Последние слова женщины он так и не услышал. Рыбак сильнее запахнул куртку и приготовился к довольно длительному пути. Утёс Морин лежал на севере, в двух милях отсюда и, по иронии судьбы, туда не ходил ни один транспорт. Двигаясь достаточно быстро, чтобы не растерять тепло, рыбак осматривался вокруг, пока не заметил над собой сереющие небеса. Близился вечер, такой исход закономерный, но он подозревал, что приближается сильная буря. Мало что могло заставить его остаться дома, даже если начинались сильные дожди он превозмогая душевную слабость, побуждавшую его остаться дома, натягивал старую куртку, хватал с подоконника отсыревшие сигареты и выходил на улицу.
Сейчас он втайне радовался, что шёл домой и ему не придётся сражаться с неуёмной природой. Не успев отойти достаточно далеко от лавки Греев, он почувствовал, как воздух вокруг него сгустился и увидел первые снежинки, мягко укрывающие землю. На улице было, право, достаточно холодно, чтобы они оставались лежать на прозябшей земле. Рыбак на мгновение задержал взгляд на зрелище, что вызвало в его сердце отклик, сродни чувству. Что-то из прошлого зашевелилось в его памяти, тому самому механизму, которым он старался не пользоваться по возможности. Он строго настрого запретил себе предаваться тому, что могло вызвать в душе колебания. Снег так плавно скользил по воздуху, в неярком свете уходящего солнца, что лучами своими делало попытки прорваться через густую толщу облаков.
Он молча следил, как его едва заметные спутники увеличивались, цепляясь друг к другу и уже заметнее покрывали зелёную траву и листья вечнозелёных деревьев.
Вдали он увидел мерцание. Недалеко отсюда жили Гольштейны и находясь буквально в нескольких десятках фунтов от их усадьбы, он слышал проникновенные крики. Позабыв о занятном развлечение, что ещё пару секунд назад безоговорочно заполняло его сознание, он ускорил шаг и уже видел впереди мерцание света.
Повернув очередной раз по тропинке он увидел сцену, вызвавшую у него интерес.
Гольштейн старший держал в руках ружье и угрожал им сыну, крепко сжимающего в руках тонкие пальчики Тины Белински.
- Какой сорванец, ублюдок. Как смеешь так чернить моё имя. – Разражался яростными криками Брейм Гольштейн.
Его сын, Руфус, сильнее сжимает ручку Тины и делает шаг вперёд. Снег ложится на их одежду, волосы, лица, но они настолько охвачены ссорой, что игнорируют все внешние раздражители.
Тина тихо плачет и просит их остановиться.
- Мы любим друг друга, отец.
Тина кивает.
- Что ты знаешь о любви, щенок?
- Мы не дети! - И чтобы подтвердить свои слова крепко прижимает к себе Тину за плечи. Этот жест вызывает у его отца лишь ещё больше негодования.
- Не дети они. Посмотри на себя, сынок. Всё, что у тебя есть добыто моим непосильным трудом, чтобы ты мог научиться жизнь, а как ты меня благодаришь за это? Хочешь подарить ребёнка, чтобы я нянчился с ним?
Гольштейн младший отпустил Тину и подошел к отцу. Казалось, он теперь знал, что ему нужно сказать, чтобы успокоить его.
- У нас не будет детей.
Но его слова возымели совсем обратный эффект.
- Ты в этом так уверен, что мне просто противно. Как я мог воспитать такого ублюдка, как ты?
Тина неуверенно опустила голову, не желая привлекать к себе внимание.
- Я, пожалуй, уйду.
Брейм уделил ей свой душераздирающий взгляд.
- Не думай, милая, что избежишь наказания. Я загляну сегодня к твоей матери и мы обязательно поговорим о моральной стороне вашего воспитания.
- Прошу, не втягивай в это Тину.
- Если я не ошибаюсь, это она пять минут назад раздвигала ноги перед тобой, а не её призрак. Молодые люди должны понимать, что они сами отвечают за свои поступки.
Всё это время они не замечали молчаливого обозревателя их ссоры и, заметив рыбака, дружно посмотрели на него, но он лишь ускорил шаг и уже скоро скрылся из виду. Они оказались слишком занятыми, чтобы отчитать его за любознательность. Рыбак лишь тяжело вздохнул, радуясь, что никто не последовал за ним и теперь он мог добраться домой без приключений. Этюд из личной жизни мальчишки Гольштейна показался ему зрелищным, от того и не заметил, что снежные хлопья перестали сыпаться с небес. Задумавшись над увиденным, он также удивился, что миновал большое расстояние и идти ему осталось от силы пять минут. Но расстроившись, ему также стало понятно, что эти пять минут будут тянуться жутко долго, потому что буквально за половину часа похолодало настолько, что он перестал чувствовать пальцы ног.
Уже впереди он видел дом, небольшую развалину, что заслоняла ему прекрасные виды, а именно сказочно высокую иву, возвышающуюся над скалой. Он знал, если ночью посмотреть в воду, то можно увидеть её отражение, но сейчас любезности природы, которыми она оказывала людей, создавая ни с чем не сравнимую красоту, были для него второстепенными. Он желал лишь крепко прижать тёплое одеяло коже и забыться сном на несколько часов. Но впереди ещё был далёкий путь, прежде чем он мог действительно позволить себе уснуть.
Отперев чахлый замок, нисколько не сохраняющий его имущество даже от воров любителей, он перешагнул высокий порог и оказался в коридорчике. Стянув куртку и брюки на входе, он, поежившись от холода, взял с подоконника масляную лампу и зажег её спичками, что лежали поблизости. Пройдя вглубь дома, он остановился у печи, что сохраняла тепло с последнего разожжения. Мягко прикоснувшись к столь манящему теплу он позволил себе минуту насладиться столь приятными ощущениями и лишь нагревшись вдоволь хоть какими-то изменениями в окружающей среде, продолжил создавать вокруг себя уют. Сюда из другой комнаты он перенёс кушетку и поставил её под окном, напротив печи. Он мог остаться спать в другой комнате, возле грубы, но там так сквозили окна, что теплая стена никак не защищала его от холода. Ставни по всему дома прогнили за много лет и требовали замены, но он не спешил тратить на них свои сбережения.
Рыбак переоделся в домашнюю одежду и поджарил себе яичницу. Прежде чем поесть он достал из-под кровати коробку с ценнейшими вещами. Высыпав на кровать содержимое, он вернулся в коридор и достал из кармана брюк деньги, те, что ему сегодня дала Анна. Он добавил их к остальным и принялся пересчитывать, как обычно делал по возвращению домой. В удачные дни он приносил много денег, когда попадался необычный улов или Анна находилась в отличном настроение, что могла ему заплатить больше, чем платила обычно, в другой раз он мог застать её в отвратительном расположение духа и получал меньше, чем мог заработать за день на любой другой работе. В целом, платили ему достаточно, чтобы он превозмогая самого себя каждое утро просыпался и шёл ни свет, ни заря удить рыбу. Иногда время шло неумолимо быстро и он поражался, возвращаясь домой, тому, как же он не заметил, что день прошёл. А порой сидел он необычайно долго и мог думать только о времени, как медленно одна секунда сменяет другую. И как же сильно он ценил вечера, когда мог развалиться на тёплой постели и пересчитывать деньги.
Прибавив сегодняшний доход, он получил десять тысяч долларов двадцать пять центов. За три года работы на континенте он мог получить втрое больше, но, там ему пришлось бы думать об аренде жилья и коммунальных платежах, чего он не желал и потому, думал он, скопить за три года десять тысяч – неплохое достижение для мужчины его лет. Но он был так далёк от своей цели, как и три года назад, пусть сейчас его карман сравнительно потяжелел.
Из груды неаккуратных купюр он извлёк на свет лист бумаги, пожелтевший из-за сырости вокруг, но учитывая, сколько лет он уже хранился в этот доме, нужно отдать ему должное.
Развернул лист, он увидел неровные буквы. Та, что выводила их либо не очень старалась, либо у неё напрочь отсутствовало такое понятие, как осторожность.
Он представил, как женщина, что писала его, сидела за столом и раздумывала над каждой строчкой, как будто писала роман, а не письмо своему горячо любимому мужу.
«Я снова тут.
Я так скучаю по тебе, Денис. Просто ума не приложу, как мне удалось пережить этот месяц. Мне не хватает зелени, здесь, откровенно говоря, сухо и всё вокруг кажется искусственным. Я знаю, не о таком мы мечтали. – Морин, думалось ему, отложила на время повествование и стоит в проёме с чашкой и смотрит на письмо. - Я знаю, что была неправа. Мы когда-то обсудили с тобой мои приоритеты, я рассказала тебе всё, о чём мечтаю. -
Морин лежит на диване, читает книгу. -
Я безумно хочу приехать к тебе. Обнять тебя и позабыть обо всём. Только ты дарил мне счастье и тепло, только ты понимал меня, в масштабах нашего мира. – Вот перед её глазами маленький Айзек стоит на полу, поднимает медведя и прижимает его к себе. Морин отрывается от книги и задумчиво смотрит в стену. - Я слишком слабохарактерная, Денис. Это моя черта держит меня в душной квартире, на никчёмной работе. -
Морин плачет, глядя в окно. Идёт дождь, такой же неожиданный, как снег, что сегодня шёл. - Она сильнее моей любви к тебе».
Рыбак редко давал себе волю читать столь болезненные его самолюбию слова, но он не мог остановиться, всё, что ему осталось от матери – несколько слов о том, как сильно она любила отца. Её грустные черты лица всплывали перед его глазами каждый раз, когда он задумывался о будущем. Непременно, все решения, когда либо предпринятые им, были косвенно связаны с тем или иным решением матери. Ей не довелось узнать его взрослым, прежде, чем окончательно уйти из семьи, Морин страшно заболела и слегла. Никто не смог добиться и слова от неё, девушка хладнокровно наблюдала за любимым, но таким слабовольным мужем.
Её последний взгляд запомнился рыбаку сильнее всего. Пронзительные угли, медленно тлеющие, подводящие её к концу. Они сверкнули в последний раз, как звёзды и потухли навсегда. В своём убогом доме она осталась лежать на кровати, плотно закрыв глаза перед тем, как рассчитаться с жизнью. Порывы сквозняка легонько трепали её волосы, но она оставалась неподвижна и безразлична к холоду. Никто в ту минуту не мог сказать, проиграла она или же победила, потому что никто не знал, что она хранила у себя на сердце, какими мыслями согревала душу.
;