Разбор

Александр Финогеев
Каждое мероприятие, проведенное на корабле, да разве только корабле, заканчивается разбором, будь то ученье по борьбе за живучесть или артиллерийская стрельба, строевые занятия, или тренировка по борьбе за живучесть, или накладыванию иммобилизационной шины.

   Идеального в жизни ничего нет. Даже Солнце имеет пятна. Поэтому и все мероприятия не обходятся без изъянов. И чем их больше, тем круче разбор.

   Стрельба в этот раз явно не удалась.  Все было не так, как надо. И цель обнаружена не вовремя, и позиция для ведения артиллерийского боя выбрана неправильно, и с дальностью начудили, и весь расчет действовал не слаженно, не было взаимопонимания у штурманов, РТСовцев и, естественно, артиллеристов, да и управляющий огнем был, если сказать честно, не на высоте.

   То ли звезды в этот день были расположены не так, то ли предыдущие стрельбы, выполненные хорошо, наложили на личный состав печать непогрешимости, но эту стрельбу успешно завалили. Оценка «неудовлетворительно» была даже высокой.

   Вот тут-то и начинается разбор проведенного мероприятия.

   В начале, высокое командование, а оно всегда присутствует на ответственных мероприятиях, рвет в клочья майку командованию корабля.

После чего оттраханные командир и замполит, с перекошенными от боли лицами, собирает офицеров и мичманов. Командир входит в кают-компанию, взлохмаченный, красный, потный, с висящей пеной на губах и жутко напоминает раненого зверя. Всем, кроме доктора и кока, жутко хочется в туалет. Но… надо терпеть.

   Из всего сказанного, слова «идиоты», «дебилы», «дураки» и «сволочи», кажутся самыми добрыми и душевными. Мат своей изысканностью и крепостью выгибает бронированные переборки. Кровь, смешалась с потом, потоками льется в коридор через комингс.

   И вот когда все, даже доктор и кок, становятся похожи на уток, выкупавшихся в мазуте, разбор заканчивается. Заканчивается, но, отнюдь, не прекращается. На корабле играется «Большой сбор». Командир, замполит и старпом в течение часа упражняются перед личным составом в риторике и, опять же, не скупятся в выражениях. Когда же их запас иссякает, наступает очередь командиров боевых частей тех подразделений, которые и завалили эту стрельбу.

   Именно в такие минуты рождаются новые, витиеватые выражения, идущие потом в народ.

   После бурного оргазма командиров боевых частей личный состав расходится по своим заведованиям.

   Ужин в кают-компании проходит молча. Настроение у всех отвратительное. Кораблю объявляют организационный период на десять суток. А это значит, что сход на берег офицерам и мичманам запрещен.

   - Ну что, доктор, нравится тебе служить на корабле? – ехидно спрашивает старпом после того, как командир выходит из кают-компании.

   - Очень, - не менее ехидно отвечает тот, – Только вопрос меня один гложет. А кому задать, не знаю.

   - Пойди к заму. Он у нас на все вопросы ответ знает. А какой вопрос? Может, я облегчу твои страдания, сын мой.

   - Где все так научились ругаться?

   - Понравилось?

   - Очень.

   - Запомни, мой юный друг, - старпом закуривает, - этому нельзя научиться. Это природный дар. Вам, флотским интеллигентам, такое не дано. Хотя задатки у тебя к этому есть. Начинай на первых порах совершенствоваться перед зеркалом. И только потом выходи в народ. Понял?

   Он встает и, пожелав всем приятного аппетита, выходит.

   Ужин продолжался в скорбном молчании. На всех давит незапланированный организационный период. А то, что стрельба не удалась сейчас, удастся потом.

   Не это главное.

   Главное, что схода на берег нет, и не будет в ближайшее время.