Картошечка! Шкварчит на сковородочке... А я ее со свежими малосольными огурчиками хрум- хрум, да с солеными грибочками хрусть-хрусть, и с колбаской копченой - краковской хряп-хряп, да с окорочком куриным с золотистой корочкой чаф-чаф... А после... шоколадку ам-ням-ням... - так и растекается по нёбу, а за нею заварные эклерчики ум-ум-ум... один за другим... один за...
- А-а-а! Нажралась! - просыпаюсь от собственного вопля в панике, что сорвалась. Рядом что-то живое хрякнулось в темноте об пол.
- Милая, ну чего ты пихаешься. - бурчит муж сонно, привычно заползая под кровать и устраиваясь там поуютнее.
Вот ведь, вражина! В любую щель протиснется... Лежу. Сосет под ложечкой. Сна уже ни в одном глазу, и только калейдоскоп из эклерчиков кружится еще в больном воображении, да горькие мысли суетятся в черепушке: "Почему все так подло в жизни устроено? Ведь мы с ним одно целое? Так? Почему тогда все распределяется не по принципу сообщающихся сосудов? Тебе половину, ну... и мне чуточку. Почему вся эта гадость только во мне откладывается?"
Пятый день уже на диете. Свой холодильник забила зеленью на месяц вперед. Мужнин цепью на три оборота обмотан, и амбарный замок на нем подвешен - сама настояла. А куда этот Кащей ключ прячет, вот уж который день выследить не могу. Удавила бы змея за то, что так легко согласился на отдельное от меня питание. Кто бы знал, как я ненавижу, когда он гремит этими цепями там на кухне за закрытыми дверями. Конспиратор хренов! А там у него и балычок, и колбаса копченая три-четыре сорта, и окороков вяленых на неделю, и рулет мясной - своими руками делала; перчики фаршированные - разогревай да ешь, а сыров голландских да швейцарских...
Это же какой надо быть сволочью, шуршать там одному втихомолку и лопать в три горла. Так ведь, что обидно - не в коня корм, хоть и жрет как лошадь. Тут если, не дай Бог, печенюшечку на ночь схрумкаешь, так весы на следующее утро зашкаливают, так и хочется их - об стену... об стену! А ему все по барабану! Масляными, бесстыжими глазенками на тебя лупится - "десерт", видите ли, ему еще подавай. Одно успокаивает - чувство самосохранения у него безотказное.
- Все... Все... Понял... От "десерта" морда треснет! - кричит он всякий раз, сноровисто юркнув за угол от несущегося вдогонку всего, что под руку мне попадется. Верткий ужака... Знает, страшнее голодной бабы - зверя нет.
И вот лежу я и пялюсь в потолок. Три часа ночи. В голове рецепты чередой, один аппетитнее другого. Слюна течет уже как у бешеной собаки, и этот гад еще сыто похрапывает там под кроватью, чего-то причмокивает, отдувается. Наверное, и во сне тоже колбасу трескает! Слушаю все это и медленно сатанею.
"Попрыгать что ли на матрасе? Устроить ему, заразе прожорливой, бурную ночку c плясками перекормленной вакханки. И "десерты" ему припомнить, и звон цепей" - так и просится мне возжА под хвост. Ну как тут не озвереешь? В интернете, куда не сунься, везде легкие способы для похудения: хлебай соду, имбирный чай, отвар лаврового листа или морозника; жуй огурцы, черносливы или активированный уголь немеряно и станешь Дюймовочкой. И жрать при этом можно сколько угодно, и никакого тебе фитнеса. Если бы я все это попробовала, уже сыграла бы в ящик. Поэтому выбрала старый способ, проверенный. Хоть и чувствую себя коровой, все равно жую всякую зеленую хрень утром, в обед и вечером. Не ровен час - доиться начну.
Ладно, мужик мой, - весь мир против меня ополчился. Окно откроешь - соседи снизу тушат мясо с картошечкой; на балкон выйдешь - другие, сбоку, шашлыки на электрическом гриле затеяли; на улицу выберешься - курочки жареные на вертеле на каждом углу, за версту слышно. Обложили со всех сторон, словно волчицу. Так и воюю с этим пучком травы в пасти - проглотить тошно, а выплюнуть габариты в зеркале не позволяют.
"Черт! Сил моих больше нету лежать здесь голодным гиппопотамом, глазами лупать!" - рычу уже мысленно и тихонько, чтобы кроватью не дай Бог не скрипнуть, встаю и на цыпочках крадусь, словно тать, на кухню к холодильнику, к тому, что в цепи закован. К нему, родимому, райскими плодами напичканному. Али Баба так не рвался в пещеру разбойников, как я к мужниным сокровищам. Пытаюсь цепь через верх стащить, так ведь изверг этот ее через дверную ручку продернул, по башке бы его сейчас сковородкой! Двигаю эту громадину от стены, чтобы сзади попробовать - и там пропустил сквозь решетку, мерзавец изобретательный! Тогда, оттягивая цепь впереди, приоткрываю дверцу и в образовавшуюся щель втискиваю руку чуть дальше кисти. Шарю там в недрах, нащупываю что-то аппетитное, тяну и зависаю, как та обезьяна с бананом. Пальцы разжать меня теперь даже под пытками не заставишь. Яростно воюю с дверцей, пытаясь оттянуть цепь еще хотя бы на одно звено, и от бешенства готова рвать ее уже голыми руками, как вдруг чувствую затылком чей-то заинтересованный взгляд. В дверях кухни стоит в одних трусах мой Сим Сим подкроватный со скорбной рожей и ключ на пальце вертит.
- Открывай! - шиплю гадюкой - И чтоб ни звука... Убью!!! - А он даже и не пытается, верит на слово.
То, что я ухватила мертвой хваткой в кулак, оказалось огурцом.
- Какого хрена! - запускаю им в мужа и уже с головой, заныриваю в холодильник. Выхватив первый попавшийся сверток, рву зубами обертку и наконец-то впиваюсь тигрицей в окорок.
Что творю следующие полчаса, осознаю смутно. Наконец отваливаюсь от кладезя, захлопнув дверцу, и сыто фокусирую взгляд на благоверном, который, с проникновенным сочувствием в глазах смотрит на меня. Вижу, хочет погладить по головке, но еще не решается. Чего доброго - укусить могу.
Но, нет. Что-то новое зарождается в недрах моего непредсказуемого организма, растекаясь волнами тепла по моим телесам. "А мужичок-то у меня еще даже очень аппетитный. Поджарый такой жеребчик!" - вызревает уже внизу живота вполне определенное намерение.
- Ну вот. Теперь можно и "десерт", - заявляю плотоядно, - будет тебе под кроватью-то отлеживаться. Любишь, говоришь, рубенсовских женщин!
Тот молча кивает в ответ обреченно. Знает ведь, что страшнее "голодной" бабы зверя нет.
Июнь 2014