С бала на корабль. Матросская сага-13

Садовский
                С бала на корабль. Матросская сага -13


Продолжение. Начало: http://www.proza.ru/2017/11/29/1500

   Французы  говорят, что вдвойне приятно  обмануть обманщика.  Вот и Ильясов, похоже, получал  двойное удовольствие от того, что  не спешил дать  отмашку   на старт загрузки.  Ведь в бомбовом погребе, как вы помните, решили схитрить и открепили бомбы раньше  отмашки с мостика и теперь  боролись с ними, приноровившись отдыхать, когда бомба наваливалась на партнёра. Казалось, что командир каким-то непостижимым образом  протелепатировал, что в погребе мухлюют и,  намеренно  не даёт команду,  любуется  на   пустые хлопоты хлопцев.   «И поделом», – раздражённо подумал Юрка.  «На хитрый зад есть спецаппарат, – вспомнилось ему курсантская «мудрость». – Будет хохма,  если  вот так покорячимся минут десять, а командир  возьмёт  и отменит этот цирк» 

      Только теперь, в ожидании команды,Лоздовский обратил внимание на то, что  корпус   бомбы покрыт  толстым   слоем  густой смазки, которая в изрядном количестве  перекочевала  на  его  голландку и брюки.

       С ужасом глянул  он на свою засаленную пушечной смазкой новенькую робу и представил, сколько трудов  придётся  вложить в ближайшую субботу или воскресенье, чтобы в понедельник  выйти опрятным на подъём флага. «Попробуй  отстирай теперь»,–с укором  себе подумал Юрка.Но что остаётся? Лес рубят – щепки летят. Стокилограммовая болванка не стакан водки – пальцами не удержишь.
         
       Наконец-то мостик разрешился долгожданной командой «старт», время пошло! Загрузчики, как застоявшиеся кони,  под ободряющее  гиканье  минёра бросились в схватку со стальными истуканами, но запал  потух, не возгоревшись. Корабельная болтанка  словно издевалась  над ними.   Удерживать  бомбу на месте приноровились, а вот доставлять  оказалось  делом не только трудным, но, как  вначале показалось,  почти невозможным.  Первую бомбу Лоздовский с  Пастикой   тащили с двумя остановками  и, измученные, с трудом  втиснули железную дуру в  подъёмник. Здесь бы перевести дух, какой там – минёр  безжалостно гнал  за второй. И не потому, что старался выслужиться, а просто знал, как никто из них, что если норматив сделают,  всё  благополучно закончится. А вот если нет, то последует следующая попытка, и  ещё, и ещё...

        Впрочем, первая ходка кое-чему да научила. Во-первых, движение надо  начинать, когда палуба уходит вниз, бомба зависает и становится  легче. Во-вторых,  надо  выбирать момент, когда бортовые крены минимальны.   И,  пока палуба пребывает в таком положении,  надо     успеть донести  и установить  бомбу  в подъёмник. Однако поймать  благоприятное для начала переноски и загрузки бомбы  положение палубы   оказалось  делом  далеко не простым. Ошибки приводили к тому, что надо было  останавливаться, опускать бомбу, пережидая  предельные углы крена, или когда  она, получая ускорение вниз, становилась тяжеленной.

      Будучи старшим по званию, как-никак старший матрос, моторист    Пастика управлял всеми манипуляциями с бомбой.  Юрка  видел, что  иногда Пастика  ошибается, но понимал, что  времени на разборки нет, и  молча выполнял  его команды.  Тем более,  до Пастики  его промашки спустя секунды доходили, и он бурчал, в своё оправдание: – «Эх! Чуть-чуть рановато двинули»  или  «Промухали мы с тобой, Лоздовский малёха».   «Сам ты промухал, барон цыганский,– чертыхался в душе Юрка, – а отдуваться, ясное дело, со мной»

     У  Галузова и   боцманёнка Вишнёвого, дело  шло не лучше. Они также пытались подобрать удобный момент для броска, но, промахнувшись,  останавливались, теряя время.
 
    – Шибче, хлопцы! Шибче, – надрывался, скатываясь на дискант,  Яцев. Лицо его налилось, жилы на шее набрякли, словно он сам таскал  бомбы, а не стоял  возле пульта подъёмника, готовый в порыве  раздавить   микрофон  «Каштана» медвежьей пятернёй.
      
     Напрасно. Всё напрасно. Первую попытку загрузки    провалили в чистую,  намного превысив норматив. Всегда надеешься на лучшее. «Авось проскочим, – думали, – тем более, как бы то ни было,  а с полминуты урвали на мухляже».  Не помогло.
     Хронометрировал  старпом  Антипов.  Он же,  огорошив бомбистов  результатами первой попытки,     приказал, не мешкая разрядить  пусковую установку.
«Намёк ваш поняли, товарищ старпом – грядёт  вторая попытка». Разгрузка  потребовала не многим  меньших усилий, хотя её никто не  отслеживал.      

     Разгрузив установку, они попадали в изнеможении как придётся вокруг подъёмника и наслаждались минутами  передышки с надеждой на то, что  второй  пытки-попытки всё-таки не будет. Лоздовскому казалось в тот момент, что теперь и одну-единственную  бомбу они с Пастикой  не осилят  поставить в подъёмник, если даже выпрыгнут из штанов.   Трюмный Галузов, страдающий от качки, выглядел совсем неважно.    Вишнёвый,  к  Юркиному удивлению,  не казался уставшим, разве что непрестанная улыбка его стала больше походить на улыбчивую маску, а глаза уже не излучали беспричинное райское блаженство. Да и румянец на  щеках  несколько подсел.

    Тем не менее, несколько минут отдыха пошли на пользу. Осознание того, что   придётся  загружать и выгружать пусковую установку до тех пор, пока норматив не будет выполнен, придало погребной команде злости и   отчаянного куража. Ко всему, поразмыслив, Яцев решил заменить самое слабое звено в команде – трюмного Галузова, который совсем сник  и  наверняка  мог сорвать  следующую попытку.  «Заменить,- вы спросите,- на кого?» Уж не думаете ли вы, что Яцев попросит мичмана Кудина спуститься в погреб?  Разумеется,  нет, тогда только на себя. Безусловно, замена измученного трюмача   на   минёра, от которого  веяло здоровьем и силой,   придала решимости   нашим бомбистам  покончить с этим грязным и  неприятным делом именно сейчас.   К тому же приближалось время обеда, о чём свидетельствовали  Юркины кишки, начавшие уже потихоньку  наигрывать  боевые марши.

     Под лозунгом «Сейчас или никогда» старпом объявил о начале второго действия «марлезонского балета», «прима-балероном»   в котором по праву стал минёр Яцев. Остальные лишь скромно подплясывали  ему в кордебалете. Минёр, словно озверев,  хватал бомбу и тянул к подъёмнику, не взирая   на крены и  килевые провалы палубы.  Вишнёвый у него был для мебели,  едва схватившись за  бомбу.    Не успевали Лоздовский  с  Пастикой  поставить   бомбу в подъёмник,  как он  уже со своей  очередной стоял сзади, готовый отшвырнуть их от подъёмника, как  досадную помеху. При этом гнусавым голосом он постоянно науськивал  остальных словами   «Давай! Давай, хлопцы!  Давай!»

      Ну вот последняя, двенадцатая вознеслась на верхнюю палубу, чтобы быть проглоченной оставшимся пустым стволом  реактивной установки. А минёр  уже включил мостик  и отрапортовал.  Не теряя ни секунды,  они вновь, как стайеры после тяжёлой дистанции  в ожидании   фотофиниша, приняли расслабленные позы с опорой  на всё, что находилось вокруг  и могло послужить  уставшему телу.

      Юрка  примостился между  двумя шпангоутами, спиной  опёршись в наклонную поверхность  обшивки борта. Металл приятно холодил разгорячённое тело. Какое удовольствие вот так лежать без малейшего  движения, можно закрыть глаза и отдаться  полностью качке, то взлетая вверх, то проваливаясь вниз, спиной чувствовать, как буквально в миллиметрах,  с противоположной стороны металлического листа обшивки, беснуется водная  стихия.

    Все были уверены в успешности попытки и ждали лишь официального  подтверждения.  Потому пребывали в состоянии приятной  эйфории, какая бывает после  сданного трудного экзамена.  Если  кое-кому из них и приходили на ум  пессимистичные    мысли, то он  их  гнал, или  помалкивал, чтобы, не приведи,… накаркать  фиаско.


                14


      

Окончание следует.