Азохен вей или фаршмак с ванилью

Андрей Панюшкин
     Светлой памяти Марины Ш. и её чудесной семье посвящается


                Циля  Исааковна  проснулась так, будто не спала вовсе. Те же пустые мешки под глазами, один из которых не открывался до упору уже лет двадцать. Та же оттопыренная нижняя губа и свалявшиеся в  жменя  седые  волосы ,  торчащие из-под  завязанной  набекрень косынки. Старая кофта, времен Великой депрессии , одетая поверх ночной рубашки и мужские носки , натянутые до колен, добавляли  персонажу жизни и сходства с пиратом.
      
     Нет, конечно , не стоило ожидать того, чтобы ложась почивать  в таком беспорядке, Циля Исааковна вдруг проснулась бы причесанной  и посвежевшей. В её восемьдесят шесть лет , проснуться утром даже в таком виде,  было уже большой удачей и везением.

     Но Циля  Исааковна на счёт «пожить» , была отчаянной оптимисткой. Она смело коптила небо и талантливо портила кровь невестке Марине, опасаясь  только того, чтобы невестка не положила ей в чай  стрихнина вместо сахару…

     Имея в голове такую кашу  что не дай Бог,  Циля Исааковна имела наглость слыть интриганкой и хулиганкой. А что ей  оставалось  делать, когда климакс   уже свое дело сделал? 

    Когда она, не зная языка, но зная жизнь , переехала  из Америки в Одессу к третьему мужу. А он был бы и сейчас здоров, если бы не помер  , оставив Цилю с маленьким Аркашей на руках.  Так она умудрилась выучить язык, поработать на «привозе» и переехав в Москву , отжать у «не резиновой» трёхкомнатную квартиру…

      Циля Исааковна не была красавицей. Её фигура уже и в молодые годы напоминала фигуру морского конька , но к старости морская тема была утрачена , а  амплитуда изгибов увеличилась и чудесным образом стала напоминать бумажный стаканчик,  придавленный сверху тяжёлой ладошкой прожитых лет.

     Прожив  в столице более полувека , она так и не избавилась от одесского жаргона и еврейской гиперактивности.   Словно Цезарь, она вела боевые действия сразу в трех, четырех, а то и пяти направлениях одновременно, успевая при этом поругаться в магазине и очистить от прессы чужие почтовые ящики.

     Вторая жена Аркаши  - Марина, с которой она вела непримиримую  войну уже без малого четверть века , время от времени выливала еду в туалет, потому что солёное варенье или щи с лимонной кислотой совсем не так вкусны как казалось Циле Исааковне.

     Ну казалось ей это или нет , но сыпала она эти ингридиенты в кастрюли совсем не случайно, невзирая на то, что холодец с кофе так же не приятен как фаршированная рыба с ванилью.

     Первая жена Аркаши , Ольга, сбежала к слесарю из ЖЭКа , прожив с Аркашей девятнадцать лет  и  не выдержав   гнёта  еврейского ига…    Что с неё взять? Гои… они такие нервные.

     Иногда Циля Исааковна «блудила». Она доезжала на автобусе до ближайшей станции метро и подойдя к постовому милиционеру сбивчиво объясняла, что она потерялась и не знает как попасть домой. Дрожащей рукой она доставала из старой сумки заранее приготовленную бумажку с телефоном и именем Марины , и протягивая её постовому, поясняла, что эта женщина знает где она живет и может подсказать блюстителю порядка куда необходимо доставить её  усталое, бренное , похожее на бумажный стаканчик тело…
 
        Милиционеры злились, но не подавая виду, вели «божьего одуванчика» в оперпункт , угощали чаем и звонили Марине . Марина срывалась с работы , добиралась   с двумя пересадками до блудливой свекрови , чтобы послушать нравоучения от сотрудников внутренних органов, вызвать такси и отвезти этого монстра в родные пенаты.

     Вечером, после прихода Аркадия, и после его попытки  попенять маме на её поведение, Циля Исааковна закатывала форменную истерику. Она кидалась в сына тапками  и называла его "холера" и «шлемазл», после чего пила чай с пироженками и шла спать.

      В конце концов , Аркаша , со свойственной ему сообразительностью нашел выход. Он стал закрывать маму дома. На ключ. С обратной стороны двери.

     Триумф  длился два дня. На третий день Циля Исааковна  позвонила в ЖЭК и объяснила диспетчеру что у нее  на кухне, рядом с газовой плитой что то постоянно искрит. Пришедшему слесарю она велела сломать замок, потому что она, хозяйка этой замечательной квартиры, потеряла ключи. Слесарь выломал дверь  и  попросил Цилю Исааковну показать где у неё искрит. Старушка протрещала пьезозажигалкой перед красным носом специалиста . Тот матерно вспомнил герб и флаг Цили Исааковны и удалился .

       Аркадий поставил железную дверь с новым замком , а один ключ отдал соседке по этажу на случай вызова Цилей Исааковной  службы спасения.  На что мама проборматала «-Ой вей… Какой же ты щлемазл…»,  и откушав чая с пирожным пошла спать.

 Вся эта предыстория не стоила бы выеденного яйца , если бы не Дора…  Как? Вы не знаете Дору Алидорт???      Эти полтора центнера не кошерного жира, выскочивших замуж за пианиста Яшу Перельмана? И их сына Леву, толстого как мама и грустного в папу? Дора и Циля Исааковна были приятельницы.  Еще по Одессе. И почти соседками , но уже по Москве. Они не любили друг друга,  но  встречались  регулярно  для  попить кофе  и узнать про что потом рассказывать.

        Крайний раз Дора похвасталась Циле Исааковне , что её Лёвик таки подружился с хорошей девушкой и имеет на неё все виды. Девушка из хорошей семьи . Её папа пианист  , а мама генеколог и зовут девушку  Софочка.  Дора говорила туманно , явно остерегаясь  что приятельница таки влезет в процесс и Лёвику , терпящему вследствии своей дородности полное фиаско у противоположного пола, опять покажут между двух третий… 
     -Кто же не знает пианиста Борю Гонопольского и его  жена  Берта Израелевна?
 Циля Исааковна даже вспомнила их маленькую дочку , с маленькой  , почти игрушечной скрипочкой  от Фимы Полторака. Подросла говорите?...

      Сегодня Циля Исааковна вспомнила тот разговор  и на душе стало больно и обидно.  Толстый, не к столу будь сказано , Лёва получит  в жены замечательную Софочку, а её Аркаша уже двадцать пять лет испытывает мамино терпение через  свою Марину…

 Циля Исааковна, шаркая на обе ноги подошла  к  телефону и отыскав  в телефонной книжке фамилию Гонопольских, решительно набрала номер:
      -Доброго утречка Берта Израэлевна. Хорошего вам субботы…  У меня к вам шикарная новость!   Ви знаете Лёву Перельмана? Да, да , того самого Лёву, которого в детстве звали Лёва Фаршмак…  так вот… Он таки похудел и надумал жениться!
      
        В трубке что то зашуршало и низкий, грудной голос Берты Израэлевны попросил  Цилю Исааковну передать Лёве её поздравления  по этому замечательному поводу

       Мысленно  себе поаплодировав, Циля Исааковна  продолжала:
      -Лёве надоело пианино и он придумал себе взять девушку из семьи скрипача! И разве это не Соломоново решение?
     - Он такой хороший мальчик , что у меня даже руки вспотели… До семнадцати лет его мучал энурез, но теперь он просто красавчик! Чудо-мальчик и любит свою маму так , как никто её больше не любит…
      В трубке опять что - то зашуршало , и грудной голос попытался  что –то возразить…

      - Ой  , нет, нет, и еще  раз вам нет! Я его знаю с детства! Это такой талант, как не хуже вашего Бори…чтоб он бил здоров… Я его тогда еще не  знала, но говорят что когда он играл на скрипке, у соседей стыла кровь в жилах , а у собаки  случилась истерика.  Вы помните за вашего Борю? А я таки помню…
      - Так о чём это я? Ах , да Лёвик… Вы знаете… он такой самец, что его маме таки хочется  уже понянчить внуков, а папе чтоби мама уже хоть чем-то занялась и он бы выпал из её поля зрения…  А вы помните за его папу Яшу? И сколько в нём было таланта и нервов? Когда он играл на своих клавишах, я думала что у него оторвётся  голова…  Он так  бистро ею махал, что в зале начиналась тошнота…

      Трубка опять ожила и грудной голос отметил странную реакцию зрителей , а затем и некоторые подробности  из жизни самого Левы…

      - Ой, не говорите мне этих слова! Если он и подглядывал за мамой когда она купается, то значит ему это било интересно. Ребенок любознательный, а  Дора , представьте, от этого не похудела…  И потом…   Яша ему тогда сказал «Ша!» и съел его вечернее желе. И с тех пор Лёва на женщин вообще не смотрит!
     - Так я ему сказала за вашу Софочку… Она такой цветочек, что если бы не прыщи, то Айвазовский бы рисовал её а не море! И не надо меня благодарить! Я сказала что Софочка из хорошей семьи…

     Благодарить Цилю Исааковну  никто не собирался. Более того , после упоминания о Софочкиных прыщах, грудной голос сорвался на фальцет, и прокатнувшись по самой свахе , зацепил  краем её приснопамятного мужа.  Циля Исааковна взвилась как еврейский флаг над Голанскими высотами…
      -Да что ви говорите?!  У меня хорошая память и я еще помню тот одеколон, который ваша мама звала «духи» и поливала им свою лысую голову ,  чтобы все  вокруг сошли с ума!
     - А что вы знаете за моего Гришу? Он был боевой офицер и всегда носил домой продукты… Как это нигде не воевал? !   Воевал конечно! Не знаю где! Это военная тайна ! А ваш брат Ёся был такой шлемазл, что противно слушать… !

    На том конце бросили трубку и Циля Исааковна несколько  секунд   растерянно  прислушивалась к коротким и громким гудкам…  Дело было сделано…

      Затем она сама себе улыбнулась, и пошла выпить чаю с пирожными, после чего , сунув в карман кофты пару сушек из конфетницы и поговорив с зеркалом  на злободневную тему о еврейском счастье,  пошла в прихожую…  В прихожей Циля Исааковна натянула на себя длинный  плащ Аркадия , новые Маринины сапоги , фетровую шляпу и прошкандыбала  к чуланчику. 

      Она уже представила себе, как спустив в открытое окно Аркашину лестницу стремянку, ловко вылазит   из окна первого этажа, садится на скамейку перед подъездом  , и слюнявя беззубым ртом сухую сушку, дрожащим голосом рассказывает сердобольным соседям как её, старую , беззащитную женщину морит голодом злая Марина  и закрывает на ключ подкаблучник Аркадий… 

      А на каверзный вопрос  « - Как ваше здоровье Циля Исааковна?...» , она еще не раз , вывернув красиво кукиш, вызывающе ответит «-Не дождётесь…»
И ведь не поспоришь, бо после восьмидесяти шести жизнь только начинается…