Нина никогда не вставала рано. Но это последнее воскресное утро июня было исключением: горластый петух, который своим «ку-ка-ре-ку» мог поднять самого непробиваемого соню, не дал выспаться, и уже в половине шестого она помогала бабушке лепить пирожки, без которых не обходился ни один выходной. Тем более, что ожидался приезд Бориса и Катюши – значит, почти всё семейство Петровых, за исключением родителей Нины, у которых отпуск начинался через неделю, соберётся за семейным столом. Разве можно в такой день обойтись без пирожков?
Пелагея Степановна заранее, с вечера, приготовила несколько начинок: у каждого члена большой семьи была своя, любимая. Нина могла съесть сразу несколько пирожков с яблоками. Они у бабушки были большие, с ладонь. Катюше нравились пирожки с грибами и капустой, а деду и Борису – с картошкой и жареным луком.
Работа была в самом разгаре, когда в дверях появился Михаил со своей «гвардией» - так он называл пятерых детей, всюду следовавших за отцом, куда бы он ни направлялся. Михаил не расставался не только со своими детьми, но и с гармошкой. Ребятишки, галдя, расселись на диване, а Михаил, пододвинув табуретку поближе к окну, устроился на ней. Пелагея Степановна попросила:
- Сыграй-ка, сынок, «Тонкую рябину». Уж больно люблю я эту песню. Душевная она.
Тот заиграл, и Пелагея Степановна запела. А пела она так чисто, так красиво – заслушаешься!
Михаил был самоучкой. Ещё в раннем детстве заворожила его гармонь: при виде этого музыкального инструмента глаза у мальчишки восторженно загорались. Однажды местный гармонист, приглашённый соседями на свадьбу сына, наблюдая за Михаилом, не отрывающим глаз от его рук, быстро бегающих по клавишам, предложил:
- На, подержи. Если гармони понравится в твоих руках, заиграет.
И тот, сорвавшись с лавки, подбежал к гармонисту, взял инструмент в руки и, почувствовав его «плоть», выдохнул:
- Ух ты, какая!..
И тут же, нажав на кнопочки и развернув дрожащие меха, извлёк звук. За ним второй, третий… Гармонист, пощипывая усы, крякнул от удивления:
- Надо же! Слушается инструмент-то! Будет гармонистом! Как пить дать, будет!
Песня о тонкой рябине закончилась, и Пелагея Степановна попросила:
- Давай, сынок, нашу, семейную.
Михаил, покачав головой в знак согласия, заиграл и запел: «В низенькой светёлке огонёк горит. Молодая пряха у окна сидит…». Голос у него был красивый, «широкий», как говорили деревенские. Мать не мешала сыну, не подпевала – слушала. Ради этой песни она на несколько минут оставила работу, присела на диван, рядом с мальчишками, сложила руки на животе и притихла, слегка покачиваясь в такт музыки. С последним аккордом она поднялась, подошла к Михаилу, погладила ладонью гармонь и похвалила:
- Ладный инструмент!
Нина, глядя на бабушку, поняла, что эти слова адресованы не гармони, а гармонисту.
К обеду пирожки были готовы и, накрытые белоснежным полотенцем, «мягчели». Пелагея Степановна, поменяв рабочий фартук на праздничный, голубой, с оборками и расшитым нагрудником, сидела у окна и пристально смотрела на дорогу в ожидании гостей. Нина гладила платье, которым собиралась поразить двоюродную сестру. Дед и Михаил, сидя во дворе, на своём любимом месте, на брёвнышке возле баньки, беседовали. Часы, казалось, остановились – таким долгим было ожидание. Наконец бабушка с облегчением вздохнула:
- Слава Богу, приехали!
Выглянув в окно, Нина увидела дядю и Катюшу, и тут же с радостными криками «Ура!. Катюшка приехала!..» выбежала навстречу гостям.
Вскоре Борис уже сидел во дворе рядом с братом и отцом и рассказывал им что-то весёлое – слышно было, как дед, захлёбываясь от смеха, повторяет:
- Вот насмешил - так насмешил! Аж живот заболел и слёзы прошибли. Вот удружил – развеселил отца.
Катюша тем временем, открыв чемодан, доставала из него подарки: бабушке – батистовый платок с голубой каймой, а Нине – капроновые чулки. Рижские, в сеточку, о которых она давным-давно мечтала. Мальчишки, снова оккупировавшие диван, с нетерпением ждали своей очереди. Катюша достала большой бумажный пакет, и каждый из братьев получил по пять «Гулливеров» - так назывались шоколадные конфеты с вафельной прослойкой. Обёртки у конфет были разного цвета, и мальчишки, перебивая друг друга, хвастались:
- А у меня лучше! Зелёная, и Гулливер на фантике в красном камзоле.
- Нет, у меня лучше! Видите: у Гулливера в руках лилипут.
Вскоре пришла Машутка: в клубе закончилась репетиция. Расцеловавшись с девчонками и получив от Катюши подарок - красные бусы, похожие на ягоды рябины, - она принялась хлопотать: расстелила скатерть, расставила посуду, принесла самовар. При этом щебетала без умолку, рассказывая о своих впечатлениях от недавних поездок по сёлам и деревням. Не забыла рассказать и о новых знакомствах. Нина и Катюша, слушая о них, переглянулись: поняли, что Маша влюбилась, потому что одно имя – Степан – постоянно звучало в её рассказе.
Все расселись за столом. Даже Настя, жена Михаила, пришла, оставив ради такого случая своё хозяйство: корову, коз, свиней, кур, уток...
Нина смотрела на родных людей и думала: «Как хорошо, что они у меня есть! Такие тёплые, домашние, близкие – любимые». В эту минуту она вспомнила про подругу Светлану, у которой, кроме мамы, не было никого, и пожалела, что не пригласила её погостить у бабушки. «Ничего, - решила она, - завтра схожу на почту, позвоню ей. Приедет!».
В доме бабушки и дедушки гостям всегда были рады. Тем более Светлане: она бывала у "дедов" не раз.
После обеда Пелагея Степановна, взяв в руки вязание, рассказывала внучкам о деревенских новостях. Говорила она неторопливо, протяжно, и девчонки, зачарованные её голосом, готовы были слушать и слушать.
Часы на стене пробили пять раз, и Пелагея Степановна охнула:
- Вот же… и не заметила, как времечко пролетело. Фросю пора кормить, курятам зерна насыпать да мужикам надо напомнить, чтобы воды натаскали из колодца в бочку – завтра утром поливать будем.
Внучки вызвались помочь ей, но бабушка отказалась:
- Успеете ещё. Пройдитесь-ка лучше по саду да к речке спуститесь. Вода в Хопре уже тёплая. Нонче соседка Клавдия с внучатами купаться ходила и сказывала, что из воды их еле вытащила.
Бабушка отправилась в сарай, а Нина и Катя, надев купальники и накинув ситцевые халатики, - на прогулку. До Хопра можно было дойти двумя путями: коротким - через сад, кручу и затон, или длинным - по деревенской дороге. Сёстры выбрали первый, как советовала бабушка.
Дойдя до конца сада, где росла клубника, остановились, чтобы попробовать ягоду. Нина удивилась: "Надо же, никто не ухаживает за ней, а она растёт. Да сладкая какая!"
Тропинка оборвалась на самом высоком месте, откуда открывался вид на поля, затон и лес. Нина вспомнила, как в раннем детстве стояла здесь, раскинув руки, изображая самолёт, и спрашивала отца:
- Как ты думаешь, папа, получится из меня лётчица?
Он усмехнулся:
- Вот уж не знаю. А впрочем... с твоим характером может и получится.
Крутой спуск привёл девочек к затону. Жёлтые кувшинки, или кубышки, как их называли деревенские жители, царственно покачивались на воде и, отражаясь в ней, удваивались и утраивались. В глазах рябило. Нине очень хотелось сорвать хотя бы один цветочек, чтобы украсить им волосы – так делали многие девчонки, но она помнила, как дед осуждающе ворчал на всех, кто срывал кубышки просто так, бесцельно:
- Вот анчутки! Всё вокруг готовы сгубить. Рвут и рвут, а не знают того, что цветы-то целебные – беречь их надобно.
Это была правда. Не раз во время болезни мама поила Нину отваром из сушёных кувшинок, помогающим справиться с температурой. Да и при ушибах эти отвары тоже использовала.
С берега Хопра доносился детский смех. Сёстры пошли по тропинке, всё ближе и ближе приближаясь к знакомому берегу с песчаной отмелью. В самом конце пути тропинка делала резкий поворот и круто спускалась к реке. Нина начала медленно «сползать», цепляясь за кусты, и, в конце концов, оказалась на берегу. Вслед за ней сползла и Катюша. В нескольких шагах от себя они увидели юношу, высокого, худощавого, в белой майке. Закатав штаны до колен, он вошёл в воду, переложил из садка в ведро рыбёшку и направился в ту сторону, откуда они только что пришли,- и даже не взглянул в их сторону. Невнимание «долговязого» (так она его окрестила) разозлило - настроение сразу испортилось. Хопёр уже не привлекал её, купаться расхотелось. Катя, быстро сняв халатик, с разбега бросилась в речку и сразу же поплыла. А Нина помочила ноги в воде, потом села на брёвнышко и стала наблюдать за ребятишками: они весело прыгали по волнам, разбегавшимся от быстрых мимо моторок.
Возвращались домой медленно. Катя то и дело наклонялась, чтобы сорвать очередную земляничку, а Нина, не обращая внимания ни на кувшинки, ни на играющую в затоне рыбу (что было на неё не похоже), думала о долговязом парне.
- Всё равно узнаю, кто он, - успокаивала себя, - спрошу у Маруси. Она всех в деревне знает. Вот и я узнаю. Узнаю и заставлю обратить внимание. Подумаешь, не заметил… Не заметил сейчас - заметит потом.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/12/09/1842