Мы едем на второй этап фестиваля «Северное Сияние» в Томск. Декабрь. Поезд. Мы – это часть хореографического ансамбля «Ва-банк» из Горно-Алтайска. С нами известный артист Республики Алтай – Василий Тишкишев, будущий директор филармонии. Парни собрались в одном купе, на столе водочка.
Василий удивительный человек, он быстро и легко вливается в нашу компанию. С ним как-то легко, как будто знаешь его очень давно. Мне интересно врожденное ли это качество или он выработал его в себе. Василий развлекает нас байками из своей жизни.
-Оказался я в армии. Построили нас на плацу и зачитывают список, сверяют с присутствующими. -Иванов? – Здесь! -Петров? – Здесь! -Кишмишев? - … молчание. -Кишмишев? - … молчание. -Кишмишев, ё@@@?!!! – А я молчу, а чего отвечать-то, я же не Кишмишев, я Тишкишев.
Вдруг в купе входит милиция.
-Здравствуйте, предъявите документы.
Предъявляем.
-А почему распиваем?
-А что есть другие предложения? – говорит веселый Василий.
-Артист? – спрашивают люди в вагонах.
-Неужели похож?
-Пойдем с нами. – И Василия уводят милиционеры. За что? Куда. Бежим к Галине Ивановне, нашему руководителю. После долгих хлопот Василия освобождают, и он возвращается, как и уходил - с улыбкой.
Галина Ивановна смотрит на нас с осуждением. Мы опять в опале, она снова говорит, что эта наша поездка последняя в жизни, и, вообще, скоро разгонит наш коллектив. Ну за что?
А потом декабрьский Томск. Жуткий холод, поземка, длинные снежные хвосты волнами бегут по асфальту. Мы живём в гостинице на самом верхнем, мансардном этаже. Комнаты большие – можно репетировать. Но мы повторяем танцы в коридоре. Галина Ивановна выжимает из нас последние соки. «А нечего было пить в поезде». Иринка-большая на стороне Г.И. выговаривает нам, пацанам, подкалывает нас.
Моя поддержка с Иринкой-большой. В какой-то момент я не могу удержать девушку и она падает на пол. Не сильно, но чувствительно. Она думает, что я специально. Иринка кричит мне что-то типа: «Иди, проспись». Что очень обидно, потому что я-то как раз и не пил в поезде, в отличие от остальных. Я взрываюсь. Перед глазами кровавая пелена гнева. Артерии кипят, из ушей дым. Я говорю: «Худеть надо, тогда и никто не уронит». Нечестно, подло. Никогда я себе такого не позволял. Иринка всю жизнь борется со своим весам, сдерживает его. На поддержках она всегда собирается так, что её легче всего поднять, удержать. Сказал и сразу самому стало больно, будто это не я говорю, а мне говорят, и это у меня проблемы с весом.
Г.И. говорит, что если мы сейчас не перестанем ссориться, она просто откажется от выступления нашего коллектива на закрытии фестиваля, и мы немедленно поедем домой. Молча, сжав зубы, мы продолжаем с Ириной повторть поддержку. Несмотря на злость, я чувствую себя виноватым. Не знаю, что чувствует Иринка, только догадываюсь. Наверное, ненавидит меня, и разочарована навсегда.
А на следующий день - концерт-закрытие фестиваля, и там нам вручили диплом. А еще такие керамические кружки с логотипом. Ночью в гостинице никто не спал, все ходили друг к другу в гости, праздновали. А я пришел к Иринке в номер. И мы пили с ней вино, прямо на ковре на полу. И я сказал, что я идиот, а она прекрасна, и форма, в которой она находится - идеальна, и ничего ей в себе менять не надо, и для меня Ирина просто обворожительна и головокружительна, и вообще… «Ты знаешь, как я к тебе отношусь. И уже много лет это всё длится». Иринка улыбается: «Я знаю, я всё знаю». И глаза у неё были такие глубокие, голубые-голубые, и на щеках румянец, и губы блестят еще от сценической помады и блеска, и волосы, завитые для выступления, спадают локонами, и такие завитки на висках, еще уложенные и приклеенные лаком.
И вы думаете, мы тут поцеловались и всё такое? Ничего такого. Иринка-большая рассказала мне, что в Болгарии познакомилась с парнем, у него свой ресторан, но это не важно, он пригласил её приехать к нему снова. Она думала, что всё это - несерьезно и шутка, но вот он ей написал, и повторил приглашение. И Г.И. говорит, что это шанс, и ей, Иринке, надо ехать, там в Золотых песках перспективы: танцевать, свой коллектив, или просто стать хорошей женой, а ещё у неё, у Ирины, холодовая аллергия, и жить в Горном Алтае ей некомфортно, особенно зимой, от этого и всегдашний румянец на щеках, а в Болгарии тепло, но она, Ирина, ценит моё к ней отношение, и для неё это важно, и она понимает, что вчера я сказал про её вес сгоряча, и прощать тут нечего, она уже забыла про это, и её просит простить, и не только за вчерашнее, вообще - за всё, потому что она все равно уедет, и попробует построить свою жизнь там, в другой стране. «А ты – хороший и замечательный, только не такая, как я, тебе нужна».
И пока она так говорила, долго, непривычно долго для неё, Ирины, танцовщицы, а не оратора, говорила она мне, крутя в руках стаканчик с вином, декабрьский холод с томских улиц вползал через невидимые щели в гостиничный номер, тянулся ко мне и оплетал меня, морозил изнутри, леденил сердце. Сказка закончилась неожиданно. Герда опередила Кая и собрала слово «Вечность» раньше, и Снежная Королева отставила её во дворце, а Кая с ледяным осколком в груди отправила жить к людям.
Иринка обняла меня. Как брата. И эта грудь, которую я когда-то случайно увидел, но не разглядел за кулисами, касалась меня. И это было и приятно и грустно одновременно. Я счастлив и несчастлив. Я тебя никогда не забуду. Договорились.
У моих друзей Жени и Вовы были там свои истории, в этой гостинице, что-то происходило, какие-то ссоры, разборки. Но я этого не помню, мне было не до этого. А жаль, рассказ про эту поездку мог бы получиться интереснее.
А потом мы возвращались домой. Нам, парням досталось купе с разбитым окном. Было зверски холодно, но и спать хотелось страшно. Денег не было, алкоголь закончился. Зато проводник принес нам матрасы. И мы, как могли, закрыли разбитое окно, и спали, укрывшись матрасами. И всё равно было холодно, холодно… Человек, с которым столько связано, пережито, который так дорог, девушка, которую я столько раз держал в своих руках, столько раз смотрел на сцене ей в глаза, столько было подарено друг другу эмоций, и вот она исчезнет из моей жизни навсегда.
Мне кажется я до сих пор еду на этом поезде. А близкие люди сходят на станциях и пропадают в метели и темноте. Из-за разбитого окна, или ещё от чего-то, невозможно согреться. И всё что я делаю, это пытаюсь глубже спрятаться под матрасы.
Сергей Решетнев ©