О службе, дружбе и празднике

Александр Финогеев
   Корабль, покачиваясь на легкой волне, мирно дремал, отражаясь в Средиземноморской воде.

   Первое мая выдалось хмурым, но безветренным. Синие тучи тяжело ползли по осевшему небу.

   Радости от праздника почти не чувствовалось. Праздники, проходящие на бескрайних просторах морей и океанов, выглядят одинаково серыми, а предоставленный экипажу отдых лишь создает иллюзию беспечности и покоя.

   Все так же несется вахта у действующих механизмов, а смертоносное оружие, для чего собственно и существует военный корабль, готово в любую минуту прийти в действие. Лишь свободный от вахты личный состав может немного расслабиться. Днем – концерт или спортивные мероприятия, а вечером – фильм. Ну и в честь праздника к столу полагаются сладости. Даже такая маленькая радость делает людей, лишенных земных ласк, счастливыми.

   Командир корабля, личность обособленная. Он поставлен над всеми. Это мысль, это действие, это тот, наконец, от кого зависит жизнь всего экипажа. Но он, по-своему, и не счастлив. У него нет друзей. И быть не может. Отчего все свои тяготы и лишения, а они у него тоже есть, носит в себе. Общается тесно он только с замполитом. Хорошо, если они понимают друг друга и могут выпить по рюмке горькой, а если нет, то тоска полная.

   Замы – это упыри. О них я здесь речь не веду. В первой книге им и так было предоставлено слишком много места и страниц.

   И вот, устав от пребывания в четырех стенах, командир спускается в низы. Во-первых, это общение. Человек без общения дичает, тупеет, становится черствым. Во-вторых, посмотреть, как народ живет. Ну и, в-третьих, - размять кости. От постоянного сидения в командирском кресле жировая прослойка становится все больше и больше.

   Хозяин всегда все делает не спеша.

Шевченко, командир корабля, неторопливо, с чувством собственного достоинства спустился в носовой коридор офицерского состава.

   Первая каюта по ходу движения, - начальников РТС и медицинской службы.
   Каюты на корабле закрывать запрещено, во избежание негативных последствий.  Не дай Господь, заклинит дверь, и сгоришь там заживо или задохнешься.

   Доктор лежал в каюте и читал книгу.

   При появлении высокого начальства, офицер обязан принять вертикальное положение и встать по стойке «Смирно», выражать преданность партии, правительству и, естественно, радостно ласкать лицо командира своей положительной мимикой, смотря на него умиленными глазами.

   - Доктор, вам не надоедает постоянно находиться в койке?

   - От постоянного пребывания в койке образуются пролежни. Я этого не допускаю. А во-вторых, рабочий день у гражданского человека сокращает жизнь на восемь часов, у военного же на все двадцать четыре. Поэтому я борюсь за продолжительность жизни доблестных защитников Родины.

   - Что читаете? – не обратив внимания на словесный бред, спросил командир.

   - Пикуль, «Каторга». Вещь изумительная. Оторваться нельзя.

   - А оторваться придется. Сейчас пойдешь со мной. Посмотрим, как живут и чем занимаются офицеры и мичманы, - перешел на «ты» командир. – А где такие книги берешь? У нас в библиотеке их точно нет.

   - В Болгарии купил. Все отоваривались шмотками, а мы с командиром БЧ-4 книги покупали.

   В соседней каюте никого не было. Командир БЧ-2 стоял на вахте, а минер на шкафуте ловил рыбу.
   В каюту штурмана и связиста стучались долго. Наконец дверь отворилась. В дверях босиком стоял заспанный штурман. Командир резво шагнул внутрь, но резкий, зловонный запах грязных ног остановил его.

   - Штурман, вы хоть иллюминатор откройте. Здесь же угореть можно. Как вы тут живете? Вы ноги когда-нибудь моете? – из командира полезли бранные слова. Нескончаемая тема вонючих ног штурмана набирала новые обороты, – Доктор, вам не книги надо читать, а людьми заниматься, - крикнул он в коридор, – И не стойте там. Заходите, не стесняйтесь. Вам глоток этого воздуха крайне необходим. Что с ним делать? Я не первый раз задаю вам этот вопрос. А вам все смехуечки.

   - Все пробовали, товарищ командир, ничего не помогает. Такая конституция.

   - А вы в академию свою напишите. Там люди должны знать.

   - Я звонил, - солгал доктор.

   - А вы, все-таки, напишите. У вас бумага, ручка есть?

   - Есть.

   - Письмо мне покажите. Сегодня. Ясно? – наставительно продолжал он, выходя в коридор.

   - Так точно.

   - Кто тут у нас еще живет? – спросил командир, выйдя из каюты.

   - Замполит. Давайте к нему зайдем. Еще механик, помощник с трюмным и комсомолец с комбатом, – ответил доктор.

   - К замполиту мы не пойдем, а заглянем к помощнику. Он от вас недалеко ушел. Сейчас тоже либо спит, либо ест.

   - Он сегодня дежурит по кораблю.

   - Слава Богу, делом человек занят.

   В каюте помощника по снабжению царил бардак. В фуражке, портупее и повязке на рукаве за столом сидел лейтенант Мишук и доедал рыбную консерву. В углу каюты, вывалив на палубу какие-то железки, колдовал лейтенант Губа, командир трюмной группы.

- Вы у нас, таким образом, дежурите по кораблю, помощник?

   - Я только что зашел, товарищ командир. Голодные боли в желудке. Надо что-то съесть, а то приступ начнется.

   - Доктор, давно офицер страдает?

   - С сегодняшнего дня. До этого все было в порядке.

   - Сходите и пригласите-ка сюда старпома.

Начмед понял, что книгу он сегодня вряд ли почитает.

   - Товарищ капитан-лейтенант, вас очень хочет командир корабля, – начальник медслужбы изображал военного.

   - Что случилось? – старпом встал из-за стола.

   - Дежурный по кораблю вместо службы ест в каюте.

   - А кто дежурит? – старпом задал глупый вопрос, от которого удивился даже сам.

   - Помощник, - весело ответил доктор.

   - …, - невесело выругался старший помощник, понимая, что ему сейчас будут вручать далеко не подарки.

   - Старпом, у нас служба на корабле какая-нибудь несется или все пущено на самотек? Дружно ждем ЧП?

   Далее шел на высоких тонах тридцатиминутный разговор о воинской службе, ратном долге, бдительности, недремлющем враге, спящих офицерах, Присяге, Уставе и… о дружбе и войсковом товариществе.

   - С дежурства снять, - подытожил, наконец, командир, - вечером заступить по новой. А вы чем занимаетесь, товарищ Губа? У вас не болит желудок?

   - ЗИП перебираю.

   - Хоть кто-то на корабле занят службой. Обратите внимание, доктор, не книги читает, а делом занимается.

   - Не все же могут сеять разумное, доброе, вечное. Кто-то пашет, а кто-то – ест.

   - Ладно, пойдемте дальше.

   В соседней каюте мирно спали комбат и секретарь комитета комсомола. Их не разбудил даже командирский визг и лай, лившийся за переборкой. В здоровом теле всегда здоровый дух.

   - Старпом! – заорал командир. – Это не корабль, а сказочное сонное царство. Стройте офицеров и мичманов. Надо немедленно все это разбудить.

   - Очередной смене приготовиться на вахту, - разнеслось по трансляции.

   - Товарищ командир, разрешите. Я сейчас заступаю на ГКП вахтенным офицером, - затравленно смотря снизу-вверх, пролепетал комбат Старухин.

   - Идите, – тупо глядя на лейтенанта, стандартно ответил командир, – А вы, почему в койке, товарищ комсомольский вожак? Вы в этот светлый праздник должны быть с народом. Или он вам по хер, весь этот народ? Да? Марш на построение!

   И было построение.

   И было слово.

   Как всегда, не нормативное.

   И лилась долгая речь о воинской службе, ратном долге, бдительности, не дремлющем враге, спящих офицерах и мичманах, Присяге, Уставе и… о дружбе и войсковом товариществе. Ну и, естественно, о празднике и читающем докторе.

   В дальнейшем о празднике больше никто не вспоминал.

   Правда, вечером на юте фильм, все-таки, демонстрировали.