Снова о медицине...
Как же написать, чтобы получилось весело, иначе «клиника»!
Ходил я сегодня за лекарством для мамы, а лекарство-то «наше» - сказала врач-психиатр, к которой я и направился, чтобы получить рецепт, но не простой, а долгосрочный; специальный «для хронических больных» - меня в прошлом месяце «просветила» в аптеке продавец, мол, отпускать будем теперь только по рецепту; не важно, что вы ходите третий год, что мы знаем вас в лицо; порядок один для всех, пойдите к врачу и попросите такой рецепт, чтобы не ходить за ним каждый месяц; более того, он даётся на целый год!
Пришлось идти в диспансер за рецептом. Всякое посещение этого учреждения, не знаю, как для других, а для меня весьма травматично. Во-первых, регистратура – там есть одна (а может и не одна) «сестричка», с которой я вынужден встречаться и общаться каждый раз, когда надо взять мамину карточку. Она сидит, надувшись, как экзотического подвида жаба; замкнута, производит впечатление уличной грубой девки, абсолютно шизоидной, которая не разговаривает, а выдавливает из себя односложные, гундосо-образные фразы. Ну, и мне приходится говорить с ней в сходной манере, чтобы предохранить свою психику от разрушения; к тому же, являясь подобием зеркала для неё, я показываю ей (если она способна на такое восприятие) «ху из ху», т.е., как она со стороны смотрится.
Итак, регистратура – первый травмирующий фактор. Далее сами посетители, среди которых попадается разная публика – от болтливых «домохозяек» в золоте и бриллиантах до глубоко несчастных людей. Стояние в таких очередях – второе серьёзное испытание. Но! Самое интересное, когда, наконец, попадаешь в «заветный» кабинет, и тебя «с распростёртыми объятиями» встречает доктор. Попав к доктору, уже порядком взвинченный, заикающийся, «… с просьбой о любви», ты получаешь неожиданный «удар ниже пояса», так как доктор не спешит становиться на твою сторону, а говорит с тобой предупредительным тоном, указывая тебе «кто ты», а «кто она», не скрывая раздражения, с нервным подёргиванием головы, словно всем своим существом показывая тебе своё «Отрицание». Она нервничает ещё больше, если ты начинаешь задавать ей вопросы, на которые она не может ответить и всё пошло не по её сценарию; ты ведь крадёшь у неё время, а время, как известно – деньги! Она чувствует, как превращается в иную сущность, что для психиатра, «заклеймившего» многих в шизофрении, является почти личным оскорблением! Она начинает невольно грубить, «отфутболивать», мол, заходите в другой раз. Я не скажу, что она хамит; в отличие от «мумии» в регистратуре она человек образованный, закончивший высшее (может, и не одно) учебное заведение, но её ответы уподобляются «мумии», становятся такими же односложными, категоричными и колючими. Она всё дальше отклоняется от себя, уподобляясь окружающей среде – «подобное притягивает подобное».
Я, наверное, повторяюсь - посещение таких учреждений, как Психоневрологический диспансер (ПНД) – всё равно, что посещение психушки, где и посетители, и врачи – яблоки с одного «дерева».
Теперь конкретнее о «сути». Я обратился к психиатру сегодня за долгосрочным рецептом, на котором настаивает аптека и после регистратуры попал к доктору. Его явно озаботила моя просьба о «специальном рецепте». Она переглянулась со своей медицинской сестрой, посоветовалась и сказала: «Для хронических" – такого нет. А вот новые под номером 107 появились». Я обрадовался (не часто врач протягивает посетителю «руку помощи» - всё чаще озадачивает). «Да! Да! - подхватил я, - Это, наверное, они и есть!».
Короче говоря, я получил рецепт и помчался через дорогу в центральную аптеку. Там мне понизили градус моей радости – пояснили, что рецепт заполнен неправильно, т. е. не полностью; ткнули пальцем где «не правильно», озаботив меня «на будущее» (лекарство я купил). Чтобы не откладывать на потом, я решил снова перейти дорогу и «добить» этот вопрос в ПНД. Пришлось выслушать «взвинченный на полтона» ответ раздражённого психиатра (ну и кто больной?!), что она больше ничего писать в рецепте не будет. Я стоял и молчал, как будто меня ударили кирпичом по голове. Врач прошла мимо меня, как мимо назойливой мухи, и направилась в регистратуру. Я с минуту подтягивал свою опустившуюся челюсть на прежнее место, потом рискнул обратиться к медсестре за разъяснением. Она, в тон своему непосредственному руководителю, ответила: «Что Вы от меня хотите?! Обращайтесь к врачу». Тут вернулась врач и уже более «миролюбиво» сказала, что сейчас пойдёт к заведующей и спросит. Она ушла, а я включил диктофон, чтобы не пропустить ни единого слова из ответа уважаемого доктора! Но результат не порадовал; "ничего мы дописывать не будем, так как ничего мы не дописываем"; клиника, одним словом!
Одну поправку в нашем с мамой рецепте она всё же сделала; написала «рецепт дан на четыре месяца». У меня челюсть двинулась в «обратный путь», но я вовремя остановил её, напомнив, что её место у верхней губы, а не у пупа! Потом я почувствовал, что мои глаза пожелали «выкатится из орбит». И здесь потребовалось героическое усилие, чтобы удержать их на месте и не шокировать молодого доктора. «Вот я и сделал лучше!» - только и промолвил я. «А что Вы хотели?! Вы должны ходить каждый месяц и рассказывать, как мама Ваша себя чувствует. Я должна её каждый месяц осматривать». Так и хотелось крикнуть ей в ухо: «Так осматривайте же! Как будто не знаете, где мы живём!»
От чего хотел уйти (не ходить каждый месяц к психиатру за рецептом), к тому и вернулся: «Да только воз и ныне там!».
Я ещё спросил у врача направление для мамы в МСЭ. Оно требуется судебно-медицинской экспертизой (МСЭ)для оформления инвалидности. На мою просьбу выдать такое направление, психиатр ответила буквально: "Я со следующего дня ухожу в отпуск. Приду после двадцатого января. Вы же всё равно будете приходить потом? Так зачем распыляться? Приходите за направлением после двадцатого. Всё сделаем". Может я чего-то не понимаю, только мне кажется странным такой подход врача, когда каждый день для нас - это борьба не на жизнь, а на смерть. На полтора месяца "остановить мгновение". Мефистофель ("Фауст". Гёте)"отдыхает"!