведённым вокруг пальца” болваном, а наоборот ощущал пьянящий наплыв животрепещущих чувств, чарующих сознание фанфарами, что возносили Николая высоко на пьедестал прославленных и гениальных мировых деятелей. Упоение превосходным торжеством удовлетворённой справедливости волшебно прельстило смелую натуру спасителя, подтачивая в нём громадный монолит нравственных сил, что лихо праздновали победу над грозными и коварными кознями тьмы. Щенячий восторг поработил сплетение разума и подсознания, на минуту погрузив молодого человека в пучину беспамятства. В блаженном забытьи Николай уже не мыслил трезво и с моментальной лёгкостью погасил последние огоньки кричащей совести, потому что она неистово напоминала о раздосадованном коллективе, ожидающим ответа и указания причин такого благодеяния. Продолжая наслаждаться сказочным эффектом от совершённого подвига, у поборника нравственности жгучее и светлое исступление на миг даже затмило самую сокровенную цель: пробраться в Москву. И всё-таки столь действенное впечатление от реализованного помысла, миновав точку максимума, постепенно пошло на убыль, ибо оно просто не могло длиться вечно. Подступали насущные проблемы и окружающая реальность с той гнетущей атмосферой разрухи и напряжения. Честолюбивая услада сменилась горьким и мучительным страхом, горделиво подступавшим из душевных закоулков, точно грозовая туча, наступавшая из далека. Спустившись с райских небес на землю, Николай теперь начал сознавать всю тяжесть лёгшего на него бремени ответственности за свой подвиг. Предстояло взглянуть в глаза своему лучшему и преданному товарищу. Непонятно откуда, из каких сердечных катакомб появился загадочный стыд, как не парадоксально, именно за содеянное. У Николая закружилась голова от такого странного противоречия: всем сердцем желал помочь человеку, а теперь ни с того, ни с сего стыдится собственного геройского подвига. Наверное, по своей не дальновидности, совсем не думая о последствиях.
    “Чудом спасшийся” поправил одежду, утёр пот и немедленно поспешил отблагодарить своего избавителя, радостно пожимая ему руку:
- Большое спасибо, парень! Я теперь твой вечный должник. Даже не представляю, чтобы они со мной сделали, если б не ты. Ты прям ниспосланный миссия во спасение моё, - усмехнулся под конец уцелевший. – Кстати, Иван Макарович.
- Ой, не стоит. Можно остановиться просто на имени. Николай. Вы можете идти. Я вас не держу.
- Интересный вы человек. Может мне всё это снится, - Иван Макарович потёр глаза. – А нет. Ты всё ещё здесь. Это что-то неслыханное. В наше время вот так вот просто и безвозмездно освободить кого попало. Невероятно. Тем более здесь, где все живут по понятиям. Ну ладно. Всё ровно, я очень благодарен тебе. Ты скажи лучше, куда путь держишь-то?
- Мы с друзьями идём в Москву…
- Ох, - оборвал его Иван Макарович. – Ты словно эхо прошлого. Вроде молодой парень, а за модой не следишь. Как это у вас, у молодёжи, не в тренде в общем. Московская лихорадка давно закончилась, потому что каждый бывалый знает, что туда доступ закрыт. Не актуально это сейчас.
- Знаешь, не очень люблю делать то, что модно, престижно и положено.
- Тогда зачем вам туда?
- У моего друга там осталась семья и он обратился ко мне за помощью, и я не могу его подвести. Без меня ему не справиться.
- Ммм, смело и безрассудно. Вот так чудо… Тогда ты не против, если к вашей братии и я присоединюсь, а то мне податься особо-то некуда. Да и потом, я тебе обязан…
- Ничего ты мне не обязан. Я не хочу, чтобы ты шёл со мной ради компенсации за услугу.
- Хорошо, прости. Тогда пойду просто так, как новый член твоей банды.
   Команда энтузиастов, стремящихся за непроницаемый барьер, обзавелась ещё одним человеком, и Николай поражался самому себе, в частности своим лидерским задаткам. На время заглянув в кладовую школьных и студенческих воспоминаний, юноша не увидел никаких проявлений и даже оснований для таких заключений, ибо в те года такой талант в нём никак не проявлялся, да и после, уже на работе тоже не выказывал особых симптомов. И только здесь, за периметром зоны, вдали от земных красот и мирского благополучия в нём, точно аленький цветок, расцвёл столь неординарный и редкий дар, быть может благодаря которому и удалось достичь того потрясающего результата, той высокой ступени. Её высота позволяла удостовериться в правильности и верной траектории развития незабываемого путешествия, что путеводной и судьбоносной нитью ведёт путников навстречу заветной цели. Стоя на ней и озираясь по сторонам, а главное вниз, чтобы сравнить крошечный и сомнительный старт, абсолютно не суливший как-нибудь великолепного успеха, или серую и непривлекательную жизнь в просвещённом обществе, разъедаемую ленью, корыстью и завистью, и нынешний заслуженный и величественный постамент. На достигнутой и пока непривычной высоте Николай понимал и видел, как его стремление и старание объединяли вокруг него близких и неравнодушных людей, освящая им путь во мгле и забвенье, словно факел в тёмном царстве, и ведя за собой на великие свершения, вселяя надежду и уверенность в своих силах и способностях. Вместе с находкой и открытием в себе данной жилки боец свежо почувствовал в себе ту тяжёлую и естественную долю ответственности за всех компаньонов, что искренне верят ему и преданно идут по стопам. Почему-то он даже пропустил через рассудок такую мысль: “Ведь я им нужен, без меня им будет очень сложно.” Такое умозаключение, казалось бы, ублажающее вредную и стервозную гордыню, наоборот обостряло внутри чувство долга, заставлявшее юношу не отделять себя от группы. Николай отчётливо осознавал определённую нужду в самом себе у напарников, но справедливо отождествлял себя с остальными и нисколько не отделялся от них, так как смекал, что и без них он собственно ничего не стоит. Боец на миг возомнил себя неким наставником, поучающий других и концертирующий их вокруг своей персоны, подавая прекрасный пример высокой нравственности и гуманизма, а также упорства и отваги.
    Николай и Иван Макарович возвратились в спальный отсек, где их ожидала раздосадованная и взбешённая половина отряда, в особенности Алексей. Он и Сергей закономерно полагали, что ранец с бутылками с зажигательной смесью кто-то похитил, однако завидев отсутствие рядом третьего коллегу и главного инициатора ночного рейда, сразу же пришли к выводу о покупке им необходимого фуража и боеприпасов. Однако, к сожалению, для них, ни того, ни другого начинатель и старший энтузиаст не приобрёл и был готов решительно и непоколебимо понести наказание и выслушать волну критики от друзей, ибо за свои поступки предпочитал честно держать ответ. Николай не искал каких-нибудь глупых и левых отмазок и оправданий в свой адрес и, скрепя сердцем, ожидал приговора коллективного суда, виновно повесив голову и покраснев от позора. От душераздирающей пламенной стихии, разжигаемой бесчинствующим чувством стыда, было чрезвычайно трудно и горестно смотреть в глаза своим товарищам. В напряжённых душевных чертогах, сверкающими пронзительными раскатами эмоций, усиливалось и кипело жгучее раскаяние, вынуждая юношу полно и ясно сознать весь масштаб содеянного, дабы исправиться и встать на путь возрождения.
    Гнев возмущённого Алексея молниеносно и громогласно вырвался наружу, обрушиваясь на виновного всей железной мощью обвинительных доводов, дабы вразумить неорганизованного и рассеянного героя.
- Вот ты где. А мы знаешь ли волнуемся. Чего нас не предупредил? И где тот самый товар, что так нам важен для дальнейшего продвижения к Москве?
- Нету, - робко и стыдливо ответил Николай. – Я вот человеку помог и поступить иначе у меня не было возможности. Прости.
И без того враждебная обстановка продолжала неумолимо накаляться, пока не достигла такого напряжение, что уже никакая моральная сила не смогла бы удержать проистекающий конфликт, входящий в фазу кульминации. Растущее и бурлящее пламя обиды, поглощающее духовное состояние Алексея и подталкивающее его на ответные и карательные меры, настолько обуглело его душу, что держать себя в рамках приличия уже не представлялось возможным. Насильно придерживаться границ порядочности и вежливости, казалось, излишней уступчивостью безумству и глупости Николая, а потому Алексей, сгораемый от кипящей обиды и безысходности текущего материального положения, оставшись фактически ни с чем, взорвался от нетерпения, желчная масса негатива и недовольства вырвалась наружу, превращая его в психически неуравновешенного человека. Он словно вышел из себя, ибо чаша терпения была уже слишком переполнена, и налетел на Николая, как на потенциального обидчика и агрессора, прямо как на разъярённого мутанта, загнавшего Алексея в ловушку. Ущемлённый отец грубо и жёстко схватил друга за воротник и приготовился со всей силы швырнуть его на пол. И всё-таки полностью оскотиниться ему не удалось, в порыве бешенной ярости он не утратил того прочного здравомыслия мыслей и рассудка, оттого и сумел моментально убедить себя сбавить обороты недовольства и ненависти, заглушить внезапный всплеск негодования, разумно понимая, что сделанного не вернуть и не исправить. Однако Алексей никак не мог принять те сухие и чёрствые словесные извинения напарника, запятнавшего свой авторитет и честное слово поганой и мерзкой подлостью свершённого поступка. Невозможно было смириться с той безответственностью и глупостью Николая, проявленную в такой важный момент путешествия, которое наконец-то выровнялось и вошла в колею, когда появилась единственная возможность пополнить запасы и плавно, не испытывая ни в чём никакой нужды, прорываться к злосчастной Москве. Канули в небытие те величественные и чистосердечные признания в дружбе и верности, померкли благородные и великодушные заслуги, растворились в гуще прошлого те приятные и радостные мгновения совместных приключений. Отныне всё это считалось красивенькой ширмой и лукавой оболочкой, за которой скрывалось всего лишь жалкое и циничное лицемерие. Трудно простить злоупотребление своим же доверием, воспользовавшись которым коварный хитрец совершал выгодные для себя делишки. Когда о твою доброту просто взяли и бесстыдно вытерли ноги, как о половую тряпку, и, прикрываясь твоим горем, бедами и лишениями твоей родной семьи, корыстно и алчно удовлетворяя свои прихоти. При чём совершая это за спиной, скрытно и тайно, дабы не угодить под пресс иного мнения своих друзей, на которое, как думал Алексея, Николаю абсолютно наплевать и его не интересуют чьи-либо альтернативные точки зрения, потому что только его мнение есть истина в первой инстанции. Всматриваясь в искушённого великодушными соблазнами безумца, Алексей находил в этом предательском облике свою роковую ошибку, совершённую несколько недель назад, потому что до последнего не думал и гнал подобные мысли прочь о том, что верный храбрый друг принесёт ему столько хлопот и проблем. К страшной обиде присоединилось гулкое чувство сожаления за сделанный выбор. Алексей недоумевал, как ему посчастливилось так просчитаться и не разглядеть в этом жалком и ничтожном честолюбце алчного и гордого отступника. Продолжать сдержанно молчать и не реагировать на такую предательскую и свинскую выходку являлось чистейшим неблагоразумием и проявлением высшего рода трусости, потому что если не приструнить эти геройские порывы на корню, то с каждым разом они будут только учащаться. Следовательно, боязливо терпеть и формально попустительствовать подобным фортелям было просто нельзя. Отмалчиваться Алексей более не стал и решительно высказал всё, о чём думал:
    - Ну что ты теперь доволен? А? Доволен? Мы снова остались ни с чем! Ни патрон, ни еды, ни транспорта. Ничего! Зато твоя совесть будет чиста. Главное она тебя теперь грызть не станет. Правильно. Я же тебе говорил – мы пришли сюда не за этим. А ты вот так низко взял и проигнорировал. Плевать ты хотел на мою просьбу. Что ты молчишь? В глаза смотри! Из-за тебя моя семья ещё дольше будет ждать спасения и, не дай Бог, из-за твоей погрешности мы потеряем драгоценное время и не успеем вовремя, и они погибнут. А что меня в рабство не продал или себя? Там, наверное, полно несчастных, кому нужна свобода? Ну иди! Давай! И плевать на наш поход, на все цели. Давай! А может пойдёшь мутантов мочить и заодно погибнешь смертью храбрых? Мы потратили столько времени и нервов, висели на волоске от смерти, а ты вот так просто ради удовлетворения жалости всё перечеркнул. И главное, никого не спросил. Ни меня. Никого. Ты всё ровно всем не поможешь. Вокруг полно других бедных. Что же ты им не помог? А то несправедливо как-то, один спасён, а другим не повезло? За это тебя совесть не грызёт? Всех голодных тебе не накормить. Всех слепых не сделать зрячими. Всем глухим не вернуть слух. Инвалидов тебе не излечить. Зачем ты пытаешься делать то, что тебе не под силу? А теперь из-за твоего благородства, ко дну пойдём мы все. Не тяжела ли ноша? Сними розовые очки и подумай лучше о проблемах насущных.
- Я должен был по-твоему стоять в стороне, как трус? Как бездушная тварь с каменным сердцем? Радоваться тому, что моё эго в достатке, зная при этом, что я мог помочь человеку и не помог.
- А как насчёт помочь своей команде? А? Ты об этом не подумал? Спас одного, зато обескровил остальных…
    Натура искреннего и честного юноши невольно содрогалась от мощного дуновения жгучего стыда, поразившего бурным потоком всё сентиментальное самообладание. Как настоящему и преданному другу, ему было до невозможности и изнеможения трудно находиться на эшафоте в роли подсудимого на публичном судебном заседании, сжимаемым обвинительными и растерянными, а главное недовольными поведением Николая, взглядами, что невидимо давят на его сознание, дабы вынудить к всенародному покаянию. Словно чугунные тиски спрессовывали его душу, как крохотную, но упругую и эмоциональную пружину. Николай не противоречил справедливым обвинительным суждениям, так называемого верховного судьи в лице Алексея, и даже нисколько не пытался себя оправдать, чтобы доказать свою неправоту. А, как покорный и стойкий товарищ, смело и честно отвечающий за свои поступки, внимал гневному недовольству напарника. Однако за искренними эмоциями недавнего спасителя, разжигаемыми пламенными всплесками горького сожаления, скрывались совершенно иная точка зрения, созревшая в разуме арестанта, которая, может быть, в некотором роде противоречила формальным, но не наигранным переживаниям, проявляемыми уязвлённой физиономией. Истинное покаяние Николая несомненно присутствовало и тормошило всё его существо чуть ли не до солёного слёзного извержения, но исключительно за доставленные неудобства и душераздирающую боль, посеянную безрассудством обвиняемого. Он фактически морально расплачивался не за сам нелицеприятный поступок, имевший пагубный результат, а сугубо за оставленные последствия. Юноша вовсе не стыдился своего благородного и доблестного подвига, благодаря которому сотворил доброе дело, а наоборот радовался и ликовал, что не поддался дурному влиянию лучшего друга. И на душевном поприще как раз неистово и громогласно обрушился на порочащие обвинения со всей силой ущемлённой нравственности, что ещё больше закрепляло в нём правильный выбор, что он совершил, находясь на опасном распутье. Николай уважал мнение практичного компаньона и практически беспрекословно считался с ним, однако высказанным протестом был категорически не согласен, особенно с критикой, что касалась великодушного благодеяния. Его раздражал непристойный и высокомерный индивидуализм оголтело испускаемый Алексеем, ибо большая часть его негодования набросилась только на одухотворённый жест доброй воли. И Николай узрел в этом кощунственном акте проявление гнусной и кошмарной жадности, которая вещала из гневных уст. Как в Николае усомнился Алексей, так и в нём разуверился великодушный юноша, более всего в недостатке щедрости. На миг его даже повергло в страх, так как лучший друг вполне готов идти по головам и, как ни в чём не бывало, глядеть на людские искалеченные судьбы, гордо ухмыляясь. Он никак не мог взять в толк: отчего его так яростно порицают за доброе и гуманное свершение? Неужели окружающий мир настолько очерствел, что стал восхвалять лишь корыстные и надменные заделы? Неужто сердца людей так почернели, что не способны сломать ужасные и желчные пороки своего существа и, ведомые этими бесконечно грязными качествами тёмной стороны телесного духа, пойдут претворять свои ядовитые и звериные прихоти в жизнь, заражая этой эпидемией напыщенных амбиций и желаний, ещё неискушённых? Как же человеку нравятся ходить и кичиться собственными материальными средствами, дабы приголубить своё самолюбие ради спесивого самоутверждения. Их преследует боязнь крикливой толпы, не любящей выделяющихся элементов из её шеренг, и чтобы не омрачить себя публичным позором и надругательством, человеку проще оставаться внутри равнодушной публики, не забывая тешить лень и беспомощность, подтачивая их постоянными и вечными фразами: “Каждый кузнец своего счастья. Как потопаешь, так и полопаешь. Хочешь жить, умей вертеться. Место под солнцем нельзя уступать, ибо тебе его никто не уступит”. Главное оставаться не хуже других, подчёркивая свой статус. Вот только в реальности гораздо этот статус хуже других, ибо ты, как и прочие, корыстен, бессердечен, завистлив и зол. Почему народу по нраву пребывать в этом равнодушном и субъективном сборище? А каждый, кто решит иначе и всё-таки рискнёт совершить кардинально противоположный поступок, то получит такой удар словесной лавины из брани и остервенения, что не всякий способен устоять. Однако на Николая ополчился только один человек из всей группы, как это ни странно, и юноша был нескончаемо рад, что не изменил своим идеалам. Остался верен принципам и не растворился в том безумном стаде, частью которого, по его мнению, являлся Алексей. Юноше казалось, что его соратник из-за неспособности оказать безвозмездную помощь человеку, прокажённый корыстью, а также из-за своенравия Николая, что поступил вопреки его просьбе, тем самым немножко выходя из-под влияния, выплёскивает негатив. “Если бы все помогали друг другу, то вместе нам удалось бы гораздо больше, чем в состоянии розни. Да, один я всех не накормлю, но если каждый из нас сделает тоже, что сделал я, то вполне возможно накормить всех, однако большинство на это никогда не пойдёт, потому что у самих проблем хватает. Почему не под силу? Очень даже под силу. Смог же освободить человека, значит по силам. Откуда в нём столько жадности? А когда я его вытащил и донёс до храма просто так, что-то он умолчал об этом. Может нужно было подумать его философией. Всё ровно всех от мутантов не спасти. Дай хоть сам ноги унесу. Как речь идёт о себе, так сразу. Ни слова, всё в порядке.” Внутреннее ответная реакция так и осталась только мысленным размышлением, потому что усугублять ситуацию ссорами было бы слишком глупо. Ведь продолжать путь им вместе, так что лучше уступить и приложить все усилия к осуществлению назревших задач. Николай был точно уверен, что скоро удастся найти снова всё необходимое для путешествия. Раз такое удалось им во мраке ночи, то днём будет в разы проще. Это всего лишь вопрос времени. Поэтому нанесённый ущерб он собирался честно возместить в полном объёме.
    Обильные размышления Николая постепенно ослабли и отступили, однако подобные рассуждения посетили не только его одного. Они словно каким-то мистическим образом коснулись Сергея, взволнованного разразившейся смутой, и, как будто невидимой и тонкой нитью, прошли сквозь его разум. Наблюдая со стороны за происходящим конфликтом, он смотрел на Алексея с величайшей скорбью и трепетно ожидал подходящего момента, чтобы выказать своё назревшее несогласие со спесивой и однобокой позицией раздражённого скряги. Возникло непонимание: “Зачем ставить такими ехидными и непристойными словами спасённого человека в неловкое положение?” Разумеется, Священник отдавал себе справедливый отчёт о потрясённом и ожесточённом состоянии духа, о естественной ответной и спонтанной реакции непроизвольных психических механизмов. Больше всего наполняло неприязнью отсутствие обыкновенного чувства меры и своевременного стоп-сигнала. Казалось, что неугомонный Алексей пытается уже не пристыдить Николая, а скорее побольнее его уколоть, дабы вынудить прочувствовать ту невыносимую и гнетущую боль, рвущую на части сердце отчаявшегося отца. Возникла невероятная жалость к родителю, потерявшему последнюю возможность увидеться с родными, бьющемуся в безнадёжных припадках о непроницаемую стену невозможности повернуть время вспять, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. Будто у него нагло и бесцеремонно отобрали единственный шанс вызволить близких из горнила кошмара. Точно билет к родным оказался с текущей секунды более непригодным. Украли незаменимый шанс предотвратить гибель жены и ребёнка. Морально издыхающий от судорожных терзаний более не мог продолжать взывать к неведомым силам о помощи и исчерпал резервный запас слов. Ему не нужны были никакие извинения и клятвы в вечной дружбе, ибо им не дано вернуть жену и ребёнка. Сергей верно ощутил скорую потерю одного из товарищей и решил немедленно душевно поддержать Алексея:
- Лёш. Уверен мне не понять и не изведать твоих страданий, но мы с тобой вместе преодолели столько неведомых и сложных испытаний, что сдаваться сейчас из-за лишения каких-то материальных вещей было бы просто нелепо, ибо как раз твоей трусости семья тебе не простит. Поверь мне, мы найдём выход. Ты не одинок. Вместе мы справимся с любыми невзгодами. Просто верь. Ты много пережил, но толи ещё будет. Нельзя сдаваться. Держу пари, ты хочешь заглушить эту невыносимую боль обезболивающим средством, вроде алкоголя. Жизнь ломает многих. Не будь же в их рядах. Этим ты точно ничего не изменишь. Поэтому, воспрянь духом, отбрось восвояси сомнения. Мы будем действовать решительно и слаженно. И победим. Не сокрушайся о поступке Коли. Он поступил правильно, как велело ему сердце. Представь, что кто-то также безвозмездно поможет твоей семье, оторвав от себя последний кусок хлеба. И ты будешь ему безмерно благодарен. Согласен?
    Проникновенная речь Сергея безукоризненно выполнила главную задачу: разрядила слишком накалённую обстановку. Назначенный вопрос серьёзно озадачил Алексея и не мог быть оставаться без должного внимания. Ему пришлось некоторую часть времени собраться с мужеством и охладить свой пыл. Слова, произнесённые в острый момент, фактически остановили падение надломленной души в зыбкую бездну колебаний и растерянности, потому что боец почти полностью исчерпал психический потенциал и пламя энтузиазма в нём практически утихло под ливнем холодной неуверенности. Но, к всеобщему удовлетворению, вымотанный участник ещё неоконченного путешествия ответил:
- Да… Согласен, - утирая катившуюся слезу, кивнул Алексей. – Простите меня парни. Я напрасно опустил руки. – Он повернулся к Николаю выдыхая. – Не принимай мои слова близко к сердцу. Я не хотел тебя унизить или оскорбить. Пойми меня…
- Не стоит Лёх, - Николай, сердечно сгорая от угрызений совести и испытывая чувство сострадания, соболезнуя обнял Алексея.
    Сопровождая произошедший коллективный переполох любопытным взглядом, Иван Макарович был необычайно впечатлён разыгравшейся драмой, которую лицезрел “чудом спасшийся” должник так, словно он впервые очутился в зале Большего театра, на сцене коего совершалась мистерия, захватывающая дух. И он, как культурный и воспитанный зритель, тотчас аплодировал бы стоя такому прекрасному и счастливому финалу, вот только всё произошедшее являлось отнюдь не театральной постановкой, а реальной жизненной действительностью без лишней притворной жеманности. Однако зачинщиком этой сентиментальной пьесы Иван Макарович заслуженно и объективно счёл самого себя и ему стало удивительно неловко, что источником случившегося скандала являлась именно его персона, хотя никто его в этом даже не упрекнул. Отрешённо прозябая в стороне, он скоротечно почувствовал себя лишним, находящимся не в то время, не в том месте. Однако и удалиться ему тоже было нельзя, ибо это противоречило его сложившимся житейским принципам. Твёрдое обязательство перед Николаем плотно зафиксировалось в его сознании, и попытка откинуть его означала подлейшим образом переступить через личные убеждения. Иван Макарович ошибочно боялся, что своим присутствием мозолит глаза и нагнетает атмосферу. Николай не позабыл о новом соратнике, разросшейся группы, и немедленно поспешил представить новоявленного товарища:
- Кстати, это наш новый товарищ, Иван Макарович, - с улыбкой сообщил юноша.
    Сергей и Алексей приветливо и радушно приняли в своё братство ещё одного соратника, любезно обменявшись рукопожатиями и представившись. И так отряд пополнился ещё одним человеком, что не могло не вызывать упоительного восторга у бесспорного лидера растущей группы. Его личностная самооценка поднялась ещё на одну планку, снова укрепляя веру в правильности выбранного пути и уверенно совершенствуя лидерские качества. Будто невероятная самоотверженность притягивала к себе посторонних людей, яростное рвение к осуществлению благочестивых и доблестных поступков приковывало непричастные взгляды, словно путеводная и яркая звезда, указывающая дорогу странникам, сбившимся с пути. Юноша никак не мог в это поверить, ибо ещё недавно ему и в голову не могла прийти столь занимательная идея о пополнении и росте числа участников грандиозного мероприятия. Ведь изначально Николай и Алексей придерживались доктрины единоличного похода на Москву, являясь убеждёнными в исключительно собственных силах, совершенно не рассчитывая на чью-либо поддержку, рационально полагаясь только на себя. Однако километры пройденного, сложного и тернистого пути не остались безрезультатными. Появлении рядом с друзьями двух новых и более зрелых товарищей, лучше приспособленных к выживанию, представлялось Николаю, как некое своеобразное вознаграждение за проделанные труды. Однако юноша отождествил эту награду не только с воздаянием за непомерный и честный труд, а с его внутренним обновлением и построением индивидуальной траектории жизненного развития. Все прошлые события, в которых происходило духовное очищение, доказывали обоснованность окрыляющей теории, начиная от опасного перехода по ветхому мосту, в окружении всесильных ловушек, помощь поверженному на ринге, преодоление страстных искушений в соблазнительной аномалии, участие в кровавой и жестокой битве в Тучково, великодушное спасение Алексея, ночной марш-бросок до Кубинки вопреки всем сомнениям и страхам, освобождение новоприбывшего из алчных и корыстных лап. Всё это подогревало решительный и позитивный настрой воодушевлённого и отважного юноши. И он отдавал себе справедливый и трезвый отчёт в том, что ещё рано восхвалять те безусловные достижения и кичиться достигнутыми плодами незавершённого путешествия. По его мнению, впереди их ожидали куда более трудные и жуткие преграды, которые придётся преодолеть, а посему ещё рано праздновать победу и хвастаться недостаточно величественными свершениями, потому что будут ещё более монументальные. Пробуждённая скромность отдавалась волной титанической самокритики, наверное, обострённое также разительно, как и чувство справедливости. Николай никогда не помышлял выказывать самолюбивое хвастовство кому-либо из товарищей, потому что всегда и неустанно подчёркивал совместное решение возникавших проблем, ибо знал, что без поддержки и своевременной помощи надёжных друзей ему вряд ли удалось в одиночку справиться со всеми невзгодами, что возникали на пути по мере продвижения к прелестной мечте. Для него понятие своё давно исчезло в общей деятельности сплочённого коллектива, которым движет прекрасное желание открытия новых горизонтов и реализовать поставленные цели.
- Я не совсем понял. Куда вы путь держите? – заинтересовался Иван Макарович.
- На Москву, - уверенно ответил Николай.
- Мм, теперь понятно. Идёте, стало быть, спасать семью товарища. Это что-то из рода какой-то сказки. Так, чего, собственно, нам с вами не хватает для отправки?
- У нас нет транспорта и патрон, почти не осталось еды и нет денег. А также нет фильтров.
- М-да. Скверная ситуация, но не самая страшная. Я тут давно маячу и точно скажу, что тачку найти будет не трудно. Правда придётся повозиться, так как они тут все потрёпанные или обчищенные. У кого колесо скрутили, где аккумулятор спёрли. Патроны и фильтры тоже можно будет достать. Есть у меня свой тайник, я там на трудные времена копил патроны и фильтры. Как чувствовал, что пригодятся. Вот еду раздобыть станет не просто. Денег нет, но ты держись. Если что, на первое время у меня осталось пару банок тушёнки. Вы сами первый раз в Кубинке?
- Нет, - сказал Сергей.
- Мы впервые, - отозвался Алексей.
- Ты город-то хорошо знаешь? – обратился Иван Макарович к Священнику.
- Вполне. Я же здесь всё-таки два месяца прожил, пока…
- Пока не ударился в монашескую жизнь. Ну да ладно. Это хорошо, что половина ориентируется на местности.
- Тогда нам необходимо разделиться, - заявил Николай. – Думаю, раз Ваня знает, где находится машина, то ему и вести поиски. Скорее всего придётся найти и важные запчасти. Поэтому он и Лёха займутся поисками, а мы с Серёгой пойдём за боеприпасами и фильтрами.
- Так точно, товарищ командир, - отрапортовал Иван Макарович. – Кстати, по поводу еды. На той стороне города, через железную дорогу, есть большая любовная аномалия и в ней, по слухам, растворился военный грузовик, ещё во время операции по освобождению. Мне кажется, что в нём должен быть продукты питания.
- Какие ещё продукты? – усмехнулся Алексей. – Столько времени прошло. Всё уже давно пропало.
- Не-а. Ты хотя бы знаешь, что это такое? Это не набор батонов хлеба или пачек с молоком. Там хлебцы солдатские, чуток сала и паштета, чай должен быть и много ещё съестного. В принципе, несколько пачек могли сохраниться, а может и больше даже. Проблема в том, что эти съедобные трофеи в аномалии. Соваться туда равносильно самоубийству. Да что я вам говорю, вы не меньше меня знаете о её чудесных свойствах. Бывал один раз. Потом так хотелось девку, что пришлось снять милочку на последние гроши…
- Избавь от подробностей, - перебил Сергей. – Где ещё можно найти продовольствие?
- Ой, да ты пуританин. Ну, есть такое поверье, что, мол, на участках и огородах яблоки растут, лук. Там надо лазать и проверять, но очень рискованно. Не знаю, нужно у торговцев и персонала поспрашивать. Может чего подскажут.
- Ясно. Тогда решено, - твёрдо подытожил Николай. - Ваня и Лёха займутся транспортной стороной вопроса, а мы с Серёгой соберём еду и по возможности пройдёмся по участкам. Сколько сейчас времени?
- Пять минут двенадцатого, - взглянул на часы Алексей.
- Где находится тайник?
- Ну, точно не знаю. Я же сказал есть свой тайник с запасами. Он расположен рядом с ж/д станцией, в таком высоком стеклянном здании, там ещё реклама интернета из пазл. И вы их интернет отделении, за стойкой, где обычно всякие администраторы сидят, лежит картонная коробка. В ней всё есть. Мы на обратном пути заскочим.
- Спасибо. А где аномалия?
- За мостом. Я покажу, - проинформировал Сергей.
- Понятно. Тогда встречаемся здесь через…
- Как закончим, - подвёл совещание к концу Иван Макарович.
- Выдвигаемся.
    Распределив обязанности между участниками сообщества, Николай ещё раз проверил количество обойм к пистолету и накинул баул. Все его мысли на первых порах были прикованы к предстоящему контакту со зловещей аномалией, воспоминания о которой повергали тревожное замешательство. Со дна постоянно текущего умственного течения, что подобен лишь мятежному потоку бурной реки, всплыли омерзительно чудесные отрывки очаровательных созданий в женском обличии, пленяющие любого представителя сильного пола своей миловидностью и точным подбором обворожительной физиономии. Поднялась приторная ностальгия об острой, как лезвие только что заточенной бритвы, и ноющей боли, обещающей озверело вцепиться в сознание, как голодный волк, снова вытряхивая из памяти самое сокровенное, выворачивая мозг наизнанку и выжимая последние капли самых безрассудных желаний. Коварство аномалии измеряется количеством найденных интимных влечений, а степень хитрости определяется мастерством экранизации и искусством воплощения воображаемых женских фигур. Помешать проникновению изворотливых щупалец, обладающих техникой блестящего карманника, могло, наверное, только полное беспамятство. На сердечном поприще разыгрался естественный аппетит, требующий удовлетворения природных инстинктов, а поскольку организм юноши давно не получал расслабляющего наслаждения, то невообразимо возросла потребность в познании нежного женского тела. Однако Николай превосходно усвоил предыдущий урок нервозной борьбы с кошмарной энергией опасного явления зоны и помнил, сколько потребуется физического и морального напряжения, чтобы сломить всесильное давление искусительной похоти. Поскольку в аномалии ему довелось побывать не единожды, то полученный опыт он надеялся использовать ныне и применить на практике те обретённые навыки сопротивления против могущественной владычицы мужских желаний и сердец, едва посмевших нарушить её покой и бросить вызов всесокрушающей воле.
   Пока группа спускалась к выходу из убежища, Николай на несколько минут пустился в размышления о феноменальной силе покровительницы людского распутства и даже немного аплодировал её восхитительной утончённости передачи тайных женских обликов. “Как ей всё это удаётся?” – ревниво недоумевал озадаченный лидер. Высокое любопытство взяло верх в его рассудке и породило массу различных доводов о загадочных механизмах бесподобного устройства, работающего без осечек. Было очевидно, что аномалия обладает мастерством самого великого художника и умелым навыком знаменитого модельера, её присущ некий дар режиссёра всей романтическо-пошлой постановки. Даже, быть может, она исполняет роль той самой обольстительной девушки, демонстрируя прекрасный артистизм. Также важно отметить тонкую психологию высокомерной госпожи, умеющую чётко определять, находить и давить на самые больные точки человеческой психики. Невольно напрашивалась мысль: “А почему она несёт и сеет только смерть? Что ей движет?” Вероятнее всего ей движет, как и многими живыми существами, основополагающая потребность. Неутолимая жажда в человеческих душах гложет её нутро. Страсти о прекрасной, переживания о возлюбленной больше всего привлекали кровожадной аппетит повелительницы. Любовные волнения, часто сотрясающие эмоциональную плоть, являлись для аномалии самым драгоценным гарниром. Однако, миледи не слыла ненасытным потребителем восторженных сердец. Как и многим хищникам, ей было интересно и приятно поиграться с жертвой, полностью измучив несчастную. Ведь упоительно наблюдать процесс одичания доселе возвышенного и разумного существа, обладающего силой воли и некими духовными принципами. Дивно смотреть на ход трансформации из порядочного создания в безмозглого зверя. Более забавно видеть становление нового служителя вульгарного культа и видеть в его глазах неподдельную веру в красоту и прелесть плотских утех. Независимая повелительница могла своей силой подчинить себе и поставить на колени практически всякого смертного мужа. Однако, на любую силу всегда может найтись другая сила. Знание этого давало Николаю величайшую радость.
    Перемещаясь по помещениям, наполненным странниками юноша смог поподробнее разглядеть и создать в уме хорошую картинку интерьера данной базы. Для него являлось непонятным то, почему именно в здании торгового центра организована крепость? Отнюдь не самое надёжное место для плотной обороны в условиях бесконечной осады. Первый этаж не был обнесён какими-либо каменными стенами, а лишь огорожен изгородью из стеклянной массы, которую толпа разъярённых мутантов могла просто разрушить в прах. Но к удивлению Николая, народные умельцы нашли в себе силы и желание, чтобы укрепить первый этаж форпоста. Они раздобыли на местных строительных рынках множество бетонных блоков и не поленились привезти цемент, замесить бетон и тем самым возвести вокруг всего первого этажа, вдоль стеклянного ряда, надёжную и крепкую стену из блоков, оставив несколько выходов, закрывавшихся железными пластинами.  Коридоры между бывшими торговыми киосками были весьма узкие, а посему из-за густонаселённости пристанища приходилось толкаться и глядеть в оба, ибо в таком скопище явно орудовали воры. Вдобавок, внутри царила тяжёлая духота. Как и в Рузе, отовсюду веяло запахом неутихающей купле-продажи. Это сложно назвать каким-то безопасным приютом для принесённых сюда зоной, база больше походила на огромный базар. Купеческих точек здесь числилось слишком много, по сравнению с Рузой. Почему-то отсутствовали кулачные бои, так полюбившиеся на прошлом остановочном пункте. Тут прижились карточные застолья и баталии на всё что угодно. Николай с грустью проходил мимо оружейной ярмарки, где выставлялось на продажу бесчисленное количество боеприпас, автоматов и винтовок, гранат и мин. К несчастью, для их приобретения у команды не имелось никаких средств. Вокруг теснились вооружённые до зубов бойцы в прочных бронежилетах. Юношу слегка ущемила зависть при виде людей с СВД, потому что ещё в детстве ему понравилась эта снайперская винтовка. Ближе к выходу стали встречаться откровенные витрины с проститутками, сам вид которых омерзительно отвращал Николая. Каждый уголок находился под усиленным надзором гарнизонной охраны, следившей за порядком. На первом этаже не было спальных комнат, все они располагались этажами выше. Наверное, единственные отсеки облагороженные до максимума. В которых всегда благоухает свежий воздух вперемешку с дымом от костров. Оставшаяся нераспроданная мебель с мягкими и удобными матрасами. Постоянных жильцов на ней обитало немного, судя по заселению спальных помещений, ибо купцы никогда не останавливались надолго в какой-либо точке зоны, да и ночевали они прямо у себя на точке, не оставляя товар без присмотра. По численности живых душ Кубинская база явно уступала Рузской и скорее всего из-за близлежащей конкурентки в Голицыно, о которой местный люд отзывался безукоризненно в плане безопасности, потому что её охраняли официальные военные подразделения. Достигнув выхода с уютного пристанища, путники приготовились к выходу в открытый и жестокий мир.
   Отодвинув стальную преграду, караульный открыл дверь и выпустил команду на почти пустынную улицу. Снаружи господствовал ненавистный летний зной, превративший свежий воздух в удушающий газ. Палящее солнце с востока стремилось к зениту, чтобы плотнее насытить живые организмы очередным зарядом бодрости, дабы помочь им жизнерадостно цвести, источая волшебные ароматы, и жужжать. С восходом яркого светила просыпалась вся окружающая среда. Распустившаяся сирень нежно благоденствовала и наполняла лёгкие мягким и ласковым запахом. На гордых клёнах выделялись остроконечные и узорчатые листья, на ветки берёз слетелась стая бурых соловьёв и звучно напевала мелодии. Чем выше поднималось солнце, тем больше проявлялась игра светотени, выделяя своим контрастом разнообразные формы окружающей среды. Ослепляющий свет усиливал состояние всех цветов радуги, раскинутых от магазинных стендов до сочной травы. Небесная гладь освободила необъятные просторы от засилья туч и позволила солнцу простирать свою длань на сотни километров вокруг, наполняя флору и фауну жизненно необходимой энергией. На городских просторах паслись, как стадо коров, бедные мутанты, страдающие от раскалённого пекла и истекающие потом. Наступивший день ослабил их пылкость и чувство голода в них серьёзно притупилось. Разумеется, по-прежнему, они представляли собой грозных и беспощадных соперников, которых лучше по посту не дразнить и держаться от них подальше. Подогретая солнечным жаром, людская плоть пробуждала в них неутолимый аппетит, и они в чаще всего, как мотыльки, тяготели к жертвам, но не слишком расторопно. При том, что подавляющая масса мутантов была медленным и неуклюжим большинством. Однако вялость противника вовсе не означала гарантию беспечной прогулки по городским кварталам, ибо для выживания приходилось постоянно находиться в движении. Да и к тому же в любой момент, откуда не возьмись, могла выпрыгнуть банда лютых головорезов, именуемых “меченосцами”.
    Очутившись наедине с дискомфортной окружающей действительностью, бойцы выдвинулись осуществлять поставленные задачи. Николай и Сергей, держась рядом друг с другом, ускоренным темпом пошагали в сторону железнодорожной станции, потому что только там располагался мост, пролегающий через железнодорожное полотно. Первым делом напарники решили добраться до аномалии “любовь”, потому что юноша твёрдо принял решение переступить порог угнетающих чертогов, принадлежащих коварной императрице людских пороков. Его упрямство не могли сломить никакие отговорки рядом идущего друга, даже всемогущему страху не удалось поколебать титаническое мужество, а ехидным сомнениям, давящим на инстинкт самосохранения, манипулировать бравой волей неутомимого авантюриста. Для него аномалия уже не являлась тем тягостным и нещадным капканом, способным навсегда лишить его жизни. Она, в его глазах, скорее походила на истеричного и стервозного кудесника, фокусы и выходки которого никого больше не забавляют. Поймать Николая на фальшивую приманку симпатичной голограммой уже не предвещало оказаться возможным, ибо сердце молодого человека отныне не клевало на гнусную лесть, помещённую в красочную обёртку. Его душа выработала непоколебимый иммунитет, усиленный стальными нервами, и могла активно противостоять стреляющей боли. Вскормленная самонадеянность на безоговорочный успех привела юный рассудок к рациональному заключению: аномалия не представляет какой-либо серьёзной угрозы, а посему пребывание в её потёмках не займёт много времени и не потребует грандиозных усилий.
    Путешественники сошли с дорожной обочины, пристроились к берёзовой аллее с рассадой кустарников и не спеша побрели вдоль маскирующего зелёного занавеса. Сергей единственный знал точный маршрут движения и координаты злосчастной аномалии, оттого и шёл первым. Он допускал внезапное нападение и приготовил свой острый клинок для его отражения, хотя не заметить затаившегося монстра было бы очень трудно, если только не взыграл синдром умопомрачительной рассеянности. Однако Священник относился к той плеяде людей, которая предпочитает мыслить на несколько шагов вперёд и стараться предугадывать грядущие события, страхуя личное благосостояние готовой обороной. Николай, в отличии от него, находился в более расслабленном состоянии и счёл нужным держать в руках пистолет или автомат, искренне положившись на реакцию напарника.
    Выйдя из-под сени свежих зарослей, оба спутника короткими перебежками от домика к домику, подобрались к железнодорожной станции. Плотность чудовищ в этом районе оказалась сведённой к нулю, ибо подавляющая их доля ещё ночью отступила удовлетворить беспокойный интерес, возникший на основании ясного, блистательного и высокого костра, устроенного нарушителями сонного режима. И всё-таки учитывалась та часть равнодушных к яркому пламени мутантов, скрывающихся внутри зданий или плутающих весьма далеко от огнища. Поэтому видимое спокойствие и безмолвие навевало чувство обмана и всяческих подозрений, заставляя усилить бдительность. По правую руку проходили обесточенные линии электропередач и металлический бульвар из трансформаторов, изолированный полосой глухого забора. Из-за него возвышалась крыша платформы. На подступах к многоступенчатому мосту Николай и Сергей преодолели небольшой отрывок разграбленных и увядших торговых рядов из продуктовых магазинов и заведений бытовой химии. Могильный покой обволакивал подрагивающие натуры своей мучительной глубиной. И пусть уже утекло много времени с момента проникновения в карантинную зону, но Николаю всё никак не получалось привыкнуть к мучительной и неестественной тишине, трудно было смириться с тотальным беззвучием подмосковных пустошей. Вечное молчание охватило порабощенные земли Московской области являя миру и вселенной один громадный некрополь, в котором тела усопших продолжали кружиться в абсурдном и фатальном бреду, точно живые и разумные люди, они продолжали поиск нового смысла жизни, разочарованные в старом.
    Рачительно озираясь по сторонам, соратники потихоньку поднялись на бетонный мост, висевший над брошенными железнодорожными путями и покинутой платформой. Переходя по высокому каменному своду, Николай остановил свой взгляд на крохотной точке, млеющей на горизонте, в которую сходились все бывшие стальные пути сообщения. Именно там, за сплошной и непроницаемой линией горизонта его ожидали тёплые объятия мёртвой Москвы, окунуться в которые он грезил больше всего. Из-под своих ног юноша проводил смиренным и задумчивым взором уходящие полоски заржавевших рельс и заросших шпал в уходящую светлую даль, вдохновлявшую на терпеливое и усердное движение к желанной мечте. Рельсы олицетворяли собой связующую нить, обусловливающую благородные и отважные помыслы Николая, направлявшие к достославной цели, а шпалы трансформировались в образы твёрдых и незабываемых шагов, всё ближе приближающих группу к важному и эпическому событию, доставляя невероятный и утешительный восторг. Кропотливый и изнурительный труд совершенствовал амбициозную душу молодого человека, предавая ей неподдельный и самостийный облик, каким не обладал спутник до пересечения периметра. До совершения этого дерзкого и рискованного поступка Николай никогда не был таким, каким являлся на самом деле. Его истинное лицо постоянно скрывалось за маской чуждой ему роли приспособленца, потому что в той строгой и жестокой системе человеческих отношений его точка зрения никого не интересовала и считаться с ней никто и не собирался. Конечно, юноша был искусным актёром и умел быстро принимать необходимый образ, но вынужденный и тягостный. Приходилось постоянно перешагивать через собственные принципы и убеждения, ради богатой выручки компании приходилось врать и говорить в угоду вышестоящим, игнорируя чувство совести. Приходилось невольно исповедовать и придерживаться тех ценностей и идеалов, что диктовала окружающая среда, жутко страшась лишиться собственного социального положения и статуса. Удручающая обязанность подстраиваться и говорить людям лишь то, что им непосредственно нравиться, дабы не показаться упрямым изгоем и оставаться принятым обществом, чтобы не потерять лояльное и положительно расположение знакомых, подстрекала Николая к скорейшему избавлению от этих стеснений. Он чистосердечно хотел строить свою жизнь честно, великодушно и бескорыстно. Развиваться и двигаться вперёд, прямо отстаивая свои убеждения и действуя в соответствии с ними, не мучая себя бесконечной нуждой лицемерия. Неудивительно, когда к нему обратился за помощью Алексей, то юноша мгновенно открестился от притеснений и бремени мирной жизни, чтобы начать свою жизнь с чистого листа и без стеснений развивать свою душу и тело, чтобы потратить отпущенное ему время в жизни с толком и совершить великое дело. И Николай, глядя на железнодорожное полотно, тлеющее где-то вдалеке, радовался каждой прожитой минуте с того момента, как переступил границу Московской области. Сердце одолевала бурная отрада о том, что предстоят ещё более сложные испытания, что укрепят и усилят душу Николая.
   Пока другие пропивают и прогуливают часы, отмеренные судьбой, только потребляя, но не созидая, потворствуя преступной лени и питая её дикой боязнью обновления своего положения, он стремительно движется к заветной мечте. Многих пугают перемены. Разнузданная и избалованная человеческая натура желает часто всего и сразу, потому что медленный и трудоёмкий путь к заветной цели, требующий соответственной оплаты драгоценным временем, не внушает энтузиазма. Культура потребления и всемерной доступности необходимой информации подорвала в народе интерес к исследованиям и всякой деятельности. Человеку проще купить фрукты и овощи, чем вырастить их самому, легче вбить в поисковике необходимые вопросы и найти на них ответы, чем читать книги, сподручнее вызвать электрика, нежели самому починить розетку, сподручнее иметь связи, чем верных друзей, лучше покушать в специальном заведении, чем приготовить самому. Как говориться: “Вынь да полож.” И всё это отвращало Николая и вызывало в нём бурю протеста при наблюдении вокруг практически всех человеческих устремлений лишь к одному – к получению всё большей прибыли и не важно какими методами и средствами. К сожалению, так гласила его точка зрения, люди преобразились в торгашей и продажных личностей, живущих по понятию: “Там, где больше платят, там и лучше.” Пусть даже им эта работа и не нравится, зато тело согрето, а там потом: “Моя хата с краю, ничего не знаю.” Оттого Николай и сбежал, дабы ковать своё счастье самому, не ожидая никакой материальной прибыли. “Пусть остальные гуляют и веселятся, держась на одном и той же ступени или же вовсе регрессируя, но не мы. Действительно, зачем я собственно пришёл сюда? Ведь этот подвиг мне никто не оплачивает? Никакой компенсации за полученный вред не обещано. Если бы я не дал согласие Лёхе, то, наверное, по-прежнему бы работал за символичную плату, лгал и льстил людям, на выходных бы попевал пивко, пялился бы в телек или интернет, играл бы в комп. М-да, скорее всего я кажусь многим сумасшедшим. Ну и пусть. Дружеский долг велит мне обратное. Это мой путь. Здесь я честный и прямой. Мне не приходится больше притворяться кем-то. Нет. Во мне нуждаются, я полезен друзьям. Мои навыки идут им на пользу. Они идут за мной, потому что я таков, каков есть на самом деле. Хм, а вот же она награда. Мои товарищи. Наш совместный пройденный путь и воспоминания о нём. Вот лучшее вознаграждение. Я смог побороть страх и сомнения. Не это ли прекрасней любых денежных сумм, ибо такую способность купить за деньги невозможно и выслужить тоже. Только труд и саморазвитие. Вот истинный ключ к совершенству,” – отвлёкшись от скудного бытия, размышлял Николай.
    И всё-таки одними глубокомысленными думами сыт не будешь и цель ими не достигнешь. Сергей, увидев задумчивое лицо товарища, дал ему возможность побыть наедине с рассуждениями, но время текло, а лидер всё никак не выходил из отрешённого состояния. Поэтому пришлось его разбудить от загадочного сна и вернуть в реальность, позвав юношу к себе. Николай через пару обращений воспрянул настроем и вновь сосредоточился на выполнении операции, попросив у Священника прощения. Оба спутника возобновили опасный поход, прерванный интенсивными раздумьями, и спустились с моста, как будто с небес на землю.
   На противоположной стороне города не располагалось каких-либо жилых многоэтажек или торговых центров. Напротив, зиждились целые острова земельных участков, изрядно поросших вредным сорняком и бурьяном. Скопления брошенных владений пронзали и разделяли улицы и дворы, являвшиеся ответвлениями от проезжей части, точно ветки, исходящие от ствола дерева.
   Николай и Сергей, сойдя со ступенек длинной лестницы, ступили на песчаную дорожку, ведшей непосредственно к злополучной аномалии, что своими размерами перекрывала выход на Железнодорожную улицу. Её багровая мантия сразу же приковала к себе взгляды скитальцев, а мерцающая вуаль овеяла сентиментальные сердца боязливым смятением. Надутое чванство Николая рассыпалось в мгновение ока, словно карточный домик, и сама мысль о вылазке в похотливую среду начала внезапно меркнуть и отступать, под грозным маршем, наступавшего страха. В сознании суетился бетонный испуг из-за возможного пагубного влияния колдовской силы аномалии. Как когда-то Николая сокрушала ужасная вероятность превратиться в убийцу под тлетворным влиянием диких условий карантинной зоны и непредсказуемым обстоятельствам. Теперь же он страшился обернуться в пошлого развратника, одержимого жаждой насыщения гормонов. И вновь эти панические порывы показались ему не случайными, потому что судьба, подобно судье, проверяет душу и моральные установки на прочность путём суровых испытаний, именуемых соблазнами. А они, как никто лучше, смогут протестировать нравственность. Николаю удалось отбить бесовское наваждение и сохранить честь, не угодив в грязь лицом. Психический шок, давший заряд холодной агрессии, сломил умиротворённый настрой, отчего юноша угрожающе озверел и, превозмогая все внутренние барьеры, хладнокровно наносил увечья, упоительно и сладостно пронзая вялую плоть чудовища. Так как это возлагало на него корону величия и превосходства, что так жгуче окрыляли его. Словно им овладевал изверг, довольствующийся чужой болью, которая являлась для него самым важным витамином в жизненном рационе. Теперь же на смену кровожадному садисту в рубке управления телом Николая вполне мог прийти озабоченный потаскун, если тайным желаниям получиться взять разум под контроль. Однако прошлый благополучный опыт знакомства с ненавистным могуществом чародейской госпожи обнадёживал и вселял надежду. Николай сумел придавить в себе скверные предрассудки и твёрдо решился на задуманный шаг. Его утешали приобретённые знания о каждой уловке аномалии, поэтому закалённый организм легко обещал дать жёсткий ответ злым козням.
    К аномалии пролегала земляная дорожка, обнесённая по обеим краям кривыми заборами. Сергей, заметив серьёзное препятствие, повернул направо, чтобы обойти через параллельную улицу непроходимый капкан, но тут же был остановлен шедшим позади напарником, готовившемся лихо ворваться в милые объятия манящей властительницы одного из низменных инстинктов человечества. Ему доставляло наслаждение мысль о том, чтобы бросить вызов неподражаемой силе и надорвать её монументальность. Приятно доказать, что на любую силу, всегда найдётся другая сила. Развеять неверное мнение о недостатке у мужчин целомудрия и чистоплотности.
    Священник сразу осознал порядок дальнейших действий друга и почти не отважился переубеждать мужественную и сосредоточенную натуру. Всё-таки он был полно осведомлён о коварных свойствах аномалии и не понаслышке знал, что не всякому угодившему дано вернуться из её сетей.
- Коль, не стоит. Ты же ещё ни разу не бывал в таких местах. Уймись. Погаси пожар амбиций. Тебе не к лицу.
- Я уже бывал в ней. В Рузе. Получилось раз, получиться и второй.
- Раз на раз не приходится. Это глупая смерть. Не рискуй безрассудно. Рекомендую научиться соразмерять свои силы с возможностями.
- Спасибо за совет, но мне думается, что там не произойдёт ничего страшного. Я не прошу тебя идти за мной…
- Сгораю от любопытства, - перебил Сергей. – Что движет тобой? Откуда столько энтузиазма и смелости?
- Хм, - задумчиво улыбнулся Николай. – Сложно ответить. Наверное, потому что надо. Я дал клятву другу и останусь верен своим словам. Не волнуйся, я справлюсь.
- Не могу тебя там оставить…
- Можешь. Не стоит. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал.
- Воистину отчаянный. Молодой. Горячий. Самоотверженный. Всё-таки, как же нам свойственна жертвенность. Ты кидаешься на амбразуру, чтобы поскорее добыть провиант и приблизить исполнение мечтаний, не жалея собственной жизни. И при этом ты знаешь, что есть путь куда безопаснее, но гораздо больше он займёт времени. Как же нам хочется всё и сразу. Рывком заполучить. Нет, чтобы размерить и продумать дальнейший путь, пусть он и займёт больше времени. Зато последовательный и менее пагубный…
    Не успел Сергей закончить речь, как ущемлённый Николай прервал его:
- Порой важно чем-то жертвовать в поисках мечты.
- А она того стоит?
- Разумеется стоит. Не забывай, что у Лёхи там семья ждёт спасения и чем больше мы тратим времени на то, чтобы добавить комфорта, тем выше вероятность того, что им становится всё хуже и хуже. А если мы не успеем из-за упущения бесценных минут? Нет. Я должен.
- Верно. Прошу прощения. Забылся. Ну, тогда с Богом, - Священник хлопнул Николая по плечу. – Я тебя буду ждать здесь.
     Незаконченное выступление Сергея задело Николая за живое, демонстрируя ему скрытое противоречие размышлений с деяниями и открывая двойственную позицию по отдельной проблеме. То, что так яро отвергал и критиковал юноша в той мирской и суетливой жизни, а именно растущие потребности населения, одержимые ненасытной жаждой удовлетворить их как можно скорее, не прилагая в общем-то никаких усилий для их утоления. Он ощущал горькую правду в словах товарища, ибо также обладал животрепещущим нетерпением и, словно помешанный, стремился совершить достойный подвиг не требующий отлагательств. Душа Николая не могла более усидеть на месте, её изматывало вездесущее и давящее безделье. Она требовала насыщенных приключений, сотрясаемая непреодолимой жаждой величественных благодеяний, и права творчества в их реализации. Ей хотелось созидать собственное счастье и совершенствовать мир вокруг себя. Поэтому у юноши происходила грубая и дикая ломка от неудовлетворённой нужды в продуктивной деятельности.
     Николай гордо и отважно приблизился к аномалии, остановившись у её границы, сверкающей багровым цветом. Внешняя оболочка продолжала нежно мерцать, как будто являлась тонким водяным занавесом, за которым скрывалась вся жестокая суть, казалось, волшебного явления загадочного края. В очаровательном переливающемся зеркале как обычно отсутствовало отражение человеческое отражение. Неосведомлённый странник вероятней всего мог не заметить столь изумительно замаскированную ловушку, профессионально сливавшейся с окружающим ландшафтом. Юноша величаво вдохновил себя перед отправкой за кулисы: “Одолел одну, одолею и вторую.” Он постарался сосредоточить максимум терпения для того, чтобы выстоять под давлением демонической боли. Пока Николай пытался позитивно настроиться на предстоящую борьбу с силами тьмы и собрать всю свою мощь в стальной кулак, сердце неистово волновалось, тем самым учащая биение. По коже прокатилась волна холодного пота. Трудно было надышаться, словно с каждым вдохом истощалась земная атмосфера. Однако лукавым сомнениям оказалось не по зубам подорвать веру в собственные силы. Боец набрал в лёгкие побольше воздуха, точно собирался нырять под воду, и стремительно ринулся вперёд.
    Пересечение порога активировало ужасающие механизмы, коверкающие людские жизни. Вновь закрутились зловещие шестерни, перемалывающие человеческие судьбы подобно мясорубке. В голову ударила невыносимая и зверская боль, пронёсшаяся своими страшными импульсами по всей нервной системе, словно гигантские волны все разрушительного цунами, что плоть не выдержала и сорвалось вниз. Николай лежал на пыльной дороге, словно бьющийся в ломке наркоман, и безудержно крутился из стороны в сторону, в надежде найти спасение. Бушуя в кипящих судорогах, дрожащее тело, то скручивалось в клубок, как будто испуганный ёж, то выгибалось, похрустывая хрящами. Организм юноши проходил естественную адаптацию к фантастическим условиям драконовского и сумрачного климата. Длительность процесса приспособления Николая продлилась недолго, к счастью для него, но ещё некоторые мгновения ему никак не удавалось расправить застывший кулак. Если бы в его руке была какая-нибудь жестяная банка, то она бы наверняка превратилась в махонький комок. Приходя в самочувствие после молниеносного шквала страданий, он перевёл дух и поднял глаза, изучая внутреннюю обстановку тёмных чертогов. Его взгляд бегло пробовал отыскать в алой пучине, сгинувший военный грузовик с важными коробками. Но, к сожалению, плотность сверкающего красного тумана обложила Николая слишком густой мглой, что вынуждало обследовать всё тайное убранство аномалии, при этом оставаясь в живых. С минуты на минуту ожидалось начало феерического и смертельно опасного выступления с появлением на сцене сказочного спектакля неотразимой богини красоты. Руководителем которого являлась могущественная и сверхъестественная госпожа, обладающая такой непревзойдённой властью, что устоять под её стальным напором было просто нереально. Повелительница скотского порока успела глубоко вонзить острые, как бритва, иглы в сознание юноши и принялась изучать непорочную натуру, сумевшую уже сломить одну из её подруг. Аномалия олицетворяла своей массивностью и умением проникать в самые дальние закоулки человеческой души самого дьявола. Дивное явление зоны, к несчастью для дерзкого наглеца, обладало куда большими способностями, чем представлялось наивному глупцу. Она высасывала из памяти архивы пережитых воспоминаний, словно пьющий кровь вампир, и использовала не только то, что непосредственно связано с развратом и похотью, но и нечто другое, необходимое для гарантии убедительной победы над жертвой. Её гордыня оказалась ущемлена знанием о поражении её наперсницы в Рузе. Чертовское самолюбие напуганной повелительницы страстей побудило раздосадованную особу задействовать в разложении благородного монолита Николая наибольшее количество коварных дарований и воспользоваться наивысшей креативностью.
    Юноша поднялся и бросился на поиски затерянного грузовика в непроглядном красном смоге, нутром предчувствуя уготованную напасть. Интуиция его не подвела. Впереди из слепящей мглы начала выступать стройная женская физиономия. Багровый туман резко отступил, раскрывая перед Николаем обольстительное великолепие неподдельной девицы. Путник незамедлительно отвёл свой взор, дабы не поддаться искушению и не позволить себя обворожить, потому что блистательно помнил о чарующей силе могущественной колдуньи. Разозлённая таким поведением своей жертвы взбешённая госпожа пошла на самые жёсткие меры, чтобы вынудить бойкого молодого человека следовать её правилам. Резко и грубо в голову ударила леденящая боль, поставившая Николая на колени, словно обыкновенную куклу, находящуюся в руках ребёнка. Схватившись за волосы, юноша скрежетал зубами и зажмурил глаза, но не поддаваясь на мучительный шантаж, провоцирующий узреть очаровательную красавицу. Он предпринял не одну попытку, дабы подняться с колен и двигаться дальше, однако всё тело охватил титанический паралич, свергнув власть Николая над собственной плотью. Ни руки, ни ноги, ничто уже не подчинялось воле командного центра. Аномалия просунула свою коварную лапу так глубоко, что могла управлять несчастным, как детской игрушкой, как будто в кукольном театре. И только до предместий удалённой души не сумела дотянуться распростёртая тёмная длань. Внутреннее нутро не подчинилось стальной воле превосходной владычицы, несмотря на то, что её окрестности выжигала демоническая и жуткая боль. Нервная система, отягощённая кровавым давлением и интенсивным пыткам, умоляла принципиальную суть прекратить отстаивать тщеславные амбиции и не пытаться биться с тем, что невозможно одолеть. Эта самонадеянная война приблизит скорее уготованный час смерти, нежели воображаемую победу. Совесть также испытывала ужасный стыд за все последующие действия непоколебимого лидера, лишённого чувства самоуважения и чести. Она без устали противоборствовала всем злостным и одержимым козням, безумным нападкам. Её предсмертные выкрики о спасении, о силе воли, о чувстве собственного достоинства, о высоком звании человека больше напоминали конвульсии издыхающего. Однако, никакая боль, никакие животные инстинкты или скотские потребности не могли сломать её величественный и светлый стержень и заставить вывесить белый флаг. Ликующая повелительница не рискнула тратить на непокорную и маленькую частичку все свои силы, а потому направила их на скорейшую ликвидацию обречённого на смерть мужчины. Николай, перешедший под управление сеньориты, исполненной величия, прекратил сопротивление и развернул лицо в сторону ангельской девушки, раскрыв глаза. Теперь его плоть уже не стояла на коленях, а легла на четвереньки. Пречистая миледи сияла перед ним своей красотой, более всего желанной его потребностям, удовлетворяя интимные запросы и радуя глаз. Она предстала его взору не столь высокой, длинноволосой блондинкой, но стройной и грациозной. Подтянутой. Ноги её прямы и изящны. Аномалия предусмотрела, что лучше всего принарядить ненаглядную во что-нибудь обтягивающее и на сей раз не в джинсы или лосины. Предшествующей аномалии не удалось этим приковать к себе полное внимание и стремление Николая, а потому подбор одеяния происходил очень скрупулёзно. На сей раз прелестная краса была облачена в облегающее фиолетовое трико. Состояние юноши впало в помешательство. Всё его естество одержимо нуждалось в прикосновении к запретному плоду блаженного могущества. Николай взирал на некогда вожделенный образ с неимоверной жаждой познания, подобно голодному, смотрящему на полные прилавки с едой. Челюсть его свисала от неутолимой нужды в сладостном наслаждении. В присутствии возлюбленной богини юноша некоторое время мялся и стеснялся, сотрясаемый комплексами и нравами. Но руки сами невольно и судорожно тянулись к великолепному телу. Пылающая страсть так клокотала на сердце, что Николай был готов в исступлении припасть к утончённым ногам и безудержно целовать их ступни. Он хотел гладить её ноги, ощущая чарующую нежность, и ласкать их, вкушая милый запах теплоты. Уже ничто не способно поколебать лихорадочное влечение юноши. Ни устрашающий облик смерти, ни провал всех его высоких грёз и дум в небытие. Лишь бы приложиться к её груди и утонуть в окрыляющем наслаждении. Страстно прижать к себе ангельский цветок и пьянеть вечно от его аромата. “О прекрасная богиня, - Николай заговорил будто не своим голосом. – Я в твоём распоряжении. Я буду нескончаемо славить и воспевать твою изысканную красоту. Сделаю всё, что пожелаешь. Только одари меня искрой удовольствия. Я приму свой последний жребий.” Великолепная повелительница была искренне польщена такой вознесённой хвалой своему могуществу. Её самолюбие, обогретое приятными комплиментами, как никогда пребывало на высоте, довольствуясь безграничной властью над людскими сердцами. Чувство превосходства радостно и надменно праздновало победу, ибо перед дурманящим упоением не может устоять ни одна живая душа. А ведь это так льстило аномалии, как та впрочем и желала. Для неё столь восхитительный результат предвосхищал любые ожидания. Когда чистоплотный юноша подвергается скверной порче разврата и похоти, вопреки всем рамкам и запретам. И Николай, достигнув вожделенной особы, распростёр свои руки к её милым ножкам, прилипнув трепетными ладонями к сакральным стопам. Не успев ещё прикоснуться к ним губами, он трясся в безумном и неудовлетворённом припадке, бредя манием интимного удовольствия. Руки его тихонько и ласково поднимались всё выше, а лицо исказилось возбуждённой улыбкой дикого восторга.
    Заблокированная на душевных затворках, изнывающая совесть продолжала жестоко и неистово сопротивляться. Похабная и непотребная обстановка грязного унижения во имя удовлетворения плотских утех выжимала из неё, как соковыжималка из яблока, горькие слёзы отчаянья и безысходности. Ей было как никогда стыдно за своего господина, в лоне которого она подверглась глумлению и предательству. Когда те идеалы великодушной чистоты оказались опорочены и посрамлены, то раненное таким циничным кощунством сердце невероятно желало покинуть тонущий корабль, дабы не сгинуть в зыбкой пучине распутства. Её пугала определённая неясность, распространённая в человеческом естестве: “Неужто людям ближе злобные и презренные качества? Почему проще сломаться и надеть шкуру животного? Неужели им всем по нраву существовать, а не жить?” Эти извечные вопросы возникли под нажимом гадкого зрелища, потрясшие верную совесть. И ей было до изнеможения скверно лицезреть сию безнравственность. Но она не сдавалась и пыталась найти подходящий ключ, чтобы вернуть тело и здравый смысл своего милорда и не позволить ему так постыдно закончить путешествие. Но для этого требовались очень весомые аргументы.
    А пока высокомерная и ненавистная повелительница торжествовала великолепную и убедительную победу над морально усопшим мальчишкой. На поприще его духовного мира не наблюдалось каких-либо предпосылок и оснований для сокрушающего ответного удара, ибо все рычаги управления парализованным телом находились под контролем коварной госпожи. Однако, ей приходилось деликатно и осторожно склонять неискушённую натуру в бурные потоки райского наслаждения, дабы не спугнуть околдованную жертву, которая наивно клюнула на приманку и практически была совращена. Чтобы полностью завладеть невидимым человеческим нутром и упиваться долгожданным триумфом от решения такой неоднозначной и исключительной головоломки, королеве людского блуда предстояло тихо и сдержанно склонять невинное создание к всецелому подчинению воле страстей и утопить его в бурном потоке блаженства, которым так пылко упивался Николай. Отбросив стяжающие предрассудки, что так навязчиво и досадно сдерживали любовный порыв, не позволяя всецело погрузиться в глубины его удовлетворения, разъярённый и ненасытный романтик, окрылённый волшебным духом возбуждения, жаждущий ещё большего наслаждения и забытья, чем ту громадную дозу, которую и так эффектно опробовал, приложил оцепенелые ладони к упругим женским бёдрам. Дрожа от страха совершения бесчестья, он ощутил всю полноту полученного экстаза от лихорадочных объятий к сочным и нежным местам. Уловив столь желанную нужду любовника, замороженного твёрдой робостью, аномалия тотчас же развернула обольстительную богиню к нему спиной, ибо ему хотелось взглянуть на её прямую и грациозную спину, наполовину обнажённую и пленяющую взгляд. Возложив трясущиеся руки ниже талии, сердце Николая сжалось от гнетущей боязни, резко стало трудно дышать, но, одновременно, озабоченное сознание впало в дикое помешательство от коробящей психической ломки нравственных убеждений. Вожделенно улыбаясь от столь сладостного вкушения, юноша продолжал негодуя распускать руки, которые нежно и медленно перемещались к запретным прелестям женского тела, ласково поглаживая их, что ещё яростнее ввергало в припадочное исступление. Не отпуская сокровенный источник удовлетворения, юноша поднялся в животрепещущем умопомрачении и распростёр свою длань до окончания прекрасной спины, которую Николай даже легко и едва заметно поцеловал, попутно вдыхая завораживающий аромат гладкой и ощущая приятное тепло бархатистой кожи. Длинные светлые волосы сияли перед искушённым и воспалённым лицом, вызывая в нём непреодолимое желание обонять их. Коснувшись золотых локон, падший рыцарь, закрыв глаза, прислонился к ним и глубоко вдохнул их таинственный запах, неумолимо погружаясь в бездну окончательного забвения.
     Непреклонная совесть тщетно пыталась обозначить перед Николаем тот пагубный процесс тлетворного и развратного падения в смертельное небытие, упорно стараясь найти достойные и бесспорные доводы, чтобы подтолкнуть сумасбродного прелюбодея к моральному очищению от той неутолимой вульгарности, в которой он безнадёжно погряз, к духовному избавлению от пошлых скреп пленительного удовольствия, чтобы спастись от неумолимого поражения, ведущего в бездонную пропасть небытия. Однако растресканное естество, слишком увлёкшееся интимным познанием дивной женской красоты, не поддавалось на бесполезные попытки достучаться и вразумить опьянённое сознание Николая, вернуть ему здравый смысл, жестоко растоптанный одержимой жаждой волшебного удовольствия, но не до конца утерянный в водовороте совершенно новых ощущений, полученных от упоительных и страстных касаний неподражаемых ножек, соблазнительно сочного бюста, изысканного торса, притягательных золотистых локон. Удивительно проницательное юношеское нутро сумело раздобыть тот самый рецепт душевного и благородного возрождения, способного возродить ту непорочную и монументальную честь, которая оказалась безжалостно и цинично посрамлённой, и отвергнутой. Гений великолепных добродетелей оказался феноменально изобретателен и креативен, но эта многообещающая затея оказалась поначалу нелицеприятна и грубо противоречила благонравным установкам, но ради освобождения своего господина из-под порочного ига, поработившего две трети человеческого существа, пришлось идти на вынужденные жертвы. Единственной всесокрушающей силой на душевном поприще оставалась обострённая потребность в реализации иллюзорной мечты. И только лишь она могла сравниться с той животрепещущей надобностью в удовлетворении своих скотских амбиций. Этим “троянским конём” против ликующей аномалии являлся манящий зов мертвой Москвы, на который твёрдо и мужественно следовал энергичный боец. Бодрящее дуновение невероятной свежести, прорвавшее плотное и гнетущее тёмное затмение ярким лучом оживляющей надежды, подавало Николаю лучезарную руку поддержки и напутствия, за которую тот ухватился не раздумывая, словно поспел к последнему вагону отбывающего поезда, двери которого захлопнулись молниеносно за спиной прошмыгнувшего романтика. Этот состав являлся единственным в своём роде, уходящим в прекрасные и красочные дали, и последним, поскольку ничто уже не обладало ни возможностью, ни силой вытащить юношу из топкого болота похоти и блуда. Просветлённый душераздирающей надеждой на великолепное очищение от едкого смрада и липкой грязи, которое откроет ему прямую и безмятежную дорогу к заоблачной вершине благонравного и славного олимпа, ожидающего самого достойного для восхождения на столь высокий пьедестал. И взойти на него мог лишь достойный и благонравный, отнюдь не безвольный раб своих скотских потребностей, а стремящийся к созерцанию окружающего бытия и обновлению внутреннего мира, обогащая его блистательной красотой совершенства и кристальной прелестью величественных добродетелей. Этот вселенский призыв к самой желанной цели в столь короткой жизни своей чудесной грацией и благолепием воссиял над погибающей душой и тот гигантский ледник, парализовавший всякие сознательные телодвижения норовящего авантюриста, невероятно ретиво начал таять под позитивным давлением мистически палящего светила, что указывало путь к заветному ориентиру предначертанной судьбы. Несомненно, расстояние до возвышенного апогея личностного развития и совершенства пролегало настолько громадное, что пройти его вероятно не посчастливится даже за весь краткий жизненный отрезок, но развивающееся на безудержном ветру длинное знамя освежающей надежды уже находилось в заслуженных руках. Вызов невозможному и пугающему давно брошен. И сверкающая вершина ласково сияет с высоты и кажется уж слишком маленькой, незначительной. Но исключительно потому, что издалека и снизу не ощущается её феноменальная мощь и не чувствуется тот утоляющий глоток триумфа и счастья от содеянного. Гора предстаёт чрезмерно колоссальной и не постижимой с точки зрения альпиниста. Подъём на завораживающую высоту насыщает жаждой незабываемых впечатлений, заставляя приземлённую натуру храбро продвигаться вверх по краям крутых обрывов, гложимой страхом непокорной высоты, стиснув зубы, сбрасывая в пропасть тяжёлую ношу, что лежит на сердце непосильным грузом, тянущим на дно и отнимающим силы. Всю эту тяжесть, собранную из толстых магических камней, питающихся душевной энергией, восхождение требует низвергнуть без оглядки, дабы лёгкой походкой взойти на столь долгожданный пьедестал, именуемый Москвой. Покорение которой уничтожит в нём все те гнусные и жуткие пороки, не позволявшие раскрыться Николаю в полной мере. Обретение внутреннего покоя прельщало юношу гораздо сильнее, чем мимолётное удовлетворение плотских страстей, овеянных смертью. Умерщвляющий механизм заклинил, хотя аномалия предусмотрела всё до мелочей, однако программа дала сбой и практически сокрушённый юноша освободился из-под её скверной власти, разорвал порочный круг и вернулся к решению локальной проблемы, возникшей на пути к олимпу. Оскорблённая таким поворотом событий, высокомерная и самолюбивая повелительница разъярённо и гневно осыпала освобождённое естество градом боли, чтобы силой подчинить дерзкого и непослушного щенка своей могущественной воле, но все попытки завладеть им вновь вдребезги разбивались о твёрдую поверхность равнодушия и спокойствия, скреплённых сосредоточенностью на насущном.
    Затихли оглушающие раскаты протяжного грома, погасли ослепляющие огни интимного помрачнения, а вместе с ними сгинули в невиданных окраинах бесконечных просторов необъятной души бушующие и всепоглощающие страсти. Самочувствие восстанавливало доселе утраченный и потерянный твёрдый дух решимости и доблестных помыслов. Сознание вернулось в привычное состояние бодрости и сфокусировалось на нерешённой материальной проблеме. Приятно остывали забитые и напряжённые мышцы, сердцебиение возвращалось на рельсы стабильного цикла и нормализовалось спокойное и лёгкое дыхание. Успешная регенерация жизненно важных процессов, как духовных, так и физических вернула Николаю трезвость и рациональность мышления, напомнила ему о незаконченном поиске сокрытого в пучине монотонного тумана злосчастного грузовика. Совершенно блестяще осознав невозможность нахождения поглощённого транспорта в обозначенном месте, юноша отправился совсем в противоположном направлении, рассчитывая именно там наткнуться на ржавый кузов с заветными и надлежащими к употреблению продуктами, упакованными в картонные коробки с военной символикой. Двигаясь в абсолютном неведенье, облекаемый мутным багровым сумраком удалой храбрец, которого одолевали нескончаемые атаки гудящий боли, неотступно и уверенно просачивался вперёд без всякого ориентира, просто уповая на удачу. Аномалия, при всей своей возвышенной власти и фантастических возможностях, не могла главенствовать и подчинять неживые предметы действительности, а посему, утаить от любопытного сыщика ценный объект оказалось ей не по зубам. И Николай нащупал руками перед собой громадное железное тело, обнаружил потрёпанный временем кузов с нависающим тентом и, схватившись за крышку, забрался внутрь. Измотанному и измученному сложной и нервной борьбой с опьяняющим влечением к обожаемой невесте, приходилось подавлять в себе приступы лени, питаемые усталостью, и превозмогать удивительно непосильные, но в тот же миг элементарные движения. Маленько отдышавшись в тесном кузове, боец стал внимательно рыться и искать картонные пакеты сухого пайка. Вокруг всё было завалено ящиками для боеприпасов, которые к изумлению искателя, изобиловали разными видами патрон из оружейного арсенала. Этот богатый кладезь автоматных и пулемётных зарядов являлся невероятной поблажкой непредсказуемой фортуны, которая сжалилась над долгими страданиями и решила оказать своим ласковым подспорьем неоценимую услугу. Нагромождённые и беспорядочно раскиданные ящики всё усеяли собою и некоторые из них даже были открытыми и обчищенными, будто бы кто-то уже приходил сюда, но удалось ли ему выйти отсюда. Среди разбросанного и дорого боекомплекта, Николай всё-таки набрёл на несколько картонных коробок с желанными наборами провизии. Распахнув баул, он принялся складывать в него как можно больше бесценных пакетов, чтобы хватило на всех остальных. В одном из сундуков ему показалась россыпь гранат, часть которых также была изъята из шикарной сокровищницы вместе с долей автоматных патрон, которыми юноша зарядил обоймы. Однако пополнение боезапаса требовалось не только ему одному. Алексей также являлся в этом плане банкротом. Поэтому для него верный товарищ собрал огромную порцию столь важных снарядов. Радость от чудесной находки переполняла чашу оживляющим восторгом и рождала убедительную твёрдость и готовность усердно следовать за своей мечтой. Николай хотел доказать обиженному другу свою истинную преданность на благо общего дела, доказывая это неоспоримыми материальными вещами, грозящими обеспечить оставшийся путь большого путешествия. Эта мысль успокаивала, потому что само предвкушение грядущей расплатой за безрассудные и самовольные траты коллективных сбережений насыщало верой в шанс искупления совершённой ошибки. Набив рюкзак доверху всем, чем нужно, Николай спрыгнул на землю и отчаянно побежал прочь из этих адских и жутких владений, одержимых кошмаром и пропитанных горькой смертью. Хотя, где-то на самом дне его внутреннего мира роптали неудовлетворённые потребности, намекая чудом спасшемуся хорошенько подумать об отброшенном наслаждении, ибо такому уже не бывать. Чувство тоски по нежному и утончённому телу на секунду вызвало в нём некоторую вероятность возврата обратно в её прелестные и милые объятия, дабы вкусить последнюю высшую каплю наслаждения, но уже ничто не способно повернуть его замыслы вспять.