1.
Строгая бинарность мира определяет русскую традиционную культуру: «день – ночь», «верх – низ», небо – мать-земля», «лево – право», «муж – жена», «Бог – бес», «красный угол – печной угол» и пр. Эти понятия в русском традиционном укладе строго разделены между собой и противопоставлены друг другу*. Соответственно, большое (сакральное) значение приобретают границы между двумя половинами мира: в избе – это матица, порог, ворота (границы названы в сказке «Колобок»), в одежде – пояс, в пространстве – межа поля, в сутках – восход и закат солнца и т.п.
Всё это мы видим также и в «Слове»: небо и земля (глобальные образы при описании «мысленного древа» Бояна), соколы и вороны, «Русская земля» и «земля незнаемая», «старые» князья и «молодые» князья и пр. Границам в «Слове» также придаётся большое значение – вспомним речь Игоря на половецкой границе и затмение, переправу через пограничный Донец по дороге домой, плач Ярославны на забрале Путивля ранним утром (стена-граница + утро) и пр.
2.
О близости «Слова» фольклору много писалось, но обычно безсистемно и очень фрагментарно. К примеру, обращалось внимание на былинность описания боя** и фольклорность эпитетов (например, Днепр Славутич или «красные девушки»), что является много менее значимым по сравнению с глобальной общностью «Слова» и фольклора. И тут встаёт вопрос: что на что влияло? Обычно по умолчанию считается, что фольклор неизменен, вечен и не зависит от «высокой литературы» (следовательно, фольклор влиял на автора «Слова»). Однако в случае со «Словом» это, скорее всего, не так, поскольку многие «канонизированные» фольклором и обкатанные столетиями детали были как раз порождены жизнью Киевской Руси. В данном же случае между военным походом, воспетом в «Слове» и «канонизацией» подобных походов фольклором ещё не прошло достаточно времени.
Например, частые для фольклора пары «Сокол – Ворон» и «Сокол – Лебедь» были, вероятно, вдохновлены княжеской соколиной охотой. Другой пример – русская свадьба, которая стилизуется под княжеский поход в чужую землю за невестой, да и сами молодые величаются Князь и Княгиня (а дальше по имени отчеству). Что же касается упоминаемых выше былин, то в них-то как раз и поётся время «ласкового князя Владимира Красного солнышка», т.е. Великого князя Владимира I, крестившего Русь. Вспомним, как автор «Слова» вначале обещает рассказать нам историю «от старого Владимира (т.е. того же Владимира I) до нынешнего Игоря».
3.
Учитывая похожесть традиционной русской свадьбы на Игорев поход, можно предположить, что в более позднее время русские создали свадьбу (а это театрализованное представление, длящееся неделю и более), вдохновляясь княжескими походами времён Киевской Руси за «девками половецкими», наподобие того, что описан в «Слове». Во всяком случае, в период Московской Руси свадьба уже сложилась, причём она была общерусской (см. «Домострой», созданный в правление Ивана Грозного). В более позднее время, знать под влиянием запада отошла от старины и свадьба в классическом виде справлялась крестьянами, и так продолжалось вплоть до недавнего времени.
А можно посмотреть на дело с обратной стороны: Игорев поход похож на русскую свадьбу («ту пиръ докончаша храбріи русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую.»). Этому вторит упомянутая в тексте женитьба Владимира, сына Игоря, на половецкой княжне, дочери хана Кончака. В этом случае поход в «землю незнаемую» можно воспринять как поход свадебного поезда за невестой. Так или иначе, свадьба в «Слове» упомянута, а свадебная символика присутствует***.
РЕЗЮМЕ:
«Слово» подобно фольклору в самой своей основе, причём, оно не просто подражает ему в некоторых отдельных деталях, но строится на том же фундаменте, что и фольклор. При этом в «Слове» образом «Мысленного древа» нам даётся ключ к этому общерусскому фундаменту.
Концептуальность «Слова» является косвенным аргументом в пользу позднего происхождения «Слова» (когда используемые в тексте парные понятия фольклором уже были «канонизированы»). Либо же это свидетельствует о прямо таки змииной мудрости автора, который держал в своих руках все самые важные нити.
(Сюда можно добавить и обращение царя всея Руси со стен кремля к князьям забыть свои обиды и объединиться в виду внешней агрессии и плач Ярославны от имени всех русских жён, столь памятные нам по временам ВОВ.)
Свадьбы на половчанках, прилюдные пиры Владимира Красное Солнышко и княжеская охота с соколом впечатлили тогда русский народ. Так, было замечено, что именно сокол, и только сокол, бьёт птицу прямо в небе (кровь и солнце), тогда как чёрный ворон терзает мёртвую птицу на земле (земля и смерть). Эта антогонистичная пара перешла в фольклор и сейчас среди русских поговорках мы находим множество, основанное на противопоставлении сокола ворону как смелого трусливому, как удалого парня последнему человеку в деревне. При этом часто под игрой слов скрывается эротический намёк на любовную силу сокола. Другая «канонизированная» фольклором пара – сокол и лебёдушка. Означают они жениха и невесту. При этом кровь в небе во время падения на белую лебедь сокола, символизирует их брачную ночь.
Всё это есть в «Слове». Но вот что странно – ведь тогда, в сравнительно краткий срок расцвета Киевской Руси, подобные вещи, наподобие бинарной пары «сокол – ворон» или «земля Русская – земля Незнаемая», вероятно, ещё не были «канонизированы» фольклором, не были миллион раз обкатаны и доведены до схематизма «плюс – минус», а в «Слове» это уже сделано…
Приведём пример обобщающего рассуждения, которым мог руководствоваться русский народ, а также автор «Слова» при создании своих образов.
Князья охотились с соколами. Те и другие – смелые охотники.
Следовательно, КНЯЗЬЯ = СОКОЛЫ.
Сокол бьёт живую птицу в небе, а ворон терзает мёртвечину на земле.
Следовательно, ВОРОН = СМЕРТЬ и НОЧЬ, СОКОЛ = ЖИЗНЬ и СОЛНЦЕ.
Следовательно, КНЯЗЬ = СОКОЛ = СОЛНЦЕ.
* Так очевидную в природе дуальность человек переносит на себя и строит свой человеческий мир по примеру природного (божьего). Особенностью русской модели является схематичность: плюс, минус и два перехода дают крест, которым мерится всё. Переход от минуса к плюсу соответствует утру, весне и рождению, обратный переход от плюса к минусу соответствует закату, осени и смерти.
Схематизм плюса и минуса нашёл отражение в древнерусской иконографии. Например, в изображении Бориса и Глеба, первых канонизированных русских святых. Вот они стоят рядом: старший с бородой (как муж), младший без бороды (как жена). Зеркальное друг другу чередование красного и синего цвета в их одежде делает двух братьев олицетворением принципа «Право – лево». Или Борис и Глеб едут рядом на разноцветных конях. В этом случае к зеркальности красного и синего в одежде князей добавляется зеркальность цвета коней и знамён, а также зеркальность двух утёсов, символизирующих горний мир.
Вообще говоря, использование языка иконографии для иллюстрирования (и таким образом понимания) «Слова» представляется небесполезным. Так, например, И.Г.Блинов, оформляя «Слово» в стиле старообрядческой книги времён Ивана Грозного, походя достигает понимания многих конструктивных секретов «Слова». Всё смотрится символично и в высшей степени уместно. А ведь художник происходил из семьи неграмотных крестьян! Тогда как, например, проф. Шарлемань (а про остальных и говорить нечего), желающий увидеть в «Слове» натуралистичное описание природы и реальных птиц-зверей достигает лишь того, что, как говорится, «играл, но не угадал ни одной буквы».
** Интересно, как фольклорно на три счёта говорится об окончании боя:
«Бишася день, бишася другый, третьяго дни къ полуднію падоша стязи Игоревы.»
Но ведь, согласно летописи, всё на самом деле так и было!
*** Тема свадьбы в «Слове» была подчёркнута в опере Бородина «Князь Игорь». При этом свадьба мало замечается (если вообще замечается) учёными, пишущими о «Слове».